3. Долг и любовь

В истории моральной философии

достаточность любви как этического

принципа, тем более фундаментального,

ставилась под сомнение разными

мыслителями. И.Кант, Г.Сиджвик,

Ф.М.Достоевский, В.С.Со-ловьев,

исходя из различных метафизических

оснований, высказывали схожие в своей

основе суждения о том, что любовь,

как ее ни специфизировать в отношении

чувственной любви, все-таки остается

чувством, то есть субъективным и как

правило не поддающимся сознательной

регуляциии феноменом.

Различие Соловьевым жалости и

альтруизма как чувства и принципа

(которое уже упоминалось) опреде-

лялось во многом стремлением

перевести жалость в этический

контекст.

как чувство дано, по Соловьеву,

изначально. Соотнесение чувства с

принципом позволяло привнести в

анализ феномена элемент

долженствования, необходимо предпола-

гаемый этикой. Тем не менее

513

сострадание не перестает быть

состраданием, то есть эмоциональным

отношением.

Более решительным и

последовательным в этом вопросе был,

конечно, И.Кант. Собственно говоря,

Кант и указал на проблему: если мы

принимаем долг как исключительный

мотив нравственных деяний, то мы не

можем признать в качестве такового

любовь. Кант говорит о симпатии или о

"благонравной склонности состра-

дания", по всей видимости имея в виду

англо-шотландские теории морального

чувства, с которыми он остро

полемизировал из-за приверженности их

авторов тезису об интуитивном

характере морального познания и опре-

деляющей роли эмоций

(благожелательности, симпатии) в

моральной мотивации. В этих рамках

Кант и решал данную проблему, которая

заключается в том, что

благорасположение, сколь сильно оно

ни было развито у человека, отнюдь не

обязательно согласуется с принятыми

человеком на себя обязательствами.

Для отдельного человека оно может

стать принципом и тем самым быть

возведенным в долг, но тогда и надо

говорить о долге, а не о чувстве.

тому же добросердечие, по Канту,

именно в силу того, что оно

514

представляет собой желание, эмоцию,

не может быть деятельным, активным

началом в поступках человека, а

значит и считаться добродетелью, то

есть действительным универсальным

мотивом человеческих действий33. В

поздних работах Кант более

определенно противопоставил долг -

любви, которая, как и моральное

чувство, совесть или самоуважение,

представляет собой субъективное

условие моральности. Любовь

представляет собой дело ощущения,

нельзя любить из желания любить или

из долга любить. В отличие от любви,

бескорыстное благоволение (которое,

говорит Кант, неоправданно называют

"любовью") может быть подчинено

закону долга. Более того, "делать

добро другим людям по мере нашей

возможности есть долг независимо от

того, любим мы их или нет";

благодеяние в отношении некоторого

человека может пробудить любовь к

нему, может пробудить "человеколюбие

(как навык склонности к благодеянию

____________________

33 См.: Кант И. Наблюдения над

чувством прекрасного и возвы-

шенного // Кант И. Соч. Т. 2.

С. 137.

515

вообще)"34. Но это, в контексте

кантовских рассуждений уже иной

вопрос, относящийся не к метафизике,

а к психологии нравственности.

Приведенные концептуальные

соображения имели для Канта

определяющее значение в предпочтении

долга любви, и вряд ли дело

заключалось в том, что Канту, как это

предположил Э.Дюркгейм, просто не

удалось обосновать обязанность

милосердия через категорический

императив. Скорее всего, Дюркгейм

исходил из того содержания

категорического императива, которое

связывается с универсализуемостью

нравственных максим. Однако если

разобраться в содержании всех трех

"формул" категорического императива,

то первая - "Поступай только согласно

такой максиме, руководствусь которой

ты в то же время можешь пожелать,

чтобы она могла стать всеобщим

законом"35 - устанавливающая

универсализуемость нравственных

максим, действительно в своеобразной

- "сильной" версии воспроизводит

золотое правило и связана с заповедью

____________________

34 Кант И.

же. Т. 4, ч. 2. С. 337.

35 Кант И. Основы метафизики

нравственности. С. 260.

516

любви довольно опосредствованно. Но

вторая "формула", представляющая

практический императив - "Поступай

так, чтобы ты всегда относился к

человечеству и в своем лице, и в лице

всякого другого также как к цели, и

никогда не относился к нему только

как к средству"36 - как раз

утвреждает необходимость относиться к

другому не только по такому же

стандарту, по которому человек от-

носится к саму себе, но как к

ценности самой по себе. То есть по

своему нормативно-этическому

содержанию практический императив

тождествен именно заповеди любви. Так

что Кант отвергал этику любви в

качестве философского основания

учения о нравственности, то есть

отвергал с метафизических, а не

этических позиций. Апелляции к любви

(милосердию, благожелательности,

состраданию и т.п.) Кант считал

неуместными в рассуждении об основе и

природе морали, характере моральной

мотивации. Но если мы зададимся

вопросом о нормативном содержании

моральной философии Канта (вопросом,

который почти не возникает при

обсуждениях кантовского морального

учения), то мы обнаружим, что этика

____________________

36 Там же. С. 270.

517

любви является одним из основных его

контрапунктов.

К вопросу о соотношении любви и

долга, правда, не в философско-

этическом, а в психологическом его

ракурсе, обратился и Ф.М.Достоевский:

любовь заповедуется как путь

нравственного самоосуществления чело-

века, но как пройти по этому пути,

если человек, которого надо "по

морали" любить, не вызывает, да и не

может вызвать симпатии, не станет ли

"заказанная долгом любовь" возможной

лишь на основе "надрыва лжи" или

"натащенной на себя эпитимии"? На

этот риторический для Ивана

Карамазова вопрос Алеша пытается дать

ответ: необходим опыт милосердной

любви37.

совесть же чаще подсказывает человеку

другое, вот ведь и смиренный Алеша

Карамазов в негодовании потребовал

смерти для детоубийцы. Так что

Достоевский как будто подсказывает

ответ, противоположный кантову:

любовь, или, как говорит сам Достоев-

ский, сердце представляет собой

метафизическую основу нравственности,

____________________

37 Достоевский Ф.М. Братья

Карамазовы // Достоевский Ф.М.

Coбр. соч.: В 15 т. Л., 1991. Т. 9.

С. 266.

518

без милосердия и сострадания нрав-

ственность невозможна. А вот то, как

человек проявит любовь в деятельной

помощи ближнему, действительно

зависит от его опыта, от мудрости

сердца. Здесь и проявится, чем

является любовь для человека - формой

деятельного и заботливого отношения к

другому или чувством, в котором он в

данной ситуации самореализуется. Если

брать эту вторую возможность

"сентиментального" проявления любви,

то она, конечно, не объединяет, а

разъединяет людей. Если человек видит

в милосердии лишь свое переживание,

сострадание, этический принцип, а

другого человека как нуждающегося,

как объекта милосердия забывает, то

от любви в самом деле ничего, кроме

эмоции, а значит, кроме себялюбия, не

остается38.

Таким образом, как видим, в

проблеме соотношения заповеди любви и

веления долга есть несколько уровней:

первый - это уровень этико-

____________________

38 Подобные аргументы выдвигал,

впрочем, по существу не во всем

справедливо, против Л.Н.Толстого

И.А.Ильин (См.: Ильин И.А. О

сопротивлении злу

силою // Ильин И.А. Путь к

очевидности. М., 1993. С. 50-51).

519

философский, или метафизический, в

пределах которого рассуждение каса-

ется природы и "механизмов"

нравственности. Другой уровень -

аксиологический, на котором речь идет

о ценностном обосновании моральных

деяний, о конечном основании

нравственности.

психологический, раскрывающий мотивы

конкретных поступков. Четвертый -

технический, или прагматический,

связанный с вопросами практического

осуществления нравственных принципов

и личных установок личности. Так,

Алеша Карамазов, помня наставления

старца Зосимы, знает, что к человеку,

каким бы он ни был, следует

относиться сердечно, доброжелательно,

с любовью; он знает, что необходимо

подготовить себя к деятельной любви.

Но уже в этом знании долженствование

играет важную роль: "механика" и

"психика" человеческих отношений

провоцируют реакции и поступки,

которые не соответствуют тому образу

отношений, который предполагается

заповедью любви, необходимо волевое

усилие, чтобы вопреки социальной и

психической "механике" человеческих

отношений реализовать выбранные цели

сообразно добродетели. Когда действие

требует моральной и психологической

подготовки, гарантирующей его успеш-

520

ность, само сознание необходимости

такой подготовки и ее проведение

выводят долженствовательный элемент

на первый план. Вопрос, который решал

Кант, по сути дела был вопрос о

соотношении не долга и любви, а долга

и склонности. Ведь в любви он брал

лишь формальную сторону, ее

психологическую форму. Надо отметить,

что и сторонники "философии сердца",

выдвигая "голос чувства" против

"холодного сознания долга", принимают

во внимание именно формальные,

функциональные показатели

нравственности. Между тем, достаточно

обратиться к содержанию

нравственности, а именно к тому, что

вменяется человеку нравственными

требованиями, как станет очевидным,

что а) вопреки тому, что утверждает

рационалистическая этика, идея долга

скудна в нормативном плане;

б) вопреки тому, что утверждает

"этика сердца", идея долга скудна

лишь в нормативном плане. Но

"технически" заповедь любви может

реализовываться на основе как долга,

так и "натащенной на себя эпитимии",

так и по склонности, и из

непосредственного сострадания. В

любом случае, пусть по-разному, но

реализовываться будет именно заповедь

любви.

521