Славянофилы вне славянофильского кружка
Центром славянофильства была Москва. «Старшие славянофилы» составляли тесный кружок, члены которого были связаны дружескими, а часто и родственными узами. Поэтому в большинстве исследований к славянофилам относят именно этих славянофилов- москвичей.
Однако и вне Москвы были деятели, и подчас очень известные, которые, не имея связи с московскими славянофилами, тем не менее в своих трудах выступали со славянофильских позиций. Конкретно, они отмечали культурную и всякую иную самобытность русского народа, показывали принципиальные отличия русской цивилизации от западноевропейской, подчас даже подчеркивая, что Запад - это враг России, стремящийся превратить нашу страну в колонию. Не мирясь с засильем иностранного капитала в России и с господством «агентов влияния» Запада в правительственных сферах и в прессе, они поднимали свой голос в защиту наших национальных интересов. Есть и много других моментов, общих у этой когорты деятелей с московскими славянофилами. Из числа таких деятелей следует особо выделить Дмитрия Ивановича Менделеева и Александра Николаевича Энгельгардта.Менделеев Дмитрий Иванович - великий ученый-энциклопедист, просветитель народа, мыслитель, общественный деятель. Родился он (семнадцатый ребенок в семье) в 1834 году в Тобольске, в семье директора гимназии, который работал там после окончания Петербургского педагогического института. Мать была дочерью именитого купца. В год рождения Менделеева его отец ослеп, и все заботы о семье легли на мать. Семья переехала в село Аремзянское, где мать стала управлять небольшим стекольным заводом для производства аптекарской посуды, принадлежавшим ее брату. Будущий ученый с детства имел возможность приглядываться к заводскому делу, и уже тогда у него зародился интерес к промышленным занятиям.
В 1850 году Менделеев поступает в Петербурге в Главный педагогический институт (на физико-математическое отделение), более всего ему полюбилась химия.
Несмотря на обнаружившиеся серьезные нелады со здоровьем, он в 1855 году окончил институт с золотой медалью.Менделеев написал ряд интересных работ, а в 1862 году уже выпустил в свет свой учебник по органической химии. Примечательно, что уже в это время, увлеченный тайнами «чистой» химии, он уже записывает в дневнике: «Не завести ли завод?» («Научное наследие», т. 2, с. 213-214).
В 1865 году Менделеев стал профессором Петербургского университета. В 1869 году он сделал первый доклад об открытом им периодическом законе химических элементов, что положило начало его всемирной славе. В данном исследовании рассматриваются лишь те его труды, которые имеют отношение к экономике.
Менделеев гордился тем, , что служил России на трех поприщах. Первой службой Родине он считал научную деятельность, второй - педагогическую, а третьей - «служба, по мере сил и возможности, на пользу роста русской промышленности»[25]. Вопросам экономики посвящены работы Менделеева объемом примерно в 200 печатных листов - это десятая часть всех его опубликованных трудов.
Научная деятельность Менделеева в области экономики началась в эпоху «великих реформ» Александра II. Те силы, которые стояли за этими преобразованиями, руководствовались двумя установками. В политической сфере они стремились к установлению в нашей стране капиталистического строя по западному образцу, в эко - номической - к установлению либерального хозяйственного строя в его крайней форме монетаризма, который они приняли за высшее достижение экономической теории на Западе. При этом они широко открыли двери иностранному капиталу, который быстро завоевывал ведущие позиции в экономике России. Менделеев же с самого начала отстаивал национальные интересы России, что шло вразрез с главным направлением экономической мысли и экономической практики того времени. Но чтобы правильно оценить новаторский характер его идей, надо осознать разницу между «экономикой желудка» и «экономикой духа», сразу отметить принципиальные отличия русской экономической мысли от политической экономии Запада.
Строго говоря, все экономические теории можно разделить на две группы по тому, что они считают «первичным». Западные экономисты во главу угла ставят материальные условия жизни общества, производство, производственные отношения, капитал, труд и пр. Если они и принимали во внимание духовный элемент народного хозяйства, то отводили ему подчиненное место. Так, А. Смит понимал, что в человеке сосуществуют и нередко борются между собой эгоистические и альтруистические начала, но чтобы не вникать в их сложное взаимодействие, он их намертво разделил. Нравственные начала человеческой природы он изложил в книге «Теория нравственных чувств», которая прошла незамеченной (полвека назад в Ленинской библиотеке можно было получить экземпляр прошлого века с неразрезанными листами, то есть который никем не был востребован), а свое самое знаменитое сочинение «Исследование о природе и причинах богатства народов» основал на понимании человека как эгоиста, стремящегося лишь к собственной выгоде, и это представление об «экономическом человеке» стало исходным для всей классической политической экономии Запада. Маркс, хотя и много распространялся насчет интеллектуальных и нравственных сторон производства, по сути, вообще отрицал самостоятельное значение духовного фактора, считая, что «идеальное есть материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» (правда, он так и не пояснил, кто пересаживает материальное в голову и как его там преобразовывает).
В отличие от политической экономии Запада русская мысль неизменно исходила из первостепенного значения духовной стороны человека. Это нашло свое выражение и в религии, и в художественной литературе (Л. Толстой в «Войне и мире» определяет силу войска как его численность, помноженную на «коэффициент духа»), и во всех других сферах отечественной культуры. Отразилось это и в русской экономической науке, причем значение духовно-нравственного фактора хорошо понималось в ней и задолго до Менделеева.
О заслугах Менделеева перед русской и мировой наукой, перед русской промышленностью написано очень много.
Его имя навеки вошло в историю науки уже потому, что именно он открыл периодический закон химических элементов, на котором зиждится вся химия наших дней. Однако его перу принадлежат труды (общим числом свыше 500) не только по химии и химической технологии, но и по метрологии, воздухоплаванию, метеорологии, сельскому хозяйству, экономике, народному просвещению и пр. Один из крупнейших ученых современности, создатель «физической экономики» (то есть экономической науки о реальном производстве, а не о финансовых «пузырях») американец Линдон Ларуш считает идеи Менделеева основой всей современной науки (хотя на Западе сейчас они всячески дискредитируются, даже периодический закон Менделеева именуется просто «периодической таблицей», без указания имени ее создателя). Однако до сих пор не сказано главное: Менделеев поднял знамя национально-освободительной борьбы русского народа против положения России как сырьевого придатка Запада, против засилья иностранного капитала, против раболепства властей и интеллектуальной элиты страны перед иноземными идеями и порядками.Менделеев не мог смириться с тем, что «русский мужик, переставший работать на помещика, стал рабом Западной Европы и находится от нее в крепостной зависимости, доставляя ей хлебные условия жизни... Крепостная, то есть в сущности экономическая зависимость миллионов русского народа от русских помещиков уничтожилась, а вместо нее наступила экономическая зависимость всего русского народа от иностранных капиталистов... Миллиарды рублей, шедшие за иностранные товары... кормили не свой народ, а чужие». И он начинает борьбу за освобождение страны от этих экономических оков.
Надо иметь в виду, в каких условиях Менделеев выступил на экономическом и общественном поприще. «Первенствующим сословием» страны считалось дворянство, то есть помещики. Если в области культуры русское дворянство того времени оказалось на высоте и создало шедевры мирового значения («Пушкинская эпоха»), то в области экономики оно занимало в основном реакционные позиции.
Ведь помещики были главными производителями зерна, идущего на экспорт, и в их среде широко было распространено мнение (нашедшее, в частности, выражение в уже упомянутой книге председателя Тарифного комитета Л.В. Тенгоборского), будто «Россия - страна земледельческая и в развитии промышленности не нуждается» (другие добавляли: да наш земледельческий народ на это и не способен). Они полагали, что нашей стране, располагающей необъятными просторами пахотных земель, самой судьбой предназначено быть кормилицей Европы, где население густое, а земли мало. А потому следует прилагать усилия прежде всего к расширению экспорта сельскохозяйственной продукции, необходимые же промышленные изделия можно будет на полученную валюту закупать за границей (за исключением того, что совершенно необходимо для оснащения вооруженных сил). В силу всех этих обстоятельств идеи Менделеева, выступившего горячим поборником промышленного развития России, причем с опорой на самые широкие слои народа, встречали резкое противодействие со стороны как правящего класса, так и собственно правительства. Круг его идейных противников был на редкость широк: в первую очередь это были иностранные капиталисты, в том числе главы могущественных кланов Нобелей, Ротшильдов и Рокфеллеров, их российские «агенты влияния», отечественные предприниматели, руководствовавшиеся своекорыстными интересами и не желавшие думать о судьбах страны и народа, помещики, заинтересованные в сохранении за Россией роли поставщицы хлеба для Европы, кулаки и различные посредники, наживавшиеся на эксплуатации крестьян и ремесленников, коррумпированное чиновничество, космополитическая прозападная интеллигенция (так и хочется добавить: «и прочая, и прочая, и прочая...»), включая «сливки» ученого мира, завидовавшие титану науки (Менделеев, избранный почетным членом десятков академий и научных обществ многих стран мира, так и не удостоился чести стать академиком в России. Впрочем, он и сам к этому не стремился, говорил, что не променяет свое купеческое достоинство на академическое). Немало крови попортили ему и продажные и русофобствующие журналисты, захватившие к тому времени важнейшую часть российской прессы. А сторонников его можно было пересчитать по пальцам. И в этой обстановке Менделеев неустанно вел свою патриотическую деятельность, выступая одновременно на самых разных поприщах науки и практики.Дело не только в том, что Менделеев выступил за развитие русской промышленности, - за это выступали и сами промышленники, - а в том, что он связал это развитие с судьбами страны, думая не о становлении того или иного конкретного предприятия или отрасли (о чем и хлопотали заводчики и фабриканты), а всего народнохозяйственного комплекса, необходимого современному могучему государству и состоящего из ряда территориальных комплексов. Не менее важно, что он неустанно подчеркивал: надо говорить не про-
МИХАИЛ АНТОНОВ
сто о развитии промышленности, а о том, «будет она национальной или иностранной». При этом он понимал промышленность не только в узком смысле, как производство благ и услуг, но и в широком, включая снабжение, сбыт, торговлю, транспорт.
Ему не было еще тридцати, когда известный нефтепромышленник В.А. Кокорев попросил его выехать в Баку для изучения состояния нефтедобычи и нефтепереработки. Менделеев в 1860 году тщательно обследовал все бакинские нефтепромыслы и установки по переработке нефти, но не ограничился этим, а наметил целую программу повышения эффективности отрасли. Он оценил потребности всей России в нефтепродуктах, принял в расчет все тогда известные и предполагаемые им месторождения нефти, предложил нефтеперерабатывающие заводы размещать не в местах добычи нефти, а в центрах ее потребления, где есть необходимые материалы (металл, строительный лес и др.) и рабочие руки. Нефть на заводы нужно направлять водным путем или по трубопроводам. Заводы, располагающиеся возле центров потребления, будут быстрее реагировать на изменение спроса на разные сорта нефтепродуктов со стороны потребителей, а главное - станут перерабатывать нефть полнее, использовать в качестве топлива не нефть (как это делали бакинские заводы), а остатки от ее переработки. Менделеев составил схему размещения новых нефтеперерабатывающих заводов в Центральной России, в особенности вблизи Москвы и в крупнейших городах на Волге (в Царицыне, Саратове, Самаре, Нижнем Новгороде, Ярославле, Рыбинске, Казани). Не остались без его внимания и вопросы соответствующего развития путей сообщения - железных дорог, Волжского водного пути. Мало того, он предложил построить нефтепровод Баку-Батуми и заводы по переработке нефти на Черноморском побережье с тем, чтобы не только избавить Россию от импорта американского керосина, но и самим экспортировать нефтепродукты в Европу. Он считал варварством, что сырая нефть, из которой можно получать столько ценнейших продуктов, используется как топливо.
На весь мир прозвучала его фраза: «Нефть - не топливо, топить можно и ассигнациями». Менделеев выступил против системы откупов, поскольку откупщики более всех противились глубокой переработке нефти. Позднее (в 1876 году) он побывал в США и, познакомившись с практикой нефтедобычи в Пенсильвании, пришел к выводу, что в России ее можно поставить не хуже, а лучше.
Менделеев так определил перспективы развития нефтяной промышленности в России.
В ближайшее время - в районе Баку «вместо 1-2 миллионов пудов можно легко довести добычу до сотен миллионов пудов и вме-
сто ввоза американского керосина - до вывоза огромной массы за границу»; а в более отдаленном будущем - «мы могли бы залить нефтью весь свет.»[26].
Министр финансов М.Х. Рейтерн назвал этот прогноз Менделеева «профессорскими мечтаниями». Однако прав в этом споре оказался Менделеев, а не министр. Именно труды Менделеева дали мощный толчок развитию теории и практики, рациональной постановке всего нефтяного дела в стране.
Менделеев видел пороки тогдашней практики индустриализации страны. Еще Петр I поставил задачу совершенствования сети путей сообщения с целью прежде всего облегчения вывоза русских богатств (особенно хлеба) на Запад. Тот же курс проводился и при Николае I, и при Александре II. Так, широкое строительство железных дорог развернули, не создав предварительно своей металлургии, в итоге рельсы и подвижной состав пришлось за золото покупать на Западе. Ученый, подсчитав, сколько на этом потеряла Россия, с горечью отмечал: «В 20 последних лет Россия переплатила Западной Европе более 1500 миллионов рублей за чугун, железо и сталь в разных видах. Если бы вместе с постройкой железных дорог были приняты для водворения железного производства должные меры. тогда бы экономическое положение России было иным, чем ныне. Россия давно бы продавала за границу массу товаров этого рода и народ пользовался бы дешевейшими металлическими орудиями»[27]. Вывод Менделеева убийственный: промышленность Германии отчасти построена на наши денежки, да и впоследствии более половины российских заводов принадлежали иностранцам, что, по его мнению, было опасным и в мирное, и особенно в военное время.
Выступая за развитие промышленности страны, Менделеев неминуемо должен был ответить тем, кто полагал, будто индустриализация России противоречит интересам ее сельского хозяйства. Он доказывал, что именно индустриализация создаст базу для прогресса сельского хозяйства, которому даст современные орудия производства, увеличит платежеспособный спрос на сельскохозяйственную продукцию внутри страны, расширит ассортимент сельскохозяйственных культур (в том числе технических), даст возможность прейти от экстенсивных методов ведения хозяйства к интенсивным технологиям. Менделеев не уставал повторять: «Промышленные предприятия - не враги, а истинные союзники или родные братья сельскохозяйственной промышленности», в сельском хозяйстве тоже будут широко применяться машины, и получит оно их от заводов. Вопросам развития агропромышленного комплекса посвящены многие работы ученого.
Сельское хозяйство, с его точки зрения, не должно специализироваться на производстве хлеба преимущественно на экспорт, ибо это ведет к истощению земли.
«Земельное истощение замечается в самых богатейших местах чернозема, и с ним, конечно, связано появление всяких червей, жучков и тому подобных египетских казней, которыми Россия карается в последние годы за свое убеждение в том, что она - страна исключительно земледельческая»[28].
Позднее он добавит: «. развитие заводов, обрабатывающих сырье, уничтожит пагубный для России вывоз из нее хлебного сырья, который заменится вывозом продуктов заводских. Это уничтожит быстрое истощение земель, составляющее результат односторонней пшеничной разработки нашего чернозема» («Об условиях развития заводского дела в России», 1882 год).
Сельское хозяйство - это своего рода промышленность для производства растений и животных, и его продукция должна максимально подвергаться переработке на месте. Гораздо выгоднее экспортировать не зерно, а скот, выращенный на зерне, не виноград, а вина и пр. (следует заметить, что сам Менделеев употреблял немного виноградного вина, водки практически не пил и знал вкус спирта только как химического продукта, получаемого при опытах, тем не менее именно ему принадлежит установление оптимальной крепости водки в сорок градусов).
Над вопросом, как наиболее рационально использовать сельскохозяйственные угодья, добиться максимальной отдачи от них, Менделеев задумывался еще с середины 1860-х годов. Тогда он предложил обширнейшую программу сельскохозяйственных экспериментов, которые проводились бы по единому плану и по единой методике в разных местностях России. На этот его призыв мало кто откликнулся. Тогда он решил проводить эти эксперименты сам. Чтобы не разделить участь «теоретиков» сельского хозяйства, составляющих рекомендации для других по книгам предшественников, Менделеев купил в Клинском уезде Московской губернии имение Боблово с 400 десятинами земли, хотя «знатоки» и отговаривали его от этой затеи, предрекая неминуемое разорение. Однако он, не вкладывая больших капиталов (которых у него никогда и не было), в короткий срок добился такого роста урожайности (более чем вдвое) в растениеводстве и продуктивности в животноводстве, что его хозяйство стало местом паломничества земледельцев и объектом, где проходили практику студенты Петровской (нам более известной как Тимирязевская) сельскохозяйственной академии. Эти практические занятия сельским хозяйством дали ему материал для серии статей о способах обработки почвы, о применении удобрений, о травосеянии.
Во второй половине ХІХ века на мировой рынок стало поступать в растущих количествах зерно из США и других стран Америки. В связи с этим мировые цены на зерно - главный предмет российского импорта - упали. Производство зерна становилось для многих хозяйств в России убыточным. Западная агрономическая наука рекомендовала для повышения урожайности применять фосфорные удобрения, которые в России были импортными и потому дорогими. Менделеев не отрицал пользы таких удобрений, однако отмечал, что многие почвы у нас истощены как раз не по фосфору. Он вообще рассматривал почву не просто как носитель тех или иных химических элементов, а как сложное «живое» образование. Ее нужно сначала посредством удобрения навозом и другими мерами довести до такого состояния, когда она будет в состоянии воспринимать азотистые удобрения. А чтобы эти удобрения производить в России, надо наладить массовое производство дешевой серной кислоты, что позволит получать недорогой суперфосфат из имеющихся у нас фосфоритов.
Менделеев горячо поддержал почин русского дворянина, морского офицера Николая Васильевича Верещагина, который в 1865 году основал первую в России артельную сыроварню, и этот опыт стал широко распространяться в стране.
Глубоко изучив опыт Верещагина и состояние молочного животноводства в центральных губерниях России, Менделеев разработал рекомендации по организации крестьянского сыроварения и других перерабатывающих производств, которые помогли крестьянам избавиться от гнета кулаков и перекупщиков, а страну избавляли от господства иностранцев - монопольных производителей сыров. Он же наметил пути улучшения кормовой базы животноводства в разных по природным условиям зонах, включая травосеяние, орошение и пр.
Но все эти выдающиеся теоретические и практические достижения стали для Менделеева лишь отправной точкой для подлинного взлета творчества этого гения русской экономической мысли. Его главные достижения пришлись на царствование Александра III (см. главу 4).
Энгельгардт Александр Николаевич (1832-1893), ученый- химик, педагог, агроном, публицист, землевладелец. Происходил из старинного дворянского рода, окончил Михайловское артиллерийское училище, служил в гвардейской конной артиллерии Санкт-
Петербурга, инспектировал пороховые заводы, в Германии знакомился с технологией производства на заводах Круппа, одновременно серьезно занимался естественными науками и особенно химией, печатался в журнале «Рассвет» (впоследствии статьи составили «Сборник общепонятных статей по естествознанию»). Выйдя в отставку, перешел на службу в министерство государственных имуществ. В 1855 году основал первый в России химический журнал, в котором печатал и свои работы и статьи Д.И. Менделеева, Н.Н. Бекетова, А.М. Бутлерова. За его труды Харьковский университет присвоил ему степень доктора химии. Создал первую частную химическую лабораторию, в которой любой желающий за небольшую плату мог производить опыты. В 1866 году избран профессором химии во вновь открытом Петербургском земледельческом институте, изучал месторождения фосфоритов в разных губерниях России.
В 1860-е годы был связан с народниками, стал членом «Земли и воли». Был арестован за участие в студенческих беспорядках, а в 1871 году «за вольнодумство» был сослан в родовое имение Батище- во в Смоленской губернии.
Имение он застал совершенно разоренным, из 600 десятин земли под пашней были заняты лишь 80, все остальное было заброшено. Урожайность зерновых при обычном для тогдашней среднерусской деревни трехпольном севообороте составляла сам-три, молочное животноводство велось в убыток. А весь его капитал составлял 500 рублей. Увидев запустение и во всей губернии, Энгельгардт посчитал подъем своего хозяйства не только способом обретения средств к жизни, но и своим патриотическим долгом, чтобы доказать, что вся Россия могла бы быть необыкновенно богатой, если устранить бюрократические узы и устаревшие отношения собственности. И он своей цели добился, его имение стало местом, куда приезжали за передовым опытом со всех концов страны. А появившиеся в печати его письма-очерки, составившие впоследствии книгу «Из деревни», стали подлинным общественным событием, произвели переворот в общественном сознании, в представлениях о путях развития не только российской деревни, но и страны в целом. Энгельгардта называли «Колумбом российского села», которое он открыл нашей интеллигенции, как Колумб Америку. Он воспринимался многими, особенно патриотически настроенной образованной молодежью, не просто как удачливый помещик и замечательный публицист, но и как учитель жизни, к которому потянулись многочисленные паломники.
В теоретическом наследии Энгельгардта по экономической проблематике наиболее важны две составляющие: методы и опыт постановки эффективного отдельного частнособственнического хозяйства и соображения о путях развития России. Энгельгардт неизменно подчеркивал принципиальные различия всех сторон духовной жизни и хозяйственного уклада русских и западноевропейцев.
Главное в экономическом опыте Энгельгардта - то, что он создал систему хозяйствования, «решающим звеном» которой стала установка не просто на человека, крестьянина и работника, а именно на русского человека, живущего своим особым, национальным строем жизни. С первых же шагов своей деятельности в деревне он широко использовал артельную организацию труда, а также такую русскую форму взаимопомощи, как «толока» выполнение работы, нужной одному члену общины, силами всего крестьянского «мира»..
Важнейшими причинами разорения помещичьих хозяйств в Нечерноземье в условиях рыночных отношений, быстро развивавшихся после отмены крепостного права, были отсталость агротехники и конкуренция со стороны малороссийских и новороссийских хозяйств, у которых благодаря лучшим природно-климатическим условиям себестоимость производства зерна была значительно ниже. Помещичьему землевладению пришел конец. Свободный крестьянин не станет обрабатывать помещичье поле, а нанимать его за деньги для помещика разорительно. Помещики, даже если они накупили английских плугов и породистый скот, «разорились по науке», потому что видели в крестьянах только «мужиков» и «баб», то есть существа низшего порядка, и были неспособны стать хозяевами. В отличие от них Энгельгардт понимал, что в хозяйстве главное - не машины, а «хозяин, потому что от него зависит вся система хозяйства, и если система дурна, то никакие машины не помогут».
Убедившись в бесперспективности традиционного зернового и молочного хозяйства в условиях средней России, Энгельгардт сделал ставку на выращивание льна, одна десятина которого давала чистый доход в сто рублей. Он ввел 15-польный севооборот с посевами трав, особенно клевера, создав солидную кормовую базу. В итоге и урожайность зерновых поднялась в 2,5 раза, и молочное животноводство стало прибыльным.
Важным теоретическим достижением Энгельгардта стала выработка понимания хозяйства именно как целого. Здесь необходимы не только правильное соотношение пашни, сенокосов, пастбищ и количества скота, но и соответствие орудий труда цели производства и т.д. Энгельгардт избежал ошибки, в которую впадали многие «новаторы»: он показал, что хозяйство нельзя перестраивать по отдельным элементам. Если изменяется ведущее звено комплекса, то необходимо соответственно менять и остальные звенья. Так, переход
МИХАИЛ АНтОНОВ
на возделывание льна потребовал замены сохи плугом, использования железной бороны, замены лошадей и пр.
А размышляя о путях развития России, Энгельгардт показывает противоположность интересов помещика, хлеб продающего, и крестьянина, которому своего хлеба не хватает, его приходится покупать. Крестьяне считают, что земля — Божья, частная собственность на нее немыслима, а помещики ее захватили. У крестьян земли мало, у помещика много, хотя он без крепостных не в силах ее обработать. Пустуют земли - бедно и слабо государство.
Причиной такого положения Энгельгардт считал то, что освобождение крестьян проводилось по западным образцам: чтобы крестьяне, получив небольшой земельный надел, с которого невозможно прокормиться, нанимались на работу к помещикам, - так, как произошло в Западной Европе. Там на землевладельцев-капиталистов работал безземельный наемный кнехт. Но в России крестьяне сами хозяева, хотя их земельный надел и недостаточен, и нанимаются на обработку помещичьей земли только по нужде. Поэтому у помещичьих хозяйств нет будущности.
Но, по Энгельгардту, и у хозяйства крестьянина-кулака тоже нет перспектив. Кулак разлагает деревню и подрывает основу всякого хозяйства.
Энгельгардт выступает против распространенного в среде помещиков и либеральной интеллигенции взгляда на крестьян как на ленивое и невежественное «быдло», существа низшего рода, особенно против представления о крестьянине как о лентяе, пьянице и недобросовестном работнике. Наш работник не может, как немец, равномерно работать ежедневно в течение года — он работает порывами, потому что у нас полевые работы вследствие климатических условий должны быть произведены в очень короткий срок. Но когда требуется, он может сделать неимоверную работу, например, в покос. На своем опыте Энгельгардт разоблачал и убеждение помещиков, будто у нас невозможно употреблять улучшенные орудия вследствие «недобросовестности», «невежества» русского крестьянина: его работники освоили пахоту плугами на высшем уровне качества.
Энгельгардт считал несостоятельными представления славянофилов, а затем и народников об общине и артели. Работа у артели общая, но «производится в раздел, причем никто никогда друг другу не помогает, хоть ты убейся на работе. Крестьянская община, крестьянская артель — это не пчелиный улей, в котором каждая пчела, не считаясь с другой, трудолюбиво работает по мере своих сил на пользу общую. Э! если бы крестьяне из своей общины сделали пчелиный улей — разве они тогда ходили бы в лаптях?»
Энгельгардт опровергал миф, будто сельское хозяйство пореформенной России процветало и наша страна, резко увеличив экспорт зерна, стала кормилицей Европы, и считал, что проводилась антинародная политика «недоедим — а вывезем!», потому что русские крестьяне недоедали. Экспорт хлеба - не общегосударственное дело, а выражение интереса помещиков, и доходы от продажи зерна шли им. А то, что причиталось государству, на деле доставалось его кредиторам, банкирам Запада, ибо Россия все больше увязала в путах внешнего долга: «Хлеб нужно продавать немцу для того, чтобы платить проценты по долгам», чтобы поддерживать наш кредитный рубль. Дался же им этот наш кредитный рубль, с гневом пишет Эн- гельгардт, - «точно он какое божество, которому и человека в жертву следует приносить». Энгельгардт видел в этом наглую распродажу России.
Энгельгардт был убежден, что к русской деревне неприложимо учение Маркса, где в основе всего лежит экономика. У русских стремление «жить по своей воле» неизменно брало верх над соображениями экономики: «Пусть будет и хуже, зато в своем углу». Причиной бедности крестьян служили не только кабальная зависимость бедняков от помещиков и кулаков, но и разобщенность в действиях крестьян и особенно семейные разделы. Крестьянская семья зажиточна, пока она велика и работы производятся сообща. Но каждой бабе хочется быть большухой, и они подзуживают своих мужей на раздел. «Непременным результатом раздела должна быть бедность. Почти все нажитое идет при разделе на постройку новых изб. на покупку новых корыт, горшков. Разделились «богачи», и вот один «богачев» двор обыкновенно превращается в три бедных двора».
Крестьяне считали, что земля может быть только общинной собственностью. И Энгельгардт делает вывод: раз земля должна быть общей, то в идеале и хозяйствование на ней должно стать совместным: «Все дело в союзе. у нас первый и самый важный вопрос есть вопрос об артельном хозяйстве. Каждый, кто любит Россию, для кого дорого ее развитие, могущество, сила, должен работать в этом направлении».
Если крестьяне не перейдут к артельному хозяйству и будут хозяйничать каждый двор в одиночку, то и при обилии земли между земледельцами-крестьянами будут и безземельные, и батраки, а такое расслоение вчера еще единого крестьянского общества может обернуться кровавыми делами. «И посмотрите, где у нас сохраняется хороший скот, — . только в монастырях, где ведется общинное хозяйство».
Энгельгардт считал, что в деле хозяйственного подъема российского села решающую роль призвана сыграть патриотически настроенная часть интеллигенции. Зародышем нового аграрного строя должны были стать «деревни интеллигентных мужиков» - учителей, врачей, агрономов, которые сами обрабатывали бы землю и в то же время выполняли свои профессиональные обязанности.
Но чтобы артель интеллигентных земледельцев процветала, ее должен возглавлять умный руководитель, не только умеющий выполнить любую крестьянскую работу, но и могущий при необходимости во всем идти впереди, воздействовать на других силой личного примера. Это главный признак русского понимания роли руководителя, который должен быть для всех высшим авторитетом не в силу должности, а по праву лучшего специалиста. Выращивание таких артельных хозяев — первая задача и хозяйств, и государства.
В современной России Энгельгардта мало кто знает. А ведь тогда в России, если не считать оптинских старцев и других светочей духовенства и монашества, были наиболее известны два учителя жизни — Лев Толстой и Александр Энгельгардт. И нередко разуверившиеся в своем учителе «толстовцы» приезжали к Энгельгардту и находили там ответ на самые глубокие запросы своей души.
Когда советская власть поставила задачу коллективизации сельского хозяйства, российская интеллигенция уже забыла опыт Энгельгардта. А потому за основу коллективного хозяйства было взято положение о киббуце — поселении еврейских горожан, осевших на землю, что во многом обусловило «перегибы» при проведении коллективизации, надолго скомпрометировавшие саму ее идею. Ведь в киббуцах с их чрезмерным обобществлением и производства, и быта, например, запрещалось обедать дома, а не в общественной столовой. И у нас обобществление всего, вплоть до последней курицы, было ошибкой, исправление которой потребовало огромных усилий. И насколько, думается, легче было бы нам решить эту историче - скую задачу, если бы на вооружении ученых, практиков и политиков, руководителей страны оказались тогда идеи и хозяйственный опыт Энгельгардта.
Выше уже говорилось, что Энгельгардт знал, как тяжело было в деревне заболевшему, даже небогатому помещику, не говоря уж о крестьянах, которым частный доктор, живущий в городе, был недоступен: «Заболеет мужик — ходит, перемогается, пока есть сила. Свалился — лежит». Повезет - выздоровеет, а нет - умрет. Едва поправившись, мужик начинает работать, простуживается, да еще при плохой пище, - помирает. И Энгельгардт приходит к выводу о необходимости совершенно иного строя всей жизни страны: «Необходимо, чтобы все лица, живущие в одной волости, — помещики, попы, мещане, арендаторы, крестьяне. составляли одно целое, были связаны общим интересом, лечились бы одним и тем же доктором, судились одним судьей, имели общую кассу для своих местных потребностей, выставляли в земство общего представителя (или представителей) волости. При теперешнем же устройстве, когда лица разных сословий, живущие в одной волости, ничего общего между собою не имеют, подчинены разным начальствам, разным судам, — ничего путного быть не может. А вот если бы: волость — единица. Свой волостной судья, в волости живущий. Свои выборные попы волостные. Своя внутренняя волостная полиция. Свой волостной совет. Тогда бы скорее мог бы явиться свой волостной доктор, своя волостная школа, своя волостная ссудная касса». И чтобы в депутаты волостного Совета избирались бы люди, болеющие за общие интересы, чтобы эти посланцы всех слоев народа получали наказы от своих избирателей и отчитывались о проделанной работе... Таким Энгельгардту виделось наше народное представление о разумной и справедливой власти.
Энгельгардт критикует сложившийся в государстве порядок взимания налогов с крестьянина как раз тогда, когда цена на товар крестьянского хозяйства самая низкая. И чиновники и скупщики набрасываются на крестьянина. Получается, что государство помогает загонять крестьян в кабалу к помещикам и кулакам.
Энгельгардт вынужден был вступить в жаркий спор с неославянофилами, выступавшими за переход сельского хозяйства России от экстенсивной системы земледелия к интенсивной. Он считал, что это не призыв к очередному шагу по пути прогресса, а защита корыстного сословного интереса дворянства.
Энгельгардт утверждал, что у крестьян мало земли, у помещиков же земли оказалось больше, чем до отмены крепостного права, и значительная часть ее оставалась необработанной из-за отсутствия рабочих рук. Такое положение могло со временем привести к социальному взрыву. Энгельгардт считал необходимой передачу всей земли крестьянским общинам. А выразители интересов помещиков утверждали, что никакого малоземелья у российских крестьян нет, просто земля плохо используется, хозяйство крестьяне ведут экстенсивное, а нужно переходить на интенсивную систему с использованием искусственных удобрений и пр., что подтверждалось ссылками на опыт стран Западной Европы.
Энгельгардт высмеивал такой «идеал»: «...мужик, живущий на интенсивно обработанном клочке земли. Мужичок в сером полу- фрачке посыпает виллевскими туками свою нивку, баба в соломенной шляпке пасет свою коровку на веревочке по клеверному лужку».
По Энгельгардту выходило, что темный и неграмотный русский мужик в смысле хозяйства оказывается более просвещенным земледельцем, чем патентованные агрономы, начитавшиеся французских книжек. Ведь частные хозяйства рациональны со своей, а не с общегосударственной точки зрения. В хозяйстве с отличным молочным скотом сено заготовляется самого раннего закоса. Но «мужик, оставляющий свою траву подрасти, чтобы было побольше сена, поступает рациональнее, если мы посмотрим с точки зрения общей пользы хозяйства страны. Точно так же и воззрения мужика на общую систему хозяйства страны, его экстенсивная система хозяйствования разумнее интенсивной системы. что за бессмыслица такая! Огромные пространства земель, которые могут дать превосходные урожаи хлеба. мы оставим пустовать... а сами засядем на маленькие кусочки земли и будем их удобрять виллевскими туками. в нечерноземной полосе... мы должны... вести экстенсивное хозяйство, расширяться по поверхности, распахивать пустующие земли. Я утверждаю, что это единственное средство поднять наше упавшее хозяйство, единственное средство извлечь те богатства, ко - торые теперь лежат втуне. И так как сделать все это может только мужик, так как будущность у нас имеет только общинное мужицкое хозяйство, то все старания должны быть употреблены, чтобы эти пустующие земли пришли к мужику. Этого требует благо страны, благо всех».
Расширение обрабатываемых земель позволит, не увеличивая много посевы хлебов, выделить площади под травы — клевер, тимофеевку, и это дало бы громадное увеличение производительности сельского хозяйства.
Не следует думать, что экстенсивное хозяйство — это отсталость, а интенсивное — прогресс. И экстенсивное хозяйство надо вести правильно, не хищнически. Отстаивая ту систему земледелия, которая, по его убеждению, наиболее подходила России, Энгель- гардт ратовал и за создание русской агрономической науки: «Нет химии русской, английской или немецкой, есть только общая всему свету химия, но агрономия может быть русская, или английская, или немецкая. Мы должны создать свою, русскую агрономическую науку, и создать ее могут только совместные усилия ученых и практиков.»
На все вопросы ведения хозяйства Энгельгардт смотрел с государственной точки зрения, думая о благе России: «Ну что толку для землевладельца, когда его земля пустует или беспутно выпахивается, что толку для фабриканта, что голодный рабочий дешев, когда фабриканту некому сбыть свой миткаль, кумач, плис?.. А кто же, как не мужик-потребитель, может поддержать и фабриканта, и купца? На господах далеко не уедешь. Не тот фабрикант живет, который производит господский товар, а тот, который производит мужицкий. Богатеет тот купец, который торгует русским, то есть мужицким товаром». По сути, Энгельгардт здесь говорит о непригодности для России рыночной экономики, о необходимости повышения уровня жизни народа для создания полноценного внутреннего рынка.