Экономическая наука и экономическое образование
В России с давних пор был накоплен большой опыт рацио - нального и эффективного ведения хозяйства как в рамках отдельного поместья или предприятия[6], так и в масштабе государства.
Но русская экономическая наука в правящих сферах России была неизвестна. В ходу в России были западноевропейские экономические теории.Большой популярностью как в русском образованном обществе, так и в правительственных сферах пользовались идеи Адама Смита (первый русский перевод его книги «Исследование природы и причин богатства народов» был сделан в 1802-1806 годах). В официальном органе Министерства внутренних дел «Санкт- Петербургском Журнале» популяризации идей Смита было посвящено несколько статей (об отношении славянофилов к идеям Смита, как и других западных экономистов, будет сказано в следующей главе).
В 1805 г. вышел курс профессора Московского университета Xр. Шлецера - «Начальные основания государственного хозяйства», составленный вполне в духе Смита. Курс Шлецера был для своего времени выдающимся произведением и переведен на французский и немецкий языки.
Самым замечательным последователем Смита, писавшим хотя и не по-русски, но в России, был Шторх. Он родился в Риге (Россия). Его родители были немцами, и впоследствии он одинаково легко писал по-немецки и по-французски. После обучения в Йенском и Гейдельбергском университетах в 1789 году в России он поступил на государственную службу и выпустил монументальный историко-статистический труд по Российской Империи «Statistische Gemalde des russischen Reichs» (1798-1803), который представляет собой чрезвычайно полное и точное описание русского хозяйственного строя того времени. За этот труд он был избран членом Российской Академии наук.
После того, как он был нанят учителем политэкономии к сыновьям царя Александра I, он опубликовал свой шеститомный «Курс политической экономии» (Course d’Economy politique) (1815) - один из лучших экономических курсов первых десятилетий XIX века.
В 1824 году вышел другой труд Шторха «Размышления о природе национального дохода» (Considerations sur la nature du revenu national). Оригинальные воззрения Шторха оказали значительное влияние на европейскую науку (особенно его теория ценности, в основание которой положена мысль, что ценность создается полезностью, и теория «невещественного производства» - учение о производительности труда, не направленного на материальные предметы). Крепостное право встречало со стороны Шторха резкое осуждение.Шторх выдвинул теорию этапов экономического развития, схожую с более поздней теорией Листа, изложенной им в National System of Political Economy (1841). Шторх может претендовать на место в ряду предшественников кейнсианства, то есть кое в чем опередил свое время на сотню лет.
МИХАИЛ АНтОНОВ
Именно академик Генрих Фридрих (на русской службе Андрей Карлович) фон Шторх читал Николаю, тогда еще великому князю-подростку, и его младшему брату Михаилу лекции по политической экономии. Этот ученый на уроках монотонно зачитывал малолетним великим князьям главы своей книги, написанной на французском языке. Несмотря на суровую дисциплину (воспитатель князей генерал Ламздорф даже подвергал их телесным наказаниям, подчас просто избивал), ученики Шторха плохо слушали. Конечно, сейчас довольно сложно понять, насколько сильным было влияние Шторха на будущего российского императора. Сам Николай I впоследствии не самым лучшим образом отзывался о своем преподавателе, называя его лекции «усыпительными». Однако великий князь все-таки был вынужден и сидеть на этих лекциях, и зубрить материалы Шторха при подготовке к экзамену по политической экономии. В связи с этим Николаю Павловичу пришлось (хотя и без особого желания) кое-что усвоить из прослушанного курса Шторха.
Широкое распространение в русском образованном обществе Александровской эпохи идей А. Смита сделало возможной энергичную агитацию в пользу свободной торговли, предпринятую влиятельным еженедельным журналом: «Дух журналов» (издававшимся в 1815-20 годах в Петербурге).
Эта агитация привела к кратковременной победе - изданию либерального тарифа 1819 г., продержавшегося недолго и уже в 1822 г. замененного новым тарифом, в духе крайнего протекционизма. К школе Адама Смита принадлежал и Николай Тургенев, автор обратившей на себя внимание книги «Опыт теории налогов» (Санкт-Петербург, 1819). Противником свободной торговли был знаменитый государственный деятель адмирал Мордвинов. Его книга «Некоторые соображения по предмету мануфактур в России» по оригинальности мысли резко выделяется среди русской экономической литературы того времени. Защищая покровительственный тариф, Мордвинов высказал значительно ранее Фридриха Листа очень многие из аргументов, которые впоследствии составили славу этого писателя. Так, Мордвинов с полной ясностью установил зависимость успехов земледелия от роста промышленности, а также формулировал учение о «емкости населения» страны в связи с ее хозяйственным строем. Гораздо слабее другая книга Мордвинова: «Рассуждения о пользах могущих последовать от учреждения частных по губерниям банков».Доктрина «официальной народности», выдвинувшаяся на первый план при императоре Николае I, наложила свою печать и на
экономическую науку. Начало романтического направления в русской экономической науке было положено немцем Гакстгаузеном, оказавшим глубочайшее влияние на нашу экономическую мысль.
Неверно мнение, будто Гакстгаузен открыл в России общину: общинное владение крестьян описывалось в России много раз до Гакстгаузена, но он действительно раскрыл огромное значение этого института в общем строе русской жизни. Будучи убежденным консерватором, Гакстгаузен нашел в России поразившее его соединение автократического строя с экономическими формами, до некоторой степени соответствующими требованиям западноевропейских социальных реформаторов.
«Во всех западноевропейских странах, - говорит Гакстгау- зен в своей замечательной книге «Studien uber die inneren Zustande Russlands», - глашатаи социальной революции ополчились против богатства и собственности: уничтожение права наследства и равно - мерное распределение земли - вот лозунг этих революционеров.
В России такая революция невозможна, так как утопия западноевропейских революционеров получила в этой стране свое полное осуществление».Россия обладает крестьянской земельной общиной - «одним из самых замечательных и интересных учреждений, какие только существуют... В русских общинах... живет такая компактная социальная сила, как нигде». Община избавляет Россию от главного зла современного общественного строя Западной Европы - от пролетариата.
Книга Гакстгаузена является поворотным пунктом в истории русской экономической науки. До Гакстгаузена русская наука не пыталась охватить одной общей идеей наш хозяйственный строй во всем его своеобразии. После Гакстгаузена противопоставление народного хозяйства России западноевропейскому стало основным мотивом русской экономической мысли. Экономические воззрения как западников, так и славянофилов сложились под непосредственным влиянием Гакстгаузена.
Из общих курсов политической экономии в Николаевскую эпоху можно указать трехтомное сочинение А. Бутовского: «Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии» (1847). Сочинение это совершенно не оригинально и интересно лишь в том отношении, что оно является первым обширным курсом экономической науки, автор которого, русский ученый, примыкает к буржуазным экономистам. Вместе с тем он, подобно большинству современных ему русских экономистов, крайне идеализирует русские хозяйственные условия.
Гораздо интереснее экономические сочинения министра финансов императора Николая I Канкрина. Канкрин является самым характерным представителем националистического направления в нашей экономической науке. Его идеалы - всецело в прошлом, в патриархальном строе. Он не только протекционист, но даже по многим пунктам примыкает к меркантилизму. К капитализму, машинному производству, крупной промышленности, железным дорогам он относится с решительной враждебностью. Мелкое производство, не отрывающее крестьянина от земли, кажется ему наилучшей системой хозяйства.
В его критике западноевропейского капитализма чувствуется влияние Сисмонди. Подобно Гакстгаузену, но с меньшей ясностью и глубиной, Канкрин отдает предпочтение русскому хозяйственному строю перед западноевропейским. Уничтожение крепостного права и последующие реформы не могли не повлиять на направление русской экономической мысли, но об этом речь пойдет позднее.Из других русских книг по экономике следует отметить труд М. Ф. Орлова «О государственном кредите» с замечаниями Пушкина.
Наибольший практический интерес представляла начавшаяся еще во времена Александра I полемика экономистов - сторонников протекционизма и свободной торговли, а также приверженцев разных путей экономического развития России и различных способов индустриализации страны.
В России необычайно долго держалось мнение, что это страна земледельческая, что фабрично-заводское производство ей не нужно. Дескать, русская индустрия никогда не сможет успешно конкурировать с западноевропейской и, наконец, фабрика и весь уклад ее деятельности растлевающим образом влияет на население. И в таковом утверждении сходились два полюса русской общественности - крайне правые аграрии и (впоследствии) крайне левые народники.
Главным органом российских фритредеров был еженедельник «Дух журналов». Его авторы вели борьбу против запретительной системы и протекционистов, а прежде всего - с Мордвиновым, защищавшим высокие таможенные ставки. Вот некоторые аргументы из отдельных статей «Духа журналов» (вошедшие в сборник «Некоторые соображения по предмету мануфактуры в России». Петербург, 1815):
«Xлебопашество, скотоводство и овцеводство - вот наши промыслы. Они единственно могут доставить нам изобилие. Изобилие всегда процветает а таком государстве, где земледелие в чести.
Пусть двести фабрикантов ошибутся в своих монополистических расчетах, от этого не омрачится солнце, освещающее Россию.»
Или еще: «Зайди в избу мужика: тепло, обуто, одето, хотя и в лаптях. Посмотрите же на фабричного: бледно, бедно, босо, наго, холодно и голодно.
Может ли такой человек быть счастлив и сохранить нравственность? И поневоле предается разврату и злодеянию. Кто из стариков московских не помнит, что у Каменного моста (там была крупная суконная фабрика, основанная еще при Петре) ни днем, ни ночью прохода не было, но Екатерина истребила гнездо сие, истребила и злодеяния.Земледелец зарыл в землю зерно, но прозябания его и оплодотворения ожидает свыше. Земледельческий народ есть самый набожный, а также и самый миролюбивый, крепкий и благонравный. Он вместе и самый покорный Царю. Он привязан к родной земле своей, которая его возрастила. Мастеровой ничего не ожидает от Бога, а все от машин и, ежели бы Господь не насылал на него болезней, то он едва ли бы когда вспомнил о Боге. Сообщество нескольких сот или тысяч мастеровых, и живущих, и работающих всегда вместе, не имеющее никакой собственности, питает в них дух буйства и мятежа. частые мятежи в английских мануфактурных городах служат тому доказательством».
Фритредерская литература того времени была гораздо богаче, разнообразнее протекционистской и производила сильное впечатление на читающую публику. Можно отметить некоторые ее особенности.
Прежде всего, защита свободной торговли совпадала с защитой крепостного права. Это не было случайным явлением. Земельное дворянство, не имевшее фабрик, относилось враждебно к запретительной системе и прославляло выгоды земледелия, противопоставляя «благополучие крепостного мужика» тяжелой жизни пролетария Западной Европы. Борьба за сохранение крепостного права велась как бы в интересах самого мужика, как бы в целях гарантии его от обезземеливания.
Далее свобода торговли защищала, во имя охранения России, от пролетаризации большей части ее населения. Уже упомянутый барон Гакстхаузен видит громадное преимущество России в том, что у нее нет пролетариата. Его приводит в восторг община и кустарное производство, сохранение и развитие коих гарантирует Россию от социальных потрясений и социальной революции. А таковая угрожает Западной Европе, благодаря враждебности пролетариата существующему хозяйственному режиму. Поэтому для охраны существующего строя нужно было установить свободную торговлю, поощрять кустарей и не допускать развития фабричного промысла. Эту точку зрения в общем восприняли и государственные люди Николаевского времени, в частности Канкрин и Киселев.
Общее же замечание сводится к следующему: сколько ни пыталось русское образованное общество напитаться западной экономической мудростью, оно практически ничего не смогло извлечь из нее полезного для устроения как отдельного хозяйства, так и экономики страны в целом.