3.2. Анализ соотношения рационального и национального в экономической культуре при формировании экономического мышления

Рационализм и его роль в экономической жизни достаточно подробно исследован классической школой в экономике, которая преимущественно базировалась на определении рационального поведения человека, причем само понимание рациональности, во многом аргументировано рационалистическими концепциями естествознания.

Окончание индустриальной эпохи совпало с активизацией проявлений признаков, которые указывали на исчерпание возможностей традиционного экономического роста, при этом явно стала видна ограниченность наиболее применяемых для определения экономического развития понятий. Нельзя не отметить и общецивилизационные перемены, которые во многом были основаны на отказе от оптимистического варианта общественного прогресса. То есть, то, что человек видел в действительности, не давало ему оснований говорить о том, что его разум способен предвосхитить направления общественного развития. С другой стороны, следует принимать во внимание тот факт, что представления, характеризующие парадигму экономической теории того времени, стали давать сбои в их практическом применении. Наиболее ярким примером может служить распад системы, так называемой, социалистической ориентации. Естественно, это поставило целый ряд новых проблем, которые не могли быть решены в рамках традиционного типа мышления, характерного для существующей парадигмы. Новая парадигма – это, конечно же, не искусственное создание экономической теории. Она появляется уже из первых обобщений тех перемен, которые затрагивают весь спектр в рамках общественного организма. И в этом смысле на первый план выходит непосредственно теоретическое обобщение исторического опыта и существующих изменений, которые происходят в мире. Но такое теоретическое обобщение не появляется само по себе, оно должно быть связано с формированием нового стиля мышления, способного отразить всю сложность и вариативность экономической жизни и экономических процессов.

При этом следует обратить внимание на необходимость преодоления господствующего в современных концепциях евроцентризма с тем, чтобы новое экономическое мышление было направлено на осмысление разнообразия и уникальности существующих культур и цивилизаций.

Представляется важным отход от чисто экономической логики в понимании человека, имея в виду определенные мотивы его деятельности, а также сложившиеся социальные структуры. Причем ситуацию не следует понимать в смысле создания своеобразного симбиоза между экономическими, политическими, национальными и другими аспектами. Задача состоит в их соотнесении к внутренней принадлежности, к природе человека и неотделимости от экономической компоненты.

Если не сделать этого, то просто невозможно дать адекватное истолкование истории, а тем более осмыслить и объяснить постоянные изменения в механизме общественного производства, перенесения акцентов в его целевых и ценностных установках. В этом случае, при достижении соответствующей ступени в развитии производства, принципиально изменяются представления об имеющихся экономических ценностях, возникает естественная необходимость преодоления противоречий между экономическим рационализмом и идеальными факторами.

Характерная черта нового экономического мышления состоит в его способности к осмыслению многомерности экономической жизни, а также признание того, что различные экономические школы и направления способны отразить только определенные фрагменты целостной экономической жизни и раскрыть лишь отдельные части общего истинного знания. Поэтому основная тенденция современного экономического мышления – это стремление к интегрирующему мышлению.

Наиболее фундаментальной предпосылкой любой из существующих экономических теорий выступает рациональность поведения экономических агентов и всей экономической системы в целом. Говоря о рационализме в контексте экономической культуры, можно рассматривать его как способ отношения человека к миру. Рациональное отношение к миру обязательно предполагает нацеленность на эффективность, на успешность действия.

Для понимания рационализма в классической теории было свойственно упрощенное представление о прозрачности собственно менталитета для рефлексирующего сознания, т.е. рассматривалась ситуация закрытой рациональности, что, несомненно, характеризовало ограниченность подобного подхода. В реальной жизни рациональность в смысле осознанного поиска позиции, адекватной действительности, в чистом виде не наблюдается. Она охватывает лишь какие-то стороны человеческого мироотношения, переплетаясь с внерациональными его формами.

Заметим, что присущая рациональности свобода выбора реализуется в поисках оптимального способа достижения заданных целей. Степень рациональности зависит при этом от характера и масштабов деятельности, ее целей и ориентиров в контексте сложившейся научной парадигмы.

В последнее время, в философской литературе на первый план выходит идея открытой рациональности, основа которой заключается в осознанной как необходимое условие адекватного отношения к миру, готовности к постоянному совершенствованию оснований мироориентации человека как свободного и ответственного субъекта, контролирующего свои позиции по отношению к окружающему его миру [22].

С точки зрения определения цели и модели экономического поведения можно выделить инструментальную и ценностную рациональность. Инструментальная характерна для неоклассической экономической теории. Что же касается ценностной рациональности, то она ближе к другим социально-гуманитарным теориям.

Рациональность выступает как инструментальная, если человеческая деятельность связана с выбором средств, в большей степени подходящих для реализации выбранной цели. Поэтому инструментальная рациональность и будет соответствовать концепции рациональности, которая используется в неоклассической экономической теории. Подобная обусловленность определяется основным свойством инструментальной рациональности, которая связана с заранее выбранной целью. Что же касается вопроса о формировании самих целей, то ответа на него данная концепция давать не будет. Такое свойство рациональности следует из принципа методологического индивидуализма. В итоге оказывается, что экономический агент будет рациональным лишь в той ситуации, когда он эффективно концентрирует некоторую достаточно выраженную цель в рамках предельно четко обозначенных возможностей. При этом естественно, что рациональность может пониматься и как объективная, и как субъективная. Это зависит от того, формирует ли человек адекватную картину экономической действительности или же речь идет только о субъективно-определенной цели на фоне выделенных альтернатив. Предполагая, что сама цель выступает в качестве критерия выбора среди имеющихся альтернатив, вопрос об их необходимом соотношении решается достаточно просто, при неизменности самой цели. В случае, предполагающем изменение цели в результате изменений в системе предпочтений, появляются несопоставленные ситуации выбора, так как не существует работающей теории, способной объяснить подобные изменения.

В ситуациях, когда используется понятие инструментальной рациональности, сам человек рассматривается как некоторая «неопределенность». При входе в нее существует совокупность данных, а на выходе уже принятое решение. Собственно, какие процессы происходят в рамках этой неопределенности, с точки зрения инструментальной рациональности особого значение не имеет потому, что постулатом является внутренняя согласованность предпочтений. Таким образом, экзистенциальные проблемы снимаются. Внутренняя сущность человека рассмотрению не подлежит. Поэтому трудности, связанные с математизацией процесса принятия решений будут не актуальны, и всегда можно использовать предпосылки о стабильности предпочтений. И, как следует из неоклассической теории, это означает, что человек должен выбирать не между различными типами благ, а как раз между различными типами собственных предпочтений. Однако если речь заходит о ситуации, когда предпочтения человека могут варьироваться, аналитические возможности неоклассической теории снижаются, так как возникает вопрос о ценности, и как следствие – проблема определения ценностной рациональности.

Рациональность является ценностной, если в ней объектом выбора является непосредственно цель. То есть человек выбирает цель, а затем ищет средства для ее реализации. Поэтому процесс целеполагания становится одним из важнейших элементов модели поведения человека. Вполне справедливым будет отметить, что ценностная рациональность непосредственно связана с потребностью человека в самовыражении. Если же провести параллель с инструментальной рациональностью, то подобная ситуация будет означать не что иное, как перенос приоритета с цели на средства.

Ценностная рациональность обычно поднимает вопрос, связанный с гносеологическими противоречиями. И в результате возникают затруднения в самом процессе принятия правильных и последовательных решений. Наиболее оптимальным выходом из подобной ситуации является поиск и элиминация тех данных, которые создают познавательный диссонанс. На следующем шаге вырабатываются адекватные индивидуальные решения, которые уже при работе с моделями поведения человека представляются как ценностно-рациональные.

Теоретически, формирование моделей поведение человека в экономической жизни часто связано с определением понятия экономического человека, то есть экономического субъекта, мыслящего и действующего рационально. При этом актуализируются понятия «рационального действия» и «рационального субъекта», «рациональной экономики» и «рационального общества». Предпосылка рациональности действия экономических субъектов является приоритетной в современной экономической теории, однако сама рациональность в ней представлена в достаточно упрощенных условиях, когда, например, экономические субъекты действуют, исключительно руководствуясь собственной выгодой. А рациональность самой экономической системы, функционирующей под влиянием объективных экономических законов, формирует такие целевые установки для функционирования экономических субъектов, которые, в процессе рационального действия по их достижению, фактически приводят к поступательному развитию общества. Подобный процесс был описан еще Адамом Смитом и определен как «принцип невидимой руки» [6]. В этом случае сама рациональность экономического субъекта ставилась в прямую зависимость от рациональности экономической системы, то есть принималась предпосылка о рациональности экономического устройства рыночного типа. При этом рациональность каждого экономического субъекта определялась как непосредственно следование экономическим законам. В этом случае тот высокий уровень абстракции, который применялся при формировании основных постулатов экономической теории, был оправдан с точки зрения понимания субъектно-объектных отношений в рамках теории познания.

В неоклассической теории, рациональность мышления рассматривалась так же, как отражение рациональности экономики. Однако в этом случае вполне уместен вопрос о том, кто дает экономике рациональные или иррациональные толкования? Естественно никто не будет оспаривать действие объективных экономических законов, но статус закона как экономического, определяется не в самой экономической реальности, а в системе того категориального аппарата, с помощью которого происходило собственно осмысление и анализ экономической действительности. Так, например, рынок функционирует в соответствии с действием объективных законов, прежде всего спроса и предложения, и, очевидно, побуждает действовать именно по этим законам всех участников, вступающих в рыночные отношения на определенном сегменте. Рациональность действия предприятия будет обусловлена получением максимальной прибыли, и с точки зрения законов рыночной экономики, лишь такие предприятия окажутся конкурентоспособными и выживут. Однако если посмотреть на вопрос шире, подобные случаи вовсе не обязательны, то есть вовсе не обязательно, что на рынке могут оставаться только так сказать «рациональные предприятия» В реальной практике происходит наглядное сочетание рациональности поведения экономических субъектов с определенными границами экономических отношений, которые характеризуются наличием экономической рациональности.

Подобная ситуация, по сути дела, отражает механизм реального контакта экономического субъекта и экономической реальности в определенном пространстве, в котором действуют как чисто экономические, так и различного рода неэкономические (например социальные, культурные и т.п.) факторы, оказывающие на него влияние. Неоклассическая наука, при построении основных подходов к определению рациональности действия экономического субъекта от подобных факторов очевидно абстрагируется.

Однако система экономических отношений включается в качестве составной части в общественные отношения, наблюдаемые в социальном пространстве. Видимо то, что в экономической теории принято называть экономическим действием, является лишь своеобразной проекцией общечеловеческой деятельности, направленных на сферу чисто экономических отношений. При рассмотрении особенностей поведения человека при таком понимании экономического действия, если подобные особенности будут казаться иррациональными, это может означать то, что совершенное действие не является чисто экономическим. Поэтому любые эксперименты, направленные на выведение какого-либо алгоритма универсального поведения человека будут означать не что иное, как сведение всей человеческой жизни к жизни экономической. Однако подобная конструкция вряд ли имеет право на существование. Хотя данный вывод вовсе не отвергает возможность моделирования чисто экономических действий с последующей оценкой экономической рациональности какого-либо экономического субъекта. Но при этом возникает вполне резонный вопрос, каким образом проявляет себя экономическая рациональность, причем речь идет либо о действии отдельного человека, либо об агрегированном действии.

Положение о том, что при выявлении чего-либо общего в частном, можно использовать агрегирование, экономическая теория вполне приемлет. Другое дело, когда речь идет об уникальности отдельного конкретного человека и возможности редуцировать его к экономическому агрегированному поведению. То есть, конечно, постулатом можно признать тот факт, что экономические отношения оказывают влияние на все сферы человеческой жизни. Но это вовсе не означает, что на основании экономической теории можно представить все альтернативы социально-экономического поведения человека, что и находит свое отражение в распространении идей ценностной рациональности.

Рассмотренные подходы получают свое подтверждение в существовании различных школ и направлений в рамках экономической теории. Однако говорить о том, что в современной экономической науке имеет место какая-либо интегрирующая концепция, пока рано, хотя вопрос о формировании системной парадигмы наиболее обсуждаем в научной среде.

Ясно, что поведение любого экономического субъекта никогда не будет отличаться одинаковой степенью рациональности. В качестве примера можно взять страны с переходной экономикой, например, Россию. Сам же экономический рационализм, как фактор экономической культуры, в большей степени имеет европейские корни. В западной научной литературе поднимается немало проблем, связанных с обсуждением экономического поведения человека в реальной жизни. Причем проводимые исследования носят не только теоретический характер, но и с помощью конструируемых моделей дают практические рекомендации относительно особенностей рационального поведения субъекта в экономической действительности. Анализ и оценка подобных моделей важны как с точки зрения анализа рациональности экономики, так и выявления рационализма в наблюдаемых социальных процессах.

Когда речь заходит о социальной сфере и свойственной ей рациональности, приоритетно можно говорить о концептуальной системе М. Вебера, который выделил такие виды социального действия как целерациональное и ценностно-рациональное [19]. С точки зрения выбора, абсолютно рациональным может быть только целерациональное действие, которое всегда можно разделить на некоторые части. С другой стороны, веберовское деление рациональности, предполагает выделение материального и формального видов. Понятие материальной рациональности связывается с тем, что цель определяется в соответствии с системой внешних ценностей. То есть цель ставится в подчинении ценности. Напрашивается вывод о том, что материальный рационализм всегда ограничен внешними факторами при условии, когда все внешние ценности подвергнуты рациональной обработке, тогда и достигается переход к абсолютной рациональности. То есть, в этом случае рациональность становится самоцелью. Наблюдается нивилирование связи между целью и ценностью, при этом материальная рациональность преобразуется в формальную. Причина подобного явления заключается в том, что цель получает такую количественную характеристику, как мера. То есть, формальная рациональность по Веберу предполагает возможность калькулирования, а значит и достижения максимизации. Относительно рациональным является ценностно-рациональное действие, наряду с целевыми установками имеющее и чисто символические, оценить рациональность которых в заданных рамках невозможно.

Определение социальной рациональность в соответствии с концепцией ограниченной рациональности Саймона, предполагает, что человеческое поведение можно оценить, как рациональное только с точки зрения потенциального стремления поступать рационально. Способность человеческого разума несравнима с проблемами, которые ставит перед ним объективный мир, она не в состоянии вобрать и дать адекватную оценку всем происходящим событиям и поэтому поведение человека может быть лишь рационально в ограниченной степени [78].

Возникает естественный вопрос о существовании практических границ рациональности. Подобная ситуация предполагает конструирование упрощенных моделей реальных ситуаций. Однако использование подобных моделей предполагает, что для прогнозов человеческого поведения необходимо учитывать не только саму рациональность выбора, но и рациональность тех механизмов, которые используются для этого выбора. Здесь актуальными видятся и калькуляционные возможности человека, и его сознание, уровень подготовленности к принятию решения и т.п. По отношению к экономике это означает, что максимизация заменяется процедурой поиска удовлетворительного решения. Причем это решение можно считать единственно рациональным исходя из ограничений, выбор которых выступает в качестве основы построения самой модели рационального поведения. Если же подойти к вопросу рационального действия с точки зрения ограниченности, сознательно выбираемой экономическим субъектом, учитывая индекс времени и имеющуюся информацию, можно уменьшить уровень абстрактности экономических моделей. Одно из преимуществ данного пути заключается в том, что представляемое экономическое поведение более адекватно отражает реальную экономическую действительность, происходит определенное смещение акцентов, а именно, поведение, оцениваемое как иррациональное с точки зрения чисто экономического рационализма, выступает рациональным с учетом социальных факторов.

Продолжая исследования в области ограниченной рациональности Даниэль Канеман, вовсе предположил, что, исходя из психологии человека, принятие им экономических решений преимущественно имеет интуитивный характер, их действия не рациональны исходя из понимания экономического человека классической школой, т.е. поставил под сомнение возможность в современных условиях применять фундаментальные постулаты экономической науки. С его точки зрения, человек, принимая решения, руководствуется, прежде всего, доступностью его реализации (ориентируясь на уже произошедшие события, информация о которых известна). Кроме того, при построении модели в принятии решения, он сориентирован на репрезентативность, то есть склонность оценивать вероятность события, исходя из сложившихся стереотипов, формирующихся, например, в различных профессиональных группах и т.п. В результате процесс вынесения суждения предполагает закрепление и корректировку, когда изначальный ответ действует как якорь, а дополнительная информация используется для корректировки этого ответа [55]. Привнеся в анализ принятия решения особенности психологии человека, Канеман расширил спектр возможностей в исследовании ограниченной рациональности в контексте ограничений как экономических и социальных, так и социально-психологических, этнических, социально-культурных и т.п., создающих якорь, на который ориентируется человек при построении своего поведения.

Продолжая эту мысль, вопрос можно перенести в обсуждение ситуаций, связанных с соотношением индивидуально-общечеловеческого, социально-психологического и национального подходов к сущности экономического мышления и его реализации в экономическом поведении.

Но в связи с этим возникают следующие соображения: имеется ли в виду разведение категорий мышления вообще и экономического мышления в частности. Их совместное функционирование проявляется не на уровне категориального аппарата экономической теории, а в процессе деятельности по достижению конкретного экономического результата. Именно в процессе деятельности национальный менталитет, психологические установки людей оказывают влияние непосредственно на саму эту деятельность и лишь опосредовано, на те категории, которые будут в ней реализованы. Но следует обратить внимание на тот факт, что здесь как раз и будут задействованы другие условия, такие как особенности экономической действительности, психологические характеристики нации, национальный характер и т.п.

В российской научной традиции определения экономического мышления значительную роль сыграли взгляды ученых - представителей русской философской мысли начала ХХ века. В этой связи особо можно выделить работу С.Н. Булгакова «Философия хозяйства» [16], в которой он рассматривает такие составляющие экономической культуры, как экономическое мышление и экономические знания с точки зрения их философского обоснования. По его мнения, понять мир как объект трудового экономического воздействия является той задачей философии, которая выступает приоритетной в междисциплинарных исследованиях. Действительно, даже сама постановка подобной проблемы имеет важное значение. Это объясняется тем, что происходит приложение философского категориального аппарата к вполне конкретной научной дисциплине. Кроме того, это способствует усвоению в рамках экономической теории наиболее существенных связей и отношений, появлению концептуального аппарата, не просто эффективно применяемого при решении чисто экономических проблем, но поднимающегося до сути этих проблем и их общефилософского понимания и осмысления.

Проблемы экономики Булгаков исследует через синтез трех сфер: научно-эмпирическую, трансцендентально-критическую и метафизическую. И такой способ ее рассмотрения берет начало в самой экономической действительности, так как то, что в области эмпирической составляет предмет экономического опыта, ставит такие проблемы науки, которые возможно рассматривать как со стороны познающего субъекта, так и со стороны метафизических основ самого экономического исследования. По мнению Булгакова, экономическая наука, несомненно, нуждается в поиске методологических связей с философией, что во многом основывается на ее недостаточно стабильном теоретическом фундаменте. Философское исследование общих предпосылок экономической деятельности и экономического мышления составляет прямую задачу философии экономики. Особое внимание С. Булгаков уделяет гносеологическим аспектам проблемы. По его мнению, всякий экономический акт представляет собой некоторое объективное деяние, выход человека из себя во внешний мир и действие в нем. Экономический акт будет некоторым действием в мире вещей. В свою очередь, экономика предполагает некоторую объективную деятельность, является постоянным воздействием самого субъекта экономики на вещи, как некоторый объект.

Отсюда, в контексте идей С. Булгакова, следует, что всякий экономический акт представляет собой некоторое единство субъекта и объекта, внесение субъекта в объект, субъективирование объекта или же выход субъекта из себя в мир вещей, то есть происходит объективирование субъекта. В этом смысле, экономика, отвлекаясь от всякой формы, есть субъектно-объектная деятельность, актуальное единство субъекта и объекта. Субъект действует только с точки зрения целей, им обычно руководит только целесообразность. Объект же, как природа, как мир вещей, определяется механической закономерностью, а также связями между причиной и следствием.

Гносеологическая проблематика непосредственно связывается Булгаковым с экономическими знаниями. Экономика не существует без знания, которое есть проективная, моделирующая сторона в экономике. Вместе с тем и знание не может обойтись без экономики, существуя только в ней и с ней. И как итог – синтезирующая философия, которая соединяет отдельные акты экономики в экономику, отдельные акты знания – в науку, отдельные деяния человеческих индивидов – в историю.

Таким образом, С. Булгаков справедливо обращает внимание на методологическую основу экономических знаний, что позволяет переносить акцент на философские основания в анализе экономической жизни и развития экономической культуры.

При этом Булгаков не приемлет основные постулаты неоклассической экономической науки, построенные на принципе рационализма, в соответствии с которым рост материальных потребностей выступает залогом поступательного экономического развития. Он подчеркивает, что экономический прогресс является необходимым условием духовного преуспевания, при этом предостерегает от наклонности заменять прогресс общечеловеческий и общекультурный одним лишь прогрессом экономическим. Он считает, что «нравственный материализм» и «духовная буржуазность» - это болезнь европейского общества, которая в итоге приведет к его упадку. При этом подчеркивает, что неспособность удовлетвориться нарастанием внешних материальных благ, примириться с укоренившимися формами общественной неправды, стремление к общечеловеческим идеалам, ненасытная потребность сознательной и действенной религиозной веры выступают особенностями русской культуры [15, с. 227-260].