ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. «ПОДНЕБЕСНАЯ» 15lt;gt;
Того, кто не отделяется от праисточника, называют небесным человеком151; того, кто не отделяется от духовного начала, называют святым человеком; того, кто не отделяется от истины, называют совершенным человеком. Того, кто небо считает своим предком, нравственные качества считает своей основой, дао считает воротами к достижению цели], [кто в непрерывных] изменениях вещей умеет заметить] предзнаменование будущего, того называют совершенномудрым человеком.
Того, кто человеколюбие считает [основой] благодеяния, справедливость—принципом [отношения к миру], ритуал — нормой поведения, музыку — [образцом] гармонии, от кого естественным образом исходят теплота любви и доброты, того называют благородным мужем.
Закон должен служить [мерилом] разделения [общества на сословия], названия должны выражать [сущность вещей], сравнение должно быть [критерием] проверки, изучение должно быть [основой] решений; один, два, три, четыре — вот количество этих [установлений]. При их помощи классифицируются [должности] всех чиновников.
Считать свои занятия неизменными, одежду и еду — главным; размножаться, накоплять и хранить152; престарелых, слабых, спрот и одиноких считать [предметом постоянной] заботы, чтобы у всех было чем прокормиться, — вот естественные основы [существования] людей.
О, как совершенны были люди древности! Они были равны святым и мудрым, чисты, как небо и земля, они вскармливали тьму вещей, приводили в гармонию Поднебесную и оказывали благодеяния всем людям.
Они понимали изначальный критерий п соединялись с конечным мерилом. Во всех шести направлениях 153 и в четырех временах года, в малом и большом, в тонком и грубом — везде и всюду проявлялось их действие 154. В старых законах и в исторических хрониках, передаваемых из поколения в поколение, имеется еще много [сообщений о том, как] они понимали критерии и мерила [и как руководствовались ими] в жизни. Многие из тех сообщений, что находятся в «Ши цзин», «ПІу цзин», «Ли цзи», «Юе цзин» 155, могут понимать ученые мужи из Цзоу и Лу 156 и чиновники-ученые. При помощи «Ши цзин» постигают 157 устремления; при помощи «Шу цзин» постигают [государственные] дела; при помощи «Ли цзи» постигают правила поведения; при помощи «Юе цзин» постигают основы гармонии; при помощи «И цзин» постигают инь и ян; при помощи «Чунь-цю» постигают [принципы оценки и] разделения названий [должностных обязанностей]. Какое-то количество [мудрости, содержащейся в этих книгах], рассеялось по Поднебесной и было применено в Срединных государствах, ее иногда постигают и о ней говорят учения «ста школ» 158.Когда в Поднебесной [воцарилась] великая смута, достойные и мудрые не выдвигались, дао и нравственные качества утратили свое единство и в Поднебесной [появились] многие люди, которые сами себя считали непогрешимыми, постигнув и разобравшись лишь в одной [стороне явлений]. [Их можно бы] сравнить с ушами, глазами, носом, ртом: каждый [из этих органов чувств] обладает восприятием, [характерным только для него], и ие может постигнуть [восприятия] другого [органа]. Так же [обстоит дело с учениями] «ста школ» и множеством умений 159. Каждое из них обладает своими достоинствами, а иногда и пригодностью, и поскольку это так, [то ни одно из них] не является всесторонним н повсеместным, [все они подобны] одностороннему и ограниченному ученому мужу. [Когда такие люди] судят о красоте неба и земли, толкуют законы тьмы вещей, рассматривают совершенство древних, [то лишь очень] немногие из них могут полностью [понять] красоту неба и земли, оценить поведение святых и мудрых.
Поэтому внутренне совер- шенномудрое, а внешне царственное дао затемнилось и ие проявлялось, пришло в состояние застоя и ие распространялось, а каждый человек в Поднебесной делал то, что ему заблагорассудится, самого себя считая [мерилом] истинности. Как это прискорбно! Сто школ пошли [каждая своим путем], не возвращаясь [к общему началу], и никак пе могли прийти к соглашению друг с другом. Ученые же последующих поколений, к несчастью, їіе заметили ни чистоты [бездействия] неба и земли, ни [простоты] великой сущности древних, и наука о дао в Поднебесной оказалась на грани раскола. Не [учить] грядущие поколения предаваться излишествам, ничего ие растрачивать из тьмы вещей, не блистать многочисленностью и великолепием [обрядов]160, выправлять самого себя при помощи строгих правил поведения и быть готовым к неожиданным затруднениям этого мира — все это в древности имелось в науке о дао.
Мо Ди и Ципь Гу-ли161 услышали об этих наставлениях и обрадовались им, однако, осуществляя их, впали в крайность, и только они одни могли этому полностью следовать. Мо Ди написал трактат «Фэй юе» и еще один, который назвал «Цзе юн» 162, [в них он говорил о том, что] живые не должны петь, а мертвых ие следует одевать [в посмертную одежду]163. Мо-цзы [проповедовал] всеобщую любовь и пользу и отвергал войну. Его учение ие [одобряло] гнева. Он ценил также обучение и обширные знания и хотел, чтобы другие ие отличались от него. Мо-цзы не был подобен прежним правителям, он разрушал обычаи и музыку древних. А ведь уже при Хуан-дн исполнялась музыка, которая называлась сянъ- чи, при Яо — да-чжан, при Шуне — да-шао, при Юе — да-ся, при Тане — да-ху, при Вэнь-вапе — би-юн, а У-ван и Чжоу-гун создали музыку, именуемую у164. В похоронных обрядах древности соблюдались правила, [различные для] благородных и низких, учитывались ранги, [имевшиеся при жизни] у высших и низших. Внутренний и впешний гробы 165 сына неба должны были быть семи- слойнымп, местного правителя — пятислойнымп, сановника — трехслойными, ученого-чиновника — двухслойными 1б6.
Ныне же один лишь Мо-цзы считает, чго живые не должны иеть, а мертвых пе следует одевать [в посмертную одежду и что для захоронения] не нужно внешнего гроба, достаточно лишь внутреннего из тунгового дерева толщиной в три цуня 167, и устанавливает это как непреложное правило. Учить этому людей, вероятно, означает не любить людей; поступать так самому, несомненно, означает не любить самого себя. Этого еще недостаточно, чтобы нанести] поражение учению Мо-цзы, но отвергать пение там, где нужно иеть168, отвергать плач там, где нужпо плакать169, отвергать музыку там, где нужно ее исполнять, — разве это действительно [соответствует человеческой] природе? Усердно трудиться при жизни, быть скромно [похороненным] после смерти — такое учение слишком убого, оно вызывает у людей тоску, вызывает скорбь, а осуществление его было бы очень трудным. [Такое учение], пожалуй, нельзя считать учением совершен- номудрого: оно противоречит природе [людей всей] Поднебесной, и Поднебесная не может его выпестп. И хотя сам Мо-цзы мог выполнять [требования своего учения], но что же можно было поделать со всей Поднебесной? Оно оторвалось от [людей] Поднебесной и очень далеко отошло [от учения совершепномудрых] правителей.Превознося свое учение, Мо-цзы говорил: «В прошлом Юй преградил [путь] разливу вод и отвел [в море] воды Янцзыцзян и Хуанхэ. Таким образом он восстановил сообщение со странами четырех варварских племен 170 и со всеми девятью областями [Китая]. [Он урегулировал] триста знаменитых рек171, три тысячи притоков и бесчисленное количество малых рек и речушек. Юй собствепноруч- но таскал корзины с землей и работал заступом, пока не соединил всех рек Поднебесной, [открыв их водам путь к морю]. [От изнурительного труда] мясо исчезло с его икр и стерлись волосы на голенях 172. Проливные дожди омывали его тело, ураганные ветры причесывали волосы [на его голове], но он установил спокойствие в тьме государств. Великим и совершенномудрым был Юй, если свое тело [довел] до такого состояния, трудясь ради Поднебесной».
[Эти высказывания Мо-цзы] привели к тому, что большинство его приверженцев из последующих поколений одевались в шкуры и грубые ткани и носили деревянную и конопляную обувь.
Они не отдыхали пи днем ІІП ночыо п самоизнурение [от тяжкого труда] считали высшей [доблестью]. Они говорили: «Тот, кто не способен так поступать, тот ие идет по пути Юя и недостоин называться [последователем] Мо Ди».Ученики Сянли Ципя, последователи У Хоу, южные монеты, к которым принадлежали Ку Хо, Цзи Чи и Дэн Лин-цзы 173, — все они декламировали «Мо цзин» 17\ однако сильно расходились [в ее толковании, их взгляды] были неодинаковы, и поэтому они называли друг друга отделившимися 175 монетами. Опи хулили друг друга в спорах о «твердости и белизне» и о «тождестве и различии»; они отвечали друг другу словами о том, что нечетное и четное ие чередуются. Самые выдающиеся среди них считались совершепиомудрыми, и все хотели сделать одного из них главой [всей школы], надеясь стать его преемником в следующем поколении; так продолжается и поныне.
Мысли Мо Ди и Цинь Гу-ли были правильными, однако их поведение было неправильным. Это может привести к тому, что приверженцы Мо Ди из последующих поколений непременно будут самоизнуряться [тяжким трудом] так, что мясо исчезнет с их икр и волосы сотрутся на голенях, [стараясь в этом] превзойти друг друга. Этого предостаточно для беспорядка, но слишком мало для хорошего управления. И тем пе менее сам Мо-цзы поистине был лучшим [среди людей всей] Поднебесной, и если искать, то пе найти [равного ему]. Ои хотя и высох [из-за своих убеждений, но все же от них] не отказался, он воистину одаренный ученый муж.
Не связывать себя обычаями; пе приукрашивать себя внешними вещами; не вести себя нечестно по отношению к людям; но причинять вреда пароду; желать порядка и покоя в Поднебесной, чтобы оберегалась жизнь народа; довольствоваться полным удовлетворением потребностей в пропитании других людей и самого себя и этим проявить свое сердце — все это в древности имелось в науке о дао.
Сун Цзянь и Инь Вэнь 176 услышали об этих наставлениях и обрадовались им. Чтобы выделиться, они сшили себе шапки [с плоским верхом] наподобие горы Хуа- шань177.
[Они считали, что] сближение с тьмой вещей нужно начинать с определения различий и снисходительности к ним, говорили также о терпимости и называли это деятельностью сердца. [Пытаясь] при помощи согласия объединить [всех] в радости, чтобы примирить все внутри морей 178, они и обращались с просьбами [к правителям], стремясь установить это как главный [принцип]. Подвергаясь оскорблениям, ие считали это позором, [пытаясь таким отношением] уберечь народ от борьбы. [Предлагали] запретить нападения [на соседей] и прекратить военные действия, чтобы избавить мир от войн. С такими идеями ходили они по всей Поднебесной, уговаривая верхи и просвещая низы, и, хотя Поднебесная пе принимала [их идей, они от них] ие отказывались и все упорнее о них твердили. Поэтому о них говорили: «И верхам и низам надоело видеть их, а они все настойчивее [добиваются] встреч». Несмотря на это, они делали для людей слишком много, для себя же — слишком мало. Говорили: «Желая, чтобы было прочно установлено питание в размере пяти шэ- нов 179 [зерна на день], обращаемся с просьбой об этом. Его нам будет достаточно. Вы, учители, вероятно, не смогли бы насытиться [таким количеством], однако ученики 180, хотя и будут голодны, не забудут [о судьбе] Поднебесной». Они не отдыхали ни днем ни ночью и говорили: «Мы непременно добудем [средства] существования!» Как заносчивы эти ученые мужи, будто бы спасающие мир! Они говорили: «Благородный человек не должен быть мелочным при выяснении [отношения других людей к себе] и не должен заимствовать у внешних вещей ради собственной [славы]». Они считали, что лучше воздержаться [от наставлений], чем объяснять [вещи], бесполезные для Поднебесной. [Требование] запретить нападения п прекратить военные действия было [пх учением] о внешнем; [наставление об] умеренности и простоте в чув- ствах н желаниях было [их учением] о внутреннем. Только до этого дошли и здесь остановились ничтожность и величие, тонкость и грубость [их учения, а также] их действия.Заботиться об общем благе, а не [принадлежать к одной] группировке; быть бесстрастным и бескорыстным; быть решительным, но беспристрастным; следовать внешним вещам, но не быть двуликим; не обращать внимания на заботы; не строить планов на основе знаний; относиться одинаково ко всем вещам и идти вместе с ними — все это в древности имелось в науке о дао.
Пэн Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао 181 услышали об этих наставлениях и обрадовались им. Главным они считали уравнение тьмы вещей. Они говорили: «Небо может [сверху] покрывать всю тьму вещей, но не может ее нести па себе; земля может нести тьму вещей на себе, по не может покрывать се [сверху]; великое дао может вмещать в себя тьму вещей, по не может определить различие между ними. Они знали, [что для каждой из] множества вещей есть что-то возможное и что-то невозможное, и поэтому говорили: «Любой выбор ие является всеохватывающим, любое обучение не является [всеобъемлющим], и только дао не оставляет ничего вне себя».
Поэтому Шэнь Дао отбросил знания, отказался от личных убеждений и следовал неизбежному; очищение от вещей он считал основным законом. Шэнь Дао говорил: «Знание — это незнание, если иметь даже ничтожные знания, то это приближает [человека] к беде». Непостоянный и ненужный, он высмеивал то, что Поднебесная уважает способных; необузданный и бездеятельный, он порицал великих мудрецов Поднебесной. [Своим учением он, как] ударами молотка, [соединял все вещи] и совершенствовал [их форму]182 и находился в круговороте и изменениях вместе с ними. Отбрасывал и истинное и ложное, если только можно было [таким образом] избежать [затруднений]. Не руководствовался ни знаниями, ни размышлениями, не знал ни прошлого, ин будущего и лишь неподвижно возвышался, своевольный и независимый. Действовал лишь после того, как его подтолкнули; передвигался лишь после того, как его потянули; кружился подобно смерчу; крутился подобно перышку; вращался подобно мельничному жернову, [считая, что таким образом] сохраняет себя в целости и не делает ошибок; и в движении и в покое не совершает проступков и никогда не творит преступлений. Что было этому причиной? [Подобно] вещи, не обладающей знаниями, он не знал ни страданий самоутверждения, ни тягот применения знаний; ни в движении, пи в покое не отрывался от естественных начал и поэтому за всю жизнь не [встретился ни с] похвалой, [ни с порицанием]. Поэтому [Шэнь Дао] говорил: «Следует достичь [такого состояния, чтобы] быть подобным вещи, не обладающей знаниями, и на этом остановиться. Не надо использовать ни способных, ни мудрых, ведь [даже самый маленький] комок земли не теряет своего дао». Выдающиеся люди [в разговорах] между собой высмеивали его, говоря: «Учение Шэнь Дао — это не образец поведения для живых людей, это высшие нринцнпы для мертвых. Оно лишь вызывает удивление».
Таким же был и Тяпь Пяпь. Он учился у Пэн Мэна и постиг его учение без наставлений [учителя]. Учитель Пэн Мэн говорил: «В древности люди, [постигшие] дао, поднимались до [понимания того, что] нет ни правды, ни неправды, и это все. Их поучения [исчезали так быстро, как] шум ветра, как же можно о них говорить?» [Его учение] часто шло вразрез [с мнениями других] людей и пе встречало их одобрения — оно не могло избежать совершенствования [его формы другими людьми]. То, что в его учении называется дао, пе является настоящим дао; а правда, о которой в нем говорится, не свободна от лжи. Пэн Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао не знали дао, хотя все они когда-то что-то в общем о нем и слышали.
Считать начало сущностью, а вещь — внешней формой 183; считать, что накопление не создает достаточности; спокойно и в одиночестве общаться с духами — все это в древности имелось в науке о дао.
Начальник пограничной заставы 184 и JIao Дань услышали об этих наставлениях и обрадовались им. Они построили [свое учение иа трех принципах] — постоянстве, небытии и бытии 185, главным в нем считая великое единство. [Внешним] проявлением [своего учения они] считали мягкость, слабость, скромность и унижение; [внутренней] сущностью его считали [утверждение, что] пустота не разрушает тьмы вещей.
Начальник заставы говорил: «Тому, кто ие замыкается в себе, формы и веіцп сами становятся понятными. Движения такого человека [естественны], как течение воды, его покой [чист], как зеркало, его ответ [быстр], как эхо. Такой человек туманен, будто несуществующий; чист, будто прозрачный; объединяясь [с тьмой вещей, он] пребывает в гармонии; приобретенное [тут же] теряет; никогда не опережает других людей, а всегда за ними следует».
JIao Дань говорил: «Тот, кто, зная свою силу, сохраняет при этом свою слабость, тот становится руслом [продвижения] Поднебесной. Тот, кто, зная свою чистоту, сохраняет при этом свое бесчестье, тот становится долиной [пребывания] Поднебесной» 186. Все люди предпочитают быть первыми, лишь ои один предпочитал держаться сзади, говоря: «Принимаю на себя позор Поднебесной». Все люди предпочитают наполненное, лишь он один предпочитал пустое. Он не накапливал, поэтому обладал избытком, сполна удовлетворял [свои потребности] и снова оставался с избытком. В обеспечении своего существования был медлителен, но не терпел убытка; бездействовал и насмехался над ловкостью [других]. Все люди добиваются счастья, лишь он один, [чтобы обеспечить себе] спокойствие, приспосабливался к обстоятельствам, говоря: «Лишь бы избежать беды». Считая глубину [сокровенного] основой [воплощения дао], умеренность — основным принципом [действия], говорил: «Твердое ломается, острое тупится». Он всегда был великодушным по отношению к [тьме] вещей и ничего не отнимал у других людей. Вот что может быть названо пределом [совершенства]! О, начальник заставы и Лао Дань! Они действительно были настоящими людьми древности, знающими и великими.
Туманность, беспредельность и отсутствие формы; изменчивость и непостоянство; [чередование] смерти и жизни; единение с небом и землей; странствование с духами; чего достичь?—неясно; куда направляться? — туманно; вся тьма вещей как бы охвачена [одной] сетью, и не остается ничего, к чему бы можно вернуться, — все это в древности имелось в науке о дао.
Чжуан Ч/лоу услышал об этих наставлениях и обрадовался им. В нелепых и запутанных выражениях, бесплодных и пустых словах, беспредельных и бескрайних речах он никогда не сдерживался, но не относился пристрастно [к своим идеям] и не смотрел на них с одной точки зрения. Он считал, что Поднебесная погрязла в скверне н что поэтому нельзя к ней [обращаться] со сте- пенными речами. Поэтому он использовал слова, [льющиеся свободно, как вино из] чаши, для беспредельного распространения [своих мыслей], использовал почитаемые всеми слова для выражения истины; использовал иносказательные речи для развития [воображения людей]. Лишь он один свободно странствовал вместе с небом, землей и духами и не был заносчив по отношению к тьме вещей. Не осуждал ни правды, ни неправды, чтобы ужиться с заурядностью мира. Хотя его писания странны и необычны, однако они согласуются [с движением Вселенной] и никому пе причиняют вреда. Хотя его выражения негладкие, однако они насыщены весельем и производят впечатление. К тому же они наполнены содержанием, воистину неисчерпаемым. Наверху [Чжуаи Чжоу] странствует вместе с создателем всех вещей, внизу же дружит с теми, кто находится вне смерти и жизни и у кого нет пи конца ни начала. [В проникновении] в основное он необъятен, огромен и открывает [новые просторы], он глубок, широк и ие ведает предела. [О его понимании] всеобщего принципа можно сказать, [что оп является тем, кто] привел это в гармонию и достиг высшего предела, тем не менее он приспосабливался к изменениям и объяснял мир вещей. Его принципы неисчерпаемы; происхождение его [учения] — это не наследие прежних людей 187. Как оно туманно! Как оно неясно! Нельзя постичь его до конца!
Хуэй Ши был очень разносторонен, а его писания [могли заполнить] пять повозок 188. Его учение было противоречивым и путаным, а его [пристрастные] слова не попадали в цель. Определяя [общий] смысл [естественных законов] мира вещей, Хуэй ІІІи говорил: «Самую большую величину, вне которой ничего нет, называю великим единством; самую маленькую малость, внутри которой нет ничего, называю малым единством. — То, что не обладает толщиной, не может быть накоплено, и все же его громада [может простираться] на тысячу лп. — Небо и земля [одинаково] низки; горы и болота [одинаково] ровны. — Солнце, только что достигшее зенита, уже находится в закате; вещь, только что родившаяся, уже умирает. — Великое тождество отличается от малого тождества — это я называю малым различием тождеств. Вся тьма вещей абсолютно тождественна и абсолютно различпа — это я называю большим различием тождеств. — Южная сторона света ие имеет предела и в то же время имеет предел. —
Только сегодня отправившись в Юе 189, туда я давно уже прибыл. — Соединенные кольца можно разъединить. — Я знаю местонахождение центра Поднебесной: [он лежит] к северу от Янь 19°, к югу от Юе. — Всеобщую любовь [следует распространить] на всю тьму вещей, ибо небо и земля [представляют собой] одно тело».
Сам Хуэй Ши считал свои изречения великим взглядом на Поднебесную и преподал их софистам. Софисты Поднебесной вместе с ним находили удовольствие в таких [изречениях]. [Они говорили]: «В яйце есть перья. — У курицы три ноги. — Город Ин 191 вмещает всю Поднебесную. — Собака может стать бараном. — Лошадь несет яйца 192. — У лягушки есть хвост. — Огонь не горяч. — Гора выходит изо рта 193. — Колесо не касается земли. — Глаза не видят. — Пальцы не прикасаются [к вещи], прикасаясь, не отрываются [от нее]194. — Черепаха длиннее змеи. — Угломер не квадратный; циркуль не может быть круглым. — Долото не охватывает своей рукоятки 195. — Тень летящей птицы никогда не движется. — В стремительном [полете] наконечника стрелы есть мгновение, когда он не движется и не стоит на месте. — Собака не пес 196. — Гнедая лошадь и вороная корова [вместе составляют] три. — Белая собака — черная. — У осиротевшего жеребенка никогда не было матери. — Если от палки длиною один чи 197 ежедневно отрезать половину, [то даже через] десять тысяч поколений не истощится [ее длина]». Такими [парадоксами] софисты и Хуэй Ши отвечали друг другу и не могли их исчерпать до конца жизни. Последователи софистов Хуань Туань и Гунсунь Лун 198 [своими афоризмами] приукрашивали сердца людей и изменяли их воображение. Однако они могли только победить уста людей, но пе могли покорить их сердца — [в этом заключалась] ограниченность софистов. Используя свои знания, Хуэй Ши ежедневно спорил с людьми и вместе с другими софистами Поднебесной нарочно создавал странные [изречения], и это было основой его [деятельности]. Однако сам Хуэй Ши считал свои изречения наимудрейшими и говорил: «Кто может сравниться со мной во всей Вселенной?». Хуэй Ши жил [будто] герой, но не знал учения [о дао].
На юге жил странный человек по имени Хуан Ляо 199. Он спрашивал [у Хуэй Ши], почему небо не падает, а земля не проваливается и каковы причины, [вызываю- щие] ветер и дождь, бурю и гром. Хуэй Ши с готовностью отвечал ему и ответы давал не задумываясь. Он подробно излагал учение о тьме вещей, говорил не умолкая, много и без конца, но ему казалось, что этого еще недостаточно, и он добавлял к этому [все новые и новые] странности. Выступления против [взглядов] других людей ои считал единственно настоящим [для себя занятием], а славу желал [себе сыскать], побеждая других людей [в споре], и поэтому не подходил для народа. Он был слаб во [внутренних] свойствах, а силен во [внешних] вещах, и путь его был сокровенен. Если взглянуть на то, что мог сделать Хуэй Ши с точки зрения дао неба и земли, то это покажется трудом комара или овода. Какая же от него польза для [множества] вещей? Ои еще мог выполнить какое-то одно [дело] 200, но было бы опасно говорить, что ои превзошел [других] в уважении дао201. Хуэй Ши не мог самоуспокоиться на том, чего [достиг], без устали распылялся на всю тьму вещей и в конце концов приобрел лишь славу знаменитого спорщика. Как жаль, что свой талант Хуэй Ши [бездумно] растрачивал на ненужное п не достиг [истоков] истины! [Хуэй IIIи] гнался за [внешней стороной] тьмы вещей и не мог вернуться [к их сокровенному началу]. Это [как бы пытаться] убежать от эха, издавая звуки, или [пытаться] умчаться от собственной тени 202. Разве это не печально?