ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. «ОСЕНІІИП РАЗЛИВ»
Бэй-хай Жо сказал: «С лягушкой, живущей в колодце, нельзя говорит об океане: она привязана к своей дыре; с насекомым, [живущим только одно] лето, нельзя говорить о льде: оно ограничено временем [своей краткой жизни]; с ограниченным грамотеем нельзя говорить о дао: он скован своим образованием. Только теперь, когда ты вышел из своих берегов и увидел великий океан, ты узнал свое ничтожество и с тобой можно говорить о великом законе.
В Поднебесной нет воды большей, чем океан. Сотни рек вливаются в него, и ие известно, когда перестанут, а он но переполняется. Его вода выливается через [отверстие в скале] Вэйлюй94, и не известно, когда перестанет, а он не иссякает. Океан не меняется ни весной, ни осенью и не знает, что такое наводнение или засуха. Его превосходство над потоком вод Янцзыцзян и Хуанхэ не поддается ни измерению, ни подсчету, однако я поэтому никогда не считал себя огромным, так как я сравнивал свои размеры с небом и землей, а жизненную силу получал от инь и ян.
Между небом и землей я как камешек или деревце на большой горе. Видя, как я мал среди существующего, разве могу я считать себя огромным? Учти, что четыре моря в пространстве между небом и землей — разве они не похожи на вход в муравейник, [затерянный где-то] в больших болотах? А Срединное государство между [четырьмя] морями, разве оно пе похоже на зернышко нроса в большом амбаре95? Называя число вещей, говорят, что их тьма, среди них человек лишь единица. Человек заполонил все девять областей96, [однако среди всего], что живет, питаясь зерном, [среди всего], к чему можно добраться на лодках и повозках, человек лишь единица. Если его сравнить с тьмой вещей, разве он пе похож на копчик волоска на лошадиной шкуре? Таков же предел и того, ради чего следовали [друг за другом] пять правителей, и того, за что боролись три основателя [династий]97, и того, о чем заботится человеколюбивый человек, и того, ради чего изнуряет себя служилый. Бо II отказался от престола, чтобы обрести славу; Кун-цзы беседовал [о «Шести- кпижии»]98, чтобы показать свою ученость; и этим они сами себя превозносили. Разве они не похожи на тебя, недавно кичившегося [разливом своих] вод?»«В таком случае могу ли я [считать] небо и землю самым большим, а копчик волоска — самым маленьким?» — спросил Хэ-бо.
«Нет! — ответил Бэй-хай Жо. — Ведь размеры вещей безграничны99; время никогда не останавливается; судьба непостоянна; конец и начало непрочны. Поэтому человек, обладающий великими знаниями, [одинаково] смотрит на далекое и близкое; малое не считает ничтожным, а большое — огромным, так как знает, что размеры [вещей] безграничны. Он доказывает, что настоящее и прошлое — [это одно и то же], и поэтому не тоскует но далекому [прошлому] и не пытается схватить близкое [настоящее], так как знает, что время никогда не останавливается 10°. Он исследует нолноту и пустоту и поэтому, обретая, не радуется, теряя, не печалится, так как знает, что судьба непостоянна. Он ясно понимает ровный путь 101 и поэтому не радуется своему рождению и не [считает] несчастьем свою смерть, так как знает, что конец и начало не могут быть прочными.
Учти также, что [немногое] известное человеку не сравнить с тем, что ему не известно, и что [краткое] время его жизни не сравнить со временем его небытия.
Поэтому тот, кто при помощи крайне малого пытается определить пределы крайне великого, непременно впадает в заблуждение и не может удовлетвориться. Если исходить из такого взгляда, то как же можно знать, достаточно ли кончика волоска, чтобы определить границу крайне малого; как же можно знать, достаточно ли неба и земли, чтобы исчерпать пределы самого великого?»Хэ-бо сказал: «В мире все люди, [искусные] в рассуждениях, говорят: мельчайшее лишено телесной формы, величайшее нельзя охватить. Это действительно так?»
Бэй-хай Жо ответил: «Если от малого смотреть на великое, то оно кажется беспредельным [и поэтому необъятным]; а если от великого смотреть на малое, то оно кажется неразличимым [и поэтому лишенным телесной формы]. Ведь мелкое — это крошечное из малого; великое — это большое из огромного. Поэтому они отличаются друг от друга в их применении в зависимости от их свойств. Ведь существование и мелкого и крупного обусловлено обладанием ими телесной формой. То, что не обладает телесной формой, не может быть разделено для подсчета; то, что нельзя охватить, не может быть исчерпано при счете. То, что может быть выражено словами, — это грубая [сторона] вещей; то, что может быть постигнуто мыслью, — это тонкая [сторона] вещей. За пределами тонкого и грубого находится то, что словами нельзя выразить, а мыслью нельзя постичь.
Поэтому великий человек своим поведением не причиняет вреда людям, но и не усердствует в проявлении человеколюбия и доброты. Он действует не ради выгоды и не презирает [обязанностей] раба — стража ворот. Не борется за имущество и богатство, но и не старается отказаться от них или уступить [их другим]. Вершит дела, не пользуясь [помощью] других людей, но и ие усердствует, чтобы кормиться [собственными] силами, не презирает жадных и алчных. Своим поведением отличается от простонародья, но и не старается обособиться. В своих действиях [он часто] следует за толпой и не презирает краснобаев и льстецов. Рангов знатности и жалованья всего мира недостаточно, чтобы его воодушевить, а казней и позора — чтобы его унизить, ибо он знает, что невозможно точно отделить правду от неправды, так же как невозможно точно разграничить малое и великое.
Я слышал, что человек, [постигший] дао, остается безвестным; [человек, обладающий] совершенными моральными качествами, ничего не обретает; большой человек лишен самого себя — таков предел ограничения судьбы.«Где же проходит граница между ценным и ничтожным 102, между малым и большим — вне [свойств] вещей или внутри их?» — спросил Хэ-бо.
«Если смотреть на это исходя из дао, то вещи [сами по себе] не являются ценными или ничтожными; если смотреть на это исходя из вещей, то сами себя [они считают] ценными, друг друга же — ничтожными; если смотреть на это исходя из [существующих] нравов, то [граница между] ценным и ничтожным не находится в самой [вещи]; если смотреть на это исходя из различий [между вещами] и называть великим то, что само себя считает великим, то среди всех вещей не окажется таких, которые бы не были великими; а если называть малым то, что само себя считает малым, то среди всех вещей не окажется таких, которые бы не были малыми. Если понимать, что небо и земля — это зернышко проса, понимать, что кончик волоска — это гора, то неравные величины уравниваются 103. Если смотреть на это исходя из заслуг и считать имеющими заслуги тех, кто сам себя таковым считает, то среди всех вещей не окажется таковых, которые бы не имели заслуг; а если не имеющими заслуг считать тех, кто сам себя таковым считает, то среди всех вещей не окажется таковых, которые бы имели заслуги. Если понимать, что восток и запад противоположны друг другу и что невозможно отсутствие одного из них, то [устанавливается] разграничение их заслуг. Если смотреть на это исходя из наклонностей и считать правильными наклонности тех, кто сам их таковыми считает, то среди всех вещей не окажется таковых, наклонности которых были бы неправильными; а если считать неправильными наклонности тех, кто сам их таковыми считает, то среди всех вещей не окажется таких, наклонности которых были бы правильными. Если понимать, что и Яо и Цзе каждый считал себя правым, а другого — неправым, то очевидным становится господство [личных] наклонностей.
В древности Яо и Шунь отказывались от престола и тем не менее [остались] правителями; а когда Цзы Чжи и Куай отказались [от своего положения], то лишились [и престола и жизни]104.
Тап и У боролись [за власть] и стали ванами, а Бай-гун, начавший борьбу [за власть], был уничтожен105. Отсюда видно, что обычаи бороться [за власть] и отказываться от нее, так же как и поведение Яо и Цзе, являются ценными или ничтожными в зависимости от условий и нельзя их считать чем-то постоянным.Тараном можно пробить крепостную стену, но нельзя заполнить брешь — это говорит о различии орудий. Скакуны Ци-цзи и Хуа-лю 106 за день пробегали тысячу ли, однако мышей ловили бы хуже, чем дикая кошка, — это говорит о различии способностей. Сова и филин ночью ловят блох и замечают кончик волоска, а с наступлением дня таращат глаза и не видят даже горы — это говорит о различии [природных] свойств.
Поэтому сказать: «Почему бы не признавать [только] правду и отрицать неправду, признавать [только] порядок и отрицать беспорядок?» — означает не понимать закона неба и земли и [природных] свойств всех вещей. Это то же самое, что признавать небо и отрицать землю, признавать начало инь и отрицать пачало яи. Очевидно, что так поступать нельзя. А тот, кто все же не отвергает [таких высказываний] и продолжает о них говорить, тот если не дурак, то лгун.
[В древности] у правителей были различные способы отречения от власти; при трех династиях 107 существовали различные способы наследования престола. Того, кто был иным, [чем требовало] время, и шел наперекор тогдашним нравам, называли узурпатором; а того, кто соответствовал своему времени и следовал тогдашним нравам, называли праведником. Молчи, Хэ-бо! Откуда тебе знать, где врата к ценному и ничтожному, в чем разница между малым и великим?»
«В таком случае, — сказал Хэ-бо, — что мне делать п чего не делать? От чего отказываться и что принимать? К чему стремиться и что отбрасывать? Как мне быть в конце концов?»
«Если смотреть на это исходя из дао, — ответил Бэй- хай Жо, — то нет ни ценного, ни ничтожного — это лишь взаимосвязанное и взаимозаменяющееся. Не упорствуй в своих стремлениях, ибо это ведет к большому столкновению с дао.
Нет ни малого, ни великого — это лишь действие взаимосмены 108. Не будь односторонним в своем поведении, ибо это ведет к расхождению с дао. Будь строг, как правитель государства, у которого нет личного пристрастия. Будь доволен, как божество земли, принимающее жертвоприношення, у которого нет единоличного счастья. Будь беспределен, как бесконечность четырех сторон света, у которых пет границ. Обними все вещи одинаково, разве какая-нибудь из них должна получать [особое] покровительство? Это называется беспристрастностью. Ведь все вещи одинаковы, разве есть среди них худшие или лучшие?У дао пет ни конца, іти начала. У вещей есть и смерть и рождение; и нельзя надеяться, что они достигнут совершенства. Они то пустые, то полные, их телеспая форма постоянно меняется. [Прошедших] лет нельзя начать сначала, времени нельзя остановить. [Вещи] то уменьшаются, то увеличиваются; то наполняются, то пустеют; прекращают [свое существование] и начинают его сызнова. Поэтому говорят о стремлении к справедливости великого [дао] и рассуждают о [естественном] законе всех вещей. Жизнь всех вещей стремительна, как галоп [копя]; пет [в ней ни единого] движения, которое не [вызывало бы] изменений, нет [ни единого] момента, который пе [приносил бы] перемен. [Ты спрашиваешь, Хэ-бо], что тебе делать и чего не делать. [Ничего не надо делать!] Ведь [вещи] меняются сами по себе» 109.
«В таком случае, — сказал Хэ-бо, — что же ценного в дао?»
273
Ю Зак. 23G
«Тот, кто познал дао, — ответил Бэй-хай Жо, — непременно постигнет закон природы; постигший закон природы непременно овладеет умением соответствовать положению [вещей]; овладевший умением соответствовать положению [вещей] не станет вредить себе из-за вещей. Человека совершенных моральных качеств огонь не может обжечь, вода — утопить; ни холод, ни жара не могут причинить ему вреда; ни птицы, ни звери не могут его погубить. Это не означает, что он пренебрегает [этими опасностями]. Это говорит [только о том, что он] тщательно
изучает безопасное и опасное; сохраняет спокойствие в беде и в счастье; осторожно относится к своему уходу и приходу ио, и поэтому нет ничего, что могло бы повредить ему. Поэтому говорится: «Естественное находится внутри, человеческое — снаружи». Моральные качества находятся в естественном: познавши действие естественного и человеческого, [он обретает] основу в естественном и пребывает в [состоянии] самоудовлетворения. То останавливаясь, то двигаясь, то сгибаясь, то разгибаясь, он возвращается к главному и говорит о высшем».
«Что называется естественным? Что называется человеческим?» — спросил [Хэ-бо].
Бэй-хай Жо сказал: «У коров и коней по четыре ноги — это называется естественным. Надевать узду на голову коня, продевать [повод через] ноздрю коровы — это называется человеческим. Поэтому говорится: «Не следует уничтожать естественного человеческим; не следует уничтожать [естественной] судьбы [искусственно созданными] намерениями; не следует жертвовать добрым именем ради [ограниченных] приобретений». Тщательно соблюдать [эти правила] и не терять пх — это называется возвращением к истинному».
Однопогий Куй111 восхищался112 Сороконожкой; Сороконожка восхищалась Змеей; Змея восхищалась Ветром; Ветер восхищался Глазом, а Глаз восхищался Сердцем.
Куй, обращаясь к Сороконожке, сказал: «Я подпрыгиваю па одной йоге и так передвигаюсь. [В мире] нет ничего более [простого], чем я. А тебе приходится сейчас использовать десять тысяч йог, разве это не обременительно?»
«Нет, это не так! — ответила Сороконожка. — Ты разве пе видел плюющего человека? Когда он плюет, образуются капли: большие, похожие на жемчуг, и маленькие, похожие на туман. Смешиваясь, они падают вниз, и сосчитать их нельзя. Так же и я двигаюсь сейчас при помощи моего естественного устройства и не знаю, почему это так».
Сороконожка, обращаясь к Змее, сказала: «Я передвигаюсь при помощи множества ног, однако не достигаю твоей [скорости, хотя у тебя] нет ног. Почему?»
«Мною движет естественное устройство, — ответила Змея. — Разве можно это изменить? Зачем мне пользоваться ногами?»
Змея, обращаясь к Ветру, сказала: «Я перемещаюсь, двигая хребтом и ребрами, так как обладаю телесной формой113. Ты же с воем поднимаешься в Северном океане и с воем переносишься на Южный океан, хотя ты лишен тела. Как же [это происходит]?»
Ветер сказал: «Да, это так. Я поднимаюсь с воем в Северном океане и переношусь на Южный океан, однако если кто-либо тронет меня пальцем, то победит меня; если станет топтать ногами, то тоже меня одолеет. Хотя это и так, но ведь только я один могу ломать большие деревья и разрушать большие дома. Поэтому я использую множество маленьких не-побед и превращаю их в большую победу. Однако стать великим победителем может только совершенномудрый, [постигший дао]...»
Чжуан-цзы ловил рыбу в реке Пу114. Чуский правитель115 направил к нему двух сановников дафу с посланием, в котором говорилось: «Хочу возложить на Вас бремя государственных дел». Чжуан-цзы, не отложив удочки и даже не повернув головы, сказал: «Я слышал, что в Чу имеется священная чер-еггаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правители Чу хранят ее, [завернув] в покровы и [спрятав] в ларец, в храме предков. Что предпочла бы эта черепаха: быть мертвой, но чтобы почитались оставшиеся после цее кости, или быть живой и волочить хвост по грязи?»
Оба сановника ответили: «Предпочла бы быть живой и волочить хвост по грязи».
Тогда Чжуан-цзы сказал: «Уходите! Я [тоже предпочитаю] волочить хвост по грязп».
Хуэй-цзы116 был первым министром в Ляп117. Чжуан-цзы отправился повидать его. Некто, обратившись к Хуэй-цзы, сказал: «Прибывает Чжуан-цзы. Он желает заменить Вас [на посту] первого министра». Тогда Хуэй- цзы, испугавшись, [отдал приказ] искать [Чжуан-цзы] по всей стране. [Его искали] три дня и три ночи.
10*
275
Чжуап-цзы, прибыв к нему, сказал: «На юге живет птица по имени Юаиь-чу118, знаешь ли ты об этом? Она взмывает в воздух в Южном океане и летит к Северному океану, останавливается [па отдых] только на платанах, ест только плоды бамбука и пьет воду только из кристал ьпых пресных родников. Однажды какая-то сова па- птл а разлагающуюся крысу. Когда Юаиь-чу пролетала над ней, сова, подняв голову и посмотрев на нее, отпугивающе
ухнула. Не хочешь ли ты сейчас запугать меня при помощи твоего государства?».
Чжуан-цзы и Хуэй-цзы прогуливались по мосту через реку Хао119. Чжуан-цзы сказал: «С каким наслаждением эти ельцы играют в воде — в этом удовольствие рыб».
«Ты ведь не рыба, откуда тебе знать, в чем ее удовольствие?» — спросил Хуэй- цзы.
«Ты ведь не я, — возразил Чжуан-цзы, — откуда тебе знать, что я не знаю, в чем удовольствие рыбы?»
«Я [действительно] не ты, — ответил Хуэй-цзы,—и, безусловно, тебя не знаю; однако ты, несомненно, не рыба и ии в коей мере не можешь знать, в чем ее удовольствие».
На это Чжуан-цзы ответил: «Вернемся, пожалуйста, к началу [нашего спора]. Ты сказал мне такие слова: «Откуда тебе знать, в чем удовольствие рыбы?» [Это значит, что] ты уже знал, что я знаю это, и поэтому спросил меня. А я это узнал [во время кашей прогулки] над рекой Хао».