Тирания
В течение следующих тридцати лет, поскольку деньги продолжали разлагать старые отношения, среди землевладельческой знати начался процесс дифференциации. Сам Солон был аристократом, занимавшимся торговлей, и этому примеру теперь последовали другие знатные семьи, в особенности Мегакл из рода Алкмеонидов, отец которого установил коммерческие связи с Сардами[438], и Писист- рат.
Они наталкивались на оппозицию Ликурга из рода Бутадов и в то же самое время конкурировали друг с другом. Таким образом, существовало три партии, о которых Аристотель писал :«Этих партий было три : одна — паралийцев с Мегаклом, сыном Алкмеона, во главе, которые, по-видимому, преимущественно добивались среднего образа правления ; другая — педиаков, которые стремились к олигархии, ими предводительствовал Ликург ; третья —¦ диакрийцев, во главе которой стоял Писистрат, казавшийся величайшим приверженцем демократии. К этим последним примкнули, с одной стороны, те, которые лишились денег, отданных взаймы, ввиду стесненного положения, с другой — люди нечистого происхождения вследствие страха. Это видно из того, что после низвержения тиранов афиняне произвели пересмотр гражданских списков, так как многие пользовались гражданскими правами противозаконно. Все эти партии имели прозвания по тем местам, где они обрабатывали землю»[439].
В своей книге «Aeschyl and Athens» я принял толкование этого отрывка, которое было выдвинуто П. Н. У ре в его книге «Origin of Tyranny» („Происхождение тирании”) (1922). Однако, поскольку в «Cambidge Ancient History» („Кембриджская древняя история”) его взгляды игнорируются и являются теперь не легко доступными, необходимо их снова здесь изложить.
Равнинная партия (педиаки) базировалась на крупных земельных владениях в районах наиболее развитого земледелия, в особенности в долине к северу от Афин и на Фриасийской равнине к северо- востоку от Элевсина.
В отношении ее нет никаких расхождений во мнениях. Береговая партия базировалась на «паралии», как обозначалась вся приморская часть Аттики, исключая лишь южный берег[440]. Это была партия купцов, крупных и мелких. Некоторые из них, как мы можем предполагать, скупили себе земельные участки возле моря, с тем чтобы производить вино и масло на экспорт; другие были мелкими собственниками, которые на своих небольших судах вели торговлю кратчайшим путем с Эвбеей и Эгиной. Трудность
АТТИКА И БЕОТИЯ НаРта ІХ
Анфедон
Авлида,
Микале
Эретрия
Т имес
•Лебадея
Фивы
Т анагра1
г. Гелинон
феспии
Левктры
Эритры
Платеи Ниферои
лея®
Марафон©
фракийская
равнина
¦ттм;штФ\
Злевсин
исия
Мегары( Ми сен
~И*1
фалерон
Сикион!
Браурон
Коринфі
«шшт
флиунг
.
ттштщ
Щавр^
,Эгина З ги на,
Микены
проблемы состоит в определении того, что представляет из себя горная партия.
Эдкок определял ее следующим образом:
«Горная страна (Диакрия) не знала ни земледельческого процветания Равнин, ни коммерческого прогресса Побережья. Здесь, в извилистых узких долинах, жили пастухи овечьих и коровьих стад и мелкие арендаторы, среди них, без сомнения, было много таких людей, которым Солон возвратил свободу, но не дал земли. В Писистрате они нашли вождя, который был в состоянии добиться выполнения их требований и смог завоевать их любовь настолько, что они твердо стояли за него даже при его падении и изгнании»[441].
С такими последователями независимо от их преданности ему Писистрат мог сделаться Роб Роем, а не правителем Афин. Следует заметить, что Аристотель в цитированном нами выше высказывании не говорит ни слова ни о пастухах, ни о мелких арендаторах, которые больше всех других слоев народа должны были бы претендовать на то, чтобы их рассматривали как «сыновей родной земли» (см.
т. I, стр. 265); наоборот, он упоминает о неполноправных гражданах и разоренных ростовщиках. А подобные элементы едва ли могли скапливаться в извилистых узких горных долинах Аттики[442]. Их следует искать там, где была потребность в рабочей силе. Следовательно, мы должны вместе с У ре прийти к заключению, что «горные жители», оказавшие поддержку Писистрату, были заняты в fiexаХХа, то есть в каменоломнях и рудниках. Это были мраморные каменоломни на горе Пентеликос между Кефисией и Марафоном и на горе Гимет к востоку от Афин ; существовали также серебряные рудники на Лаврийских холмах, которые простирались до самого моря на скалистом мысе Суний[443].Толкование относительно диакрии, которое дает У ре, подкрепляется соображениями топографического характера. Известно что два поселения были расположены в этом районе. Одно из них, Плотея, было расположено между Кефисией и Марафоном. Другое, Семахиды, находилось возле Лавриона, в сердце района рудников[444]. Аристотель рассказывает, как Писистрат, после того как он уже стал тираном позволил освободить от налогов одного человека,
которого он застал возделывающим каменистые склоны Ги- мета[445].
Аристотель не говорит, что этот мелкий арендатор работал также в местных каменоломнях, но, вероятно, это имело место. В этот период каменоломни и рудники разрабатывались лишившимися своего имущества крестьянами и иммигрировавшими чужестранцами, которые поселялись как скваттеры на соседних пустующих землях; и защищая интересы этих Bergmanner[446], Писистрат приобрел поддержку в местах с наибольшей концентрацией труда в стране.
Эти соображения итт бы вес даже в том случае, если бы не было известно, что Писистрат был заинтересован в горных разработ- (i ках. Относительно этой стороны вопроса у нас имеется некоторая прямая информация.
Писистрат принадлежал к одному из нескольких аттических родов, которые вели свое происхождение от Нелеидов с Пилоса, бежавших в Афины после дорийского вторжения (см. т. I, стр.
188). Постоянное местопребывание его семьи было в Филаидах возле Брау- рона, и поэтому он должен был иметь родовые связи с родом, носящим это имя, глава которого в это время, Мильтиад, был одним из наиболее влиятельных аристократов в стране, завоевав победу в состязаниях на колесницах в Олимпии[447]. Он захватил в свои руки власть впервые в 561—560 годах до н. э., без сомнения при поддержке Мильтиада. Пятью годами позднее он был вынужден бежать из страны, так как Мегакл и Ликург объединились против него. О том месте, где он проводил время своего первого изгнания, до нас не дошло никаких известий, но в 550—549 годах до н. э., придя к соглашению с Мегаклом, он возвратился в Афины, встуТшв снова в город, согласно преданию, на колеснице, где позади него сидела прекрасная фракийская девушка, наряженная Афиной[448]. Затем он поссорился с Мегаклом и был изгьamp;н снова. На этот раз он отправился в Македонию, где он основал поселение городского типа в местности под названием Ракелос, которое находилось на берегу залива Ферма[449]. Каковы были его цели, не указывается, но вряд ли можно считать случайностью, что он поселился так близко к ¦ рудоносным холмам Мигдонии ; и позднее он направился к востоку от реки Стримон к соседней горе Пангей — богатейшему району рудников во Фракии. Здесь он накопил денег, набрал наемников и, заключив союзы с фессалийскими вождями и Лигдамом, тираномНаксоса, он возвратился на Эвбею и высадился со своими войсками в Марафоне. Его сторонники из города и деревни стекались туда, чтобы присоединиться к нему, и через несколько дней, разгромив олигархов при Паллене, он снова стал хозяином Афин. Так, по словам Геродота, «он укрепил власть многочисленным войском и доходами; часть их он получал из Аттики, часть — от реки Стримона»[450].
Несколько позднее Мильтиад переселился из Афин во Фракийский Херсонес, где он сделался вождем местных племен и породнился через женитьбу с семьей Олора, царя Фракии[451]. Остается мало места для сомнения, что это было сделано по плану, разработанному совместно с Писистратом, с целью распространения афинского влияния по всему фракийскому побережью и обеспечения контроля над Геллеспонтом (т.
I, стр. 577—578). Возможно, что в зто время зерно уже ввозилось в Грецию из колоний на Черном море, ибо, когда Ксеркс во главе своей армии в 481 году до н. э. достиг Геллеспонта, он увидел несколько греческих судов, плывущих через пролив, и ему сообщили, что на них везли зерно в Эгину[452]. В то же самое время благодаря своим фракийским связям Мильтиад должен был принимать некоторое участие в увеличении доходов от тех рудников, которые в будущем столетии были унаследованы Фукидидом (см. стр. 196). Затем, поскольку нам известно, что он имел сношения с кочующими племенами из Скифии, которые однажды вытеснили его с Херсонеса, то, вероятно, он был посредником при отправлении в Афины первой партии тех скифских рабов, из которых начиная с этого времени комплектовалась полицейская служба полиса[453]. И, наконец, возможно, он посылал рудокопов с таким же успехом, как и воинов из скифов. Одним из поселений рудокопов возле Лавриона была Маронея. В 483 году до н. э. здесь разрабатывалась богатая жила[454]. На фракийском побережье был город, носящий то же самое название, и это было древнее поселение, ибо его основатель Марон упоминался в «Одиссее»®. Самые ранние его монеты датируются концом VI столетия, и их характерной эмблемой было изображение на гербовой стороне лошади, вставшей на дыбы[455], которое обнаружено также на аттических монетах того же периода и было признано эмблемой Писист- ратидов[456]. Из этого следует, по-видимому, что это аттическое поселение было названо так фракийскими рудокопами, которые поселились здесь при правлении Писистрата или его сыновей.После Персидской войны аттические серебряные рудники были государственной собственностью и разрабатывались почти целиком при помощи рабского труда, рабы же были частной собственностью. Так, Никий, сын Никерата, отдавал внаем 1000 рабов фракийцу по имени Сосия для работы в рудниках[457]. Этот Сосия был, вероятно, сам рабом, который брал у государства подряд на ведение общественных работ (лшЦтщ). Из рассмотренного выше свидетельства мы можем сделать заключение, что рудники перешли в руки государства во время правления Писистрата и что рабский труд начал при- I обретать доминирующее положение в тот же период.
Вероятно, Писистрат использовал ту возможность, которую ему создало бегство его олигархических противников, для того чтобы разрешить аграрную проблему. Крестьяне были поселены на конфискованных землях в качестве мелких собственников[458]. В то же время он обеспечивал себе постоянную поддержку купцов и ремесленников путем развития денежной системы, поощряя экспортную торговлю маслом, вином и гончарными изделиями и приступив к выполнению честолюбивой программы общественных работ, включая сюда разрушение старой городской стены и строительство акведука. Он закончил строительство храма Афины Полиады, для которого он импортировал мрамор с острова Парос, и начал строить большой храм Зевса Полия, задуманный им в столь грандиозном масштабе, что он был закончен только через шесть веков римским императором Адрианом. Для того чтобы побороть религиозное влияние аристократических родов, он официально признал народные кульры Диониса, а его сыновья построили новое здание для посвящений в мистерии в Элевсине, которые были поставлены под контроль государства[459]. Он преобразовал городские Дионисии в театральные празднества и установил публичные декламации гомеровских поэм (см. т. I, стр. 575—579). •
Писистрат умер в 528—527 годах до н. э., и ему наследовали его сыновья — Гиппарх и Гиппий. Гиппарх спустя девять лет был убит Гармодием и Аристогитоном из рода Гефиреев (см. т, 1, стр. 120). Афинские аристократы в следующем столетии распространили версию, что свержение тирании, и тем самым установление демократии, — дело рук этих заговорщиков. Но в действительности же Гиппий оставался у власти еще восемь лет. Его растущая непопулярность в этот последний период его правления обусловлена прежде всего изменениями, происшедшими в соотношении политиче-
ских сил. Укрепляя позиции «нового класса богатых промышленников и купцов», Писистрат выполнил эту задачу так хорошо, что теперь они почувствовали себя достаточно сильными, чтобы обходиться без покровительственной диктатуры. Следовательно, они стали все более и более раздражительно относиться к тем расходам, которые влекло за собой существование этой диктатуры, в то время как Гиппий стал запутываться в финансовых затруднениях, которые он мог преодолеть только путем дальнейшего усиления требований. Таким образом, возникнув в качестве прогрессивной силы, тирания кончила тем, что превратилась й препятствие для прогресса. Окончательный удар ей был нанесен в 512—511 годах до н. э., когда завоевание Фракии персами лишило Гиппия главного источника его доходов. Он был изгнан двумя годами позднее.
Функция тирании имела переходный характер. Проламывая и расширяя брешь в господстве земельной аристократии, она предоставляет возможность среднему классу объединить свои силы для заключительного этапа демократической революции, которая предполагает свержение и самой тирании. Именно поэтому в греческой традиции тирания осуждается почти единодушно. Олигархи обвиняли ее авансом, поскольку она была прогрессивной, а демократы — оглядываясь назад, поскольку она становилась реакционной. Однако в случае с Писистратом существовала распространенная традиция, переданная нам Аристотелем, что его правление было возвращением к веку Кроноса[460]. Эта легенда о золотом веке Кроноса, когда люди жили в довольстве без необходимости зарабатывать свой хлеб в поте лица своего, было народным воспоминанием о первобытном коммунизме[461]; и то, что первобытный коммунизм ассоциировался с правлением Писистрата, является замечательным доказательством силы и широты оказываемой ему народной поддержки.
Яростное сопротивление, которое демократическое движение должно было преодолеть, нашло свое отражение в поэзии Феогнида из Мегары, аристократического bon vivant[462], который, что было типично для подобных ему, отождествлял цивилизацию с привилегиями своего класса :
Совести в душах людей не ищи; лишь бесстыдство и наглость, Правду победну поправ, всею владеют землей...
Город все тот же, мой Кирн, да не те же в городе люди.
Встарь ни законов они не разумели, ни тяжб.
Козьими шкурами плечи покрыв, за плугом влачились,
Стадом дубравных лосей прочь от ворот городских В страхе шарахались ... Ныне рабы — народ самодержец;
Челядь — кто прежде был горд доблестных предков семьей.: ;
Тяжкой пятой попирай тупоумную чернь и рожнами
Острыми стадо смиряй, игом гнетущим гнети. '
Подобострастнее слуг не найти, клянусь, ни в едином Из городов и племен, Гелием зримых с небес...
Большинство народа знает одну только добродетель —
Богатство; ничто другое не приносит никакой пользы...
Лучшая доля для смертных — на свет никогда не родиться И никогда не видать яркого солнца лучей.
Если ж родился, — войти поскорее в ворота Аида ? И глубоко под землей в темной могиле лежать[463].
Поскольку старая кастовая система, ведущая свое начало из бронзового века, была уничтожена; поскольку рабы не соглашались дальше, чтобы их нагружали, как ослов; поскольку также старые неписанные правила личной преданности и патриархальной терпимости стали измеряться в звонкой монете, — следовательно, цивилизация погибла. Однако цивилизация не дожидалась Феог- ,жида. Старая культура разрушалась, но новые стремления, новые Ценности, новые идеи вторгались в жизнь.