Субстанция или функции?
Теория качеств, предложенная стоиками, несмотря па сложность ее интерпретации, вызывает огромный интерес
Оіникает вопрос: как могли такие тонкие мыслители, как Крисипп и Посидоний, разработавшие ряд совершенно ПЫХ для Античности понятий, и прежде всего понятия деальное» и «абстракция», говорить о телесности ка- 'ІСТВ?
Данный вопрос можно разъяснить, если комплексно іссмотреть учение стоиков о материи, концепцию континуума и принцип функциональности, активно ими приме- емый, — в соотнесении с историей изучения проблемы в самой Античности.
Говоря о качествах в связи с материей, іИки подняли древнюю проблему смешения, рассматри- шуюся также и Аристотелем в связи с критикой атомической теории. Теория атомов, которые движутся в Пустоте, исключала возможность качественного изменения Л, превращения свойств. Аристотель выступал против рии мельчайших пор, неспособной объяснить взаимо- Йствие мельчайших частиц. При этом мыслитель остере- ался утверждать, что качественное изменение (oA/.oi- Собаї) происходит непрерывно, ибо это означало бы осиливать очевидное: «Качественное изменение (5 aAAolcootg) обращается] в свою противоположность», — говорил Старит (Физика VIII 3, 253 b 30).Рассматривая вопрос о качествах, он обратился к кате- риям возможности и действительности. Аристотель при- Исывал материи особое свойство — способность принимать форму, подспудно проводя тем самым идею функциональности (динамическое представление о функции).
Вообще, динамическое представление о функции, свя- анное с проблемой движения (изменения) и свойственное онийцам и Эмпедоклу, в античную эпоху было предме- м острой борьбы. Оно встречало резкие возражения лейцев, полемизировавших с приверженцами идеи преоб- азования. Действительно, с точки зрения апологетов статики изменение самой вещи несовместимо с сохранением ее сущности, поэтому (с позиции сохранения сущности) всякое изменение иллюзорно. Согласно Эмпедоклу, возникновение сущего невозможно рассматривать в отношении сущности [10, с. 345]. Кроме того, при отображении
некоторого объекта А посредством объекта В возникает вопрос о тождестве А и В.
Впервые историю этого спора и попытку разрешении данного затруднения, связанного с проблемами движения и тождества, предпринятую в античную эпоху Аристотелем, исследовал математик, историк античной и средневековой науки и философии Д. Д.Мордухай-Болтовской [87, л. 35]'.
Упоминая вкратце о двух подходах к формированию образа мира, существовавших у древнегреческих мыслителей (и связанных, по его мнению, с различным представ лением о функциональной зависимости), а также — в обновленной форме — в Средневековье и Новое время и послуживших основой для возникновения математического понятия функции, Д.
Д. Мордухай-Болтовской более подробно рассмотрел вопрос об аристотелевском понимании проблемы движения в связи с категориями возможности И действительности. Аристотель рассуждал о двух плоскостях существования: актуальной (действительной) — для формы, и потенциальной (существующей лишь в возможности) — для материи. Потенциальное у Аристотеля — это не просто возможность в логическом смысле, не содержащая в себе внутреннего противоречия, а особая плоскость существования, с понятием которой Аристотель связывает определение движения: «Движение — осуществление того, что есть в возможности...» (пер. А.В.Кубицкого; Метафизика XI 9, 1065 b 20). Д. Д. Мордухай-Болтовской интерпретирует эти мысли Аристотеля следующим образом: «Если А должно создать А', затем А ”... А" — то АА ” ... Ап присуще потенциальное существование. Переменному X тогда отвечает вся полнота сущности в потенции, а значениям А', А" — то, что получает актуальное существование. Таким образом, две плоскости существования по существу тождественны двум областям — области значенийНезависимого переменного X, олицетворяющего сущность Возможного (А), и области значений зависимого переменного (А )». Вывод Д.Д.Мордухай-Болтовского — Аристотелю свойственно динамическое представление о функ- ИОнальной зависимости [87, л. 2]. Действительно, в рас-хождениях Аристотеля можно обнаружить идею функцио-нальной зависимости. Но даже если признать «потенци- ьное» особой плоскостью существования, то необходимо ворить и о плоскости существования вечного двигателя, И тогда функциональный принцип не может быть проведен оследовательно. Кроме того, подход Аристотеля — коли-чественный, и в Средние века, когда существовала проблема решения задач об изменении экстенсивных и интенсивных величин, в первом пункте следовали именно за Аристотелем, сводя всякое изменение к изменению количества. Такой — чисто формально-логический, количест- нный, ориентированный на форму и сущность — подход тавлял проблему нерешенной и требовал совершенно Ного пути рассуждения .
Этот иной путь, но с позиций оследовательно проводимой идеи функциональности существили стоики. Однако для того чтобы понять " ысл рассуждений стоиков, необходимо учесть сущест- ование двух типов мировосприятия, бытовавших в мифо- орческом процессе в Греции: «мифологии пребывающих щей, охватывающих статику бытия, и мифологии стано- ящихся вещей, охватывающих динамику бытия» [105, С. 57]. Стоикам, безусловно, был близок второй тип мировосприятия. «Материя» в концепции Стой играет роль не- ‘Висимой переменной X, и различия в существовании нее амой приводят к различным видам наличного существо- ния — зависимым переменным (имеется в виду область начений зависимого переменного А', А" ... Ап: субстрат, качество, свойство, относительное свойство). Таким обра- м, существует функциональное отношение между пер- воматерией и видами ее существования, выступающими и роли категорий в концепции Стой.Наилучшей иллюстрацией такого «функционального понимания служит само понятие «материя» (ь'7-ц). Оно \ Хрисиппа имеет два смысла: «материя называется [стой ками] двояко: сущностью и материей, в первом случае — и отношении целого, во втором — в отношении частей, при менительно к целому — и не увеличивается, и не умет, шается, к частям — и увеличивается, и уменьшается» [Г> fr. VII. 150]. Осмелимся предположить, что Хрисипп своим учением о первоматерии и пневме заложил основу нової »> понимания мира, не свойственного его предшественпи кам — античным философам классической эпохи. У Хри сиппа само традиционное понятие субстанции как нет менной, общей первоосновы всех вещей элиминируется Он же осмыслил не только понятие «материя», НО И ПОІІЯ тие «божество», важное с точки зрения характеристики природы мира. Вообще говоря, мысль об идеальном мире и его противопоставлении миру реальному вполне отчетливо была сформулирована в учении Платона, Хрисипп же впервые заговорил о боге как абстрактном понятии. Тоск.і Платона по другой сфере бытия выражена в идее полноты Эта полнота достигается самодовлеющим характером идеи блага как Абсолюта.
На нем замыкается понятие мира. Как замечает А.Лавджой, «существование всего восприми мающего и темпорального мира, не обладающего в собс і венном смысле самодовлеющим значением, ничего не ми жет добавить к совершенству мира» [73, с. 46]'.Стоики же, являясь идеологами мира единственного посюстороннего, провозгласили его «лучшим из миров» восстав таким образом против платоновской идеи Абсолю та. В эллинистическую эпоху идея самодостаточное! и (аьтйркєіа) была применена к миру человека, новой реалі, ности, которая была открыта наряду с миром природы Решающая роль в этом открытии принадлежала стоикам Одновременно была сделана попытка путем обнаружения
связей, существующих в мире, и раскрытия функционального принципа, действующего в нем, противостоять еще доминировавшей тогда идее неизменного, субстанциального в своей основе мира.
Новый взгляд стоиков вызвал открытое неприятие, а порой и непонимание современников, а также философов эпохи поздней Античности. Плотин, в трактатах которого, ПО мнению А. Грэзера, можно найти элементы учений не только Платона, но и стоиков, развивал идею субстанциальности материи, и критическое отношение к идейным противникам не мешало ему заимствовать у них те или иные элементы учения [142, р. 14]. Вместе с тем критика Плотина дополняет ту картину стоической доктрины, оторую можно восстановить по фрагментам. Особое неприятие Плотина вызывает отождествление стоиками материи с «7ioK?tpEvov (субстратом). Судя по всему, стоики Избегали использовать в своем учении понятие «сущность». Плотин так прямо и упрекает стоиков в странности считать материю «исполнительницей роли сущности» (кои TOBTOJ avatpepeiv кои tr/V oooiav) [27, fr. 1086, cap. 27] . Пло- ч'Ина не устраивает в таком мировоззрении непризнание 'Наличия однозначного соответствия всего многообразия, в 'воих проявлениях сходящегося в едином родовом признаке. Это на самом деле признание тождества некоторого объекта А, отображаемого через объект В. Такое тождество не содержит момента преобразования, а предполагает лишь копирование образца: способ мысли, свойственный фагорейцам и Платону.
Понятию «род» в таком понимании попросту нет места в концепции Стой [27, fr.
1083, cap. 25]. Стоики, по мнению Плотина, вообще не говорят о родах бытия: «Исчисляя один лишь субстрат, они не перечисляют сущие [роды бытия], но ищут начала сущих. Существует же различие между тем — говорить ли о началах или же о сущих самих По себе» (’'Еяеїха то їжокбірєуоу ev apiOpoDvtEg ov та ovxa e^apiGpouvtai, ahk аруас, x&v ovxtov ?r)touou Діафєрєі 8г apyaq Asyeiv каї aura) [ibid.]. Остальные же роды, к вящему огорчению Плотина, стоики относят к свойству-состоянию (7ia0ii), заводя разговор о категориях. По Плотину, стоикам надо было бы с 7ГО.0Т1 сопоставлять сущность, а не материю в роли субстрата. Характерно, что термин 7ia,0i] означает «изменение», олицетворяя собою процесс, и может переводиться как «явление», «случай», «событие». Замечание Зенона о том, что «сущность вещи заключается в первома- терии», на самом деле призвано подчеркнуть отказ стоиков от одностороннего понимания сущности и от поиска внешней причины [19, fr. VII. 150]. Вместе с тем стоики не могли отказаться от неизменной основы меняющихся вещей. Выдвижение стоиками на первый план материи связано с признанием устойчивости в мире. Этой остающейся постоянной основе вещей Плотин противопоставляет «истинно сущее», которое пребывает вечно. Принцип константности, воплотившийся в стоическом понятии материи и предполагающий изменение функционального характера, не тождественен статическому принципу субстанциальности, предполагающему лишь отображение, о котором, по сути, говорит Плотин, возрождая взгляды Платона. Таким образом, критика Плотина направлена не просто против материалистического воззрения стоиков на вещи, как полагал М.И. Владиславлев [53, с. 46], а главным образом против их наступления на традиционную идею субстанциальности, не допускающую, строго говоря, никакого пре образования. Более по душе Плотину оказалось учение Посидония, ибо, хотя в основных чертах физическое учение стоиков сохранилось, в дальнейшем, в эпоху Средней Стой, некоторые его моменты претерпели существенную эволюцию, в основном под влиянием Платона и, возможно, Пифагора. У Посидония — создателя учения о гармо нии сфер — принципиально иной взгляд на мир, чем у того же Зенона. В его трудах находим высказывания не только о божественно-огненной, пневматической сущности мира, но и о всезнающем мировом уме, который все приводит II движение [8, кн. IX-X, фр. 76, 93, 94; кн. XI, фр. 11, 31]Таким образом, Посидоний акцентировал момент наличности Логоса в мире как деятельного, функционально Значимого принципа, что отразилось на изменении статуса бинарной оппозиции пассивного (материального) и активного (интеллигибельного) начала. Именно у Посидония более последовательно проводится мысль о функциональной сущности Логоса. Вопрос о том, возобладала ли в учении Посидония идея творения, спорен. Несомненно лишь то, что здесь настойчивее, чем у его предшественников, звучит мысль о целесообразности мира.
В физической картине мира, предлагаемой Посидонием, все связано девятью сферами; к наружной небесной сфере прикреплены звезды, кружащиеся в вечном вращении. Состояние сцепления явлений неосязаемо и незримо, оно доступно восприятию только очень тонкой души. Вообще, субстанция души соткана из эфирного огня и пребы-вает не в Аиде, а в надземном эфире. Вот эта-то тотальная связь (сродство) и сопричастность физического мира и души одному элементу, эфирному огню, создает возможность их постижения с помощью особой науки — прогностики как части мантики. Прогностика интересовала Поси- ония в связи с проблемой будущих событий, но решать эту проблему можно было только в контексте концепции причинности, ибо возможность предсказания будущего вытекает из знания причинности, как полагал уже Хрисипп [17, SVF 1 939]. Поэтому в конечном итоге учение о причинности и сыграло решающую роль в концепции Посидония. Он возродил учение о Роке, суть которого отражена в стихах Клеанфа:
Веди меня, властитель Зевс и Рок,
К назначенному вами мне пределу!
Последую охотно; если ж нет —
Я, ставши трусом, все ж вас не избегну .
Но Рок Посидония возвещал неизбежность. Не в этом ЛИ еще одна причина отторжения стоицизма и торжества аристотелизма в эпоху Средневековья?
Выскажем убеждение, что в физическом учении стоиков нет простого возврата к наивной диалектике раннегреческих натурфилософов, как принято считать со времен Э. Целлера. Перед нами оригинальная физическая концепция, ориентированная нате моменты досократической философии, которые более всего соответствовали представ-лениям стоиков о функциональности начал мира и его кон-тинуальной природе. Не следует впадать и в другую край ность — отождествлять открытия стоиков с современными теориями, ведь они были детьми своего времени. И тем не менее за всей этой причудливой физико-теологическом картиной скрывается нечто достойное удивления. Речі, идет о концепции континуума, содержащей динамическое понятие бесконечного процесса. Эту концепцию создали Клеанф и Хрисипп, а развил Посидоний.