Религия пифагорейцев
Со стороны религиозной пифагореизм имел столь много общего с орфизмом, что была высказана мысль, будто «пифагорейцы были практически орфической общиной»[514]. Это, конечно, преувеличение.
Между ними имелись важные различия, которые соответствуют, как мы увидим, различиям в их классовой основе. Но сначала рассмотрим, что у них было общего. *Обе секты были организованы в то, что можно назвать тайными обществами или братствами — орфики в ftlaooi, пифагорейцы в awedqmе. Допуск в них производился путем особого посвящения, включая участие в соблюдении тайных ритуалов и знания доктрин, которые не могли быть разглашены непосвященным. Этот обет молчания нашел свое выражение в пифагорейском символе «бык на языке» соответственно орфическому «дверь на языке» и элевсин- скому «ключ на языке»[515]. Пифагорейцы, в частности, регулярно практиковали молчаливое размышление1. Темой размышления, как мы можем предположить, были высказывания учителя. Аристотель сообщает нам, что ученики Эмпедокла обычно заучивали его поэмы наизусть и могли «отбарабанить их» задолго до того, как им удавалось понять их значение, так как «требовалось время для того, чтобы они могли вникнуть в него»2. Подобно этому на языке, который явно напоминает элевсинские мистерии, Гераклит заявлял, что его изречение, когда его слышат в первый раз, непонятно в той же мере, как и до того, как о нем вообще услышат3. Все мистические доктрины имеют внутреннее значение, проникновения в которое посвященный может достигнуть только путем постоянного повторения и размышления.
Выше уже упоминалось о том, что орфики воздерживались от употребления мяса, исключая лишь сакраментальные ритуалы. Порфирий утверждает, что подобное правило соблюдалось и пифагорейцами4. Утверждение Порфирия само по себе имело бы мало веса, но в данном случае оно подтверждается и другими свидетельствами.
Мы знаем, что в III столетии до н. э. этому правилу следовали те пифагорейцы, которые заявляли о своей верности религиозной стороне учения Пифагора ; и мы имеем свидетельство современника Пифагора, что последний сам проповедовал доктрину, согласно которой после смерти людей их души переселяются в животных. Говорят, что он, доказывая это, протестовал против того, чтобы били собаку5. Если ранние пифагорейцы на таких основаниях воздерживались от того, чтобы бить животных, возможно, что они, подобно орфикам, воздерживались также и от того, чтобы их есть.Эти соображения являются важными, так как они показывают, что орфические и пифагорейские братства сохранили известные тотемические ритуалы и верования (см. т. I, стр. 45) и в действительности недалеко ушли от тех магических братств, характерных для высшей стадии племенного общества, о которых шла речь в главе II (стр. 53—54). Это, как мы убедились, было первичным источником тех иератических традиций, которые в Ионии породили милетскую школу философии, однако, тогда как в этом случае генеалогическая линия является длинной и извилистой, уводит нас в минойские Фивы, на Крит, в Сирию и Месопотамию, эти орфические и пифагорейские братства, можно сказать, поднялись лишь на одну ступень по сравнению с племенными верованиями. Почему они остановились так близко от своего источника? Ответ в общих словах состоит в том, что угнетенный класс как раз потому, что он в культурном отношении является более отсталым, чем правящий
- Р h і 1 о s t. Ар. I. 1.; St ob. FI. XXXIV. 7, Anth. Pal. X. 46, XIV. I, XVI. 325—326; Greg. Naz. Or. XXXIII. 535c.
- A r і s t о t. Eth. Nic. 1147a.
- H e г a с 1 і t. 1.
4Porphyr. De Abst. I. 26.
6 X e n о p h. 7.
класс, более склонен придерживаться первобытных обычаев и верований ; но имеются еще два дальнейших соображения, которые дают нам возможность уточнить этот наш ответ.
Во-первых, орфическое движение началось во Фракии, быстро распространилось на греческие колонии в Италии и Сицилии и расцвело здесь шире и на более долгое время, чем где-либо в другом месте в Греции.
Подобно этому пифагорейское движение началось в Италии. Это не было случайностью. Как раз в этих отдаленных областях — во Фракии, Италии и Сицилии — греки находились в тесном и непрерывном контакте с более отсталыми народами, которые сохранили свои племенные институты. В противоположность ионийцам, мировоззрение которых было по преимуществу мирским и рационалистическим, для этих жителей запада были характерны религиозный склад мышления и свойственна вера в пророчества и чудеса. В этом они напоминали иудеев, которые также вследствие обстоятельств, связанных с их историей, сохраняли связь со своими племенными традициями (см. стр. 93—95).Во-вторых, Пифагор был хорошо подготовлен самими обстоятельствами своей жизни к тому, чтобы объединить эти две традиции как потому, что он был ионийцем, поселившимся в Италии, так и потому, что по рождению и воспитанию он принадлежал к новому среднему классу. В этом заключается смысл важного замечания, которое сделано Энгельсом. В Ионии «новая аристократия богатства» с самого начала совпадала со старой наследственной знатью и, следовательно, оказалась способна к передаче и истолкованию старых иератических традиций. С другой стороны, в Италии ранние пифагорейцы были по преимуществу новыми людьми* которые оттеснили старую родовую знать «на задний план»[516] и, следовательно, усваивая достижения милетской философии, оказались способными объединить их с народными традициями, которые они сами разделяли с простым народом.
Кроме воздержания от употребления в пищу мяса, пифагорейцы соблюдали и другие табу и придавали им этическое значение. Например, «не переступай через перекладину лестницы» обозначает: не нарушай границ справедливости. Они верили в моральную ответственность индивидуума за свои поступки и, когда они возвращались домой после дня работы, они говорили сами себе : «Что преступил я? Что натворил? Какого не выполнил долга?»[517]. Они верили в бессмертие души и в то, что души чистых после освобождения от колеса рождения вступали в верхнюю сферу гадеса, в то время как души нечистых заключались Эринниями в неразрушимые оковы ; что в воздухе находятся духи-хранители, которые посещают людей в их сновидениях, потому что душа пробуждается, когда засыпает тело, и что человек, принадлежащий доброму духу, блажен.
Их обряды погребения были предназначены для того, чтобы обеспечить им личное спасение[518].Во всем этом они мало отличались, если отличались вообще, от орфиков. Однако богом-покровителем у них был Аполлон, а не Дионис. Всюду, куда бы они ни приходили, орфики приносили с собой культ своего бога, который был экстатическим и народным в противоположность аристократическому и более сдержанному Аполлону; но в Ионии этот последний удерживал свое господствующее положение, будучи богом Делоса (см. т. I, стр. 556), алтарю которого, как передают, Пифагор выказывал особое почтение. В качестве ионийца, следовательно, Пифагор был по традиции связан с Делосским Аполлоном. Имеется еще и другое основание для того, чтобы культ этого бога имел место в новом братстве. Как пророк, музыкант и исцелитель, он объединял под своим покровительством две стороны пифагорейского образа жизни ((piloeoyia) — практическую и теоретическую. Практически они занимались музыкой как средством очищения души от загрязнения ее телом; теоретически они были первыми, кто исследовал связь между музыкой и математикой. Аполлон, играющий на лире, распоряжающийся Музами (см. т. I, стр. 485), был божественным воплощением этого органического единства.
Наконец, философия пифагорейцев, хотя она и вышла из орфического мистицизма, образовала совершенно новую, систему идей, выражая новую точку зрения на человека и природу, мировоззрение нового класса, который был порожден дальнейшим прогрессом в развитии способа производства ; и в греческих городах южной Италии эти идеи были сознательно применены с целью изменения общественного порядка:
«Новые общественные идеи и теории возникают лишь после того, как развитие материальной жизни общества поставило перед обществом новые задачи. Но после того, как они возникли, они становятся серьезнейшей силой, облегчающей разрешение новых задач, поставленных развитием материальной жизни общества, облегчающей продвижение общества вперед»[519].