Пифагорейцы из Кротона
Пифагор был уроженцем Самоса и современником тирана Поли- крата, который был казнен персами около 523 года до н. э. Его отец, Мнесарх, был резчиком по драгоценным камням[504].
Пифагор заинтересовался научными исследованиями, в особенности теорией числа, и, как говорят, был первым, кто продвинул занятия математикой за пределы того, что необходимо для ведения торговли[505]. Он был также религиозным мистиком и верил в переселение душ. В среднем возрасте он переселился в Кротон в Южной Италии. Это был процветающий торговый город, знаменитый своей медицинской школой, из которой как раз в это время вышли два выдающихся деятеля. Один из них, Демокед, который был сверстником Пифагора, стал врачом персидского императора[506]. Второй, Алкмеон, был несколькими годами моложе. Здесь Пифагор основал религиозный орден, который в течение некоторого времени держал в своих руках политическую власть в Кротоне и в нескольких других городах этой области, самым богатым из этих городов был Сибарис. Между упомянутыми двумя городами разразилась война, и в 510 году до н.э. Сибарис был разрушен. В скором времени после этого события Пифагор удалился в Метапонт, где он, как кажется, и провел остаток своей жизни. Пифагорейцы сохраняли свою организацию и продолжали активную деятельность, пока около 450 года до н. э. их орден не распался и они не подверглись насильственному изгнанию. Их последующая история нас в настоящее время не интересует. Это все, что нам, как мы можем утверждать, известно о жизни Пифагора. Дальнейшие подробности, которые нам доступны из древних рукописей, являются малодостоверными.Возникает вопрос, какой политической программы придерживались Пифагор и его единомышленники, когда они стояли у власти в Кротоне и в других местах южной Италии, и какова была их классовая база. Ответы на эти вопросы даются лишь неопределенные и противоречивые.
Порфирий в своей «Жизни Пифагора» утверждает, что Пифагор покинул Самос, чтобы освободиться от тирании Поли-
ЮЖНАЯ ИТАЛИЯ И СИЦИЛИЯ
Карта X
крата, которая принимала все более репрессивный характер[507]. Из этого некоторые выводят заключение, что он был аристократом, а другие — что он был демократом. Истина же состоит в том, что мы знаем слишком мало о внутренних делах на Самосе в этот период и что сообщение Порфирия по этому вопросу не может быть принято из-за отсутствия надежного подтверждения; и потому все, что мы можем сделать с этим свидетельством, это оставить его без внимания. Имеется утверждение Диогена Лаэрция, что ученики Пифагора в Кротоне «управляли так хорошо (адшта), что их правление было таким, как будто это правила аристократия (адютондатіа)»[508]. Из этого было сделано заключение, что они представляли интересы земельной аристократии. Однако ясно, что слово aQiaroxqarla употреблено здесь в его буквальном и философском смысле наилучшего правления, а вовсе не в политическом смысле. Нельзя выводить заключение, что пифагорейцы представляли интересы крупных землевладельцев. Наоборот, следует считать, исходя из общих оснований, в высшей степени маловероятным, если не вообще невозможным, что эмигрант с Самоса мог оказаться во главе наследственной земельной олигархии в государстве, которое было основано почти за два столетия до того, как он там появился. Наконец Аполлоний заявляет, что у пифагорейцев было два противника — Килон, которого он описывает как одного из виднейших граждан по богатству и происхождению и демократ по имени Нинон[509]. Это наводит на мысль, что они были умеренными демократами, занимавшими среднюю позицию, подобно Солону в Афинах, с той, однако, разницей, что этот последний был аристократом по происхождению, тогда как Пифагор таковым не был. Но тем не менее и здесь нельзя прийти ни к какому определенному заключению, поскольку свидетельство является ненадежным.
Если бы это было все, у нас не было бы другого выбора, кроме как вернуться к общим рассуждениям исходя из содержания пифагорейского учения ; и всякое заключение, к которому удалось бы прийти на этих основаниях, было бы ослаблено тем, что трудна определить, какая из доктрин, толкуемых поздними пифагорейцами, может быть приписана основателю, который ничего не оставил в письменном виде.
В этом отношении Пифагор ставит нас перед такой же проблемой, что и Конфуций (см. стр. 66). Однако, к счастью, у нас имеются некоторые археологические свидетельства, которые, если их понять правильно, имеют решающее значение. Вот что говорит Селтман о самых ранних монетах из Кротона и союзных с ним городов:«Мнесарх, резчик по камню, проживающий на Самосе, имел знаменитого сына, Пифагора. Этот последний, сведущий в обработке металлов, в математике и в музыке, глубокий мыслитель, пересв- лился около 535 года до н.э. в Кротон, где он выпустил монету, ввел свою философию и основал пифагорейское братство, которое вскоре взяло в свои руки политический контроль в ряде процветающих городов ; и в некоторых из них появилась монета, сходная по характерным признакам с кротонской, но отличная по своему внешнему виду от всех других греческих денег. На каждой монете были рельефно изображены герб государства и несколько букв из его названия, все это было окаймлено витым орнаментом, и каждая монета имела на обратной стороне точно такое же изображение, но глубоко врезанное. Наиболее известные из них, кроме Кротона с треножником Аполлона, были Сибарис с быком, смотрящим назад, Мета- понт с большим колосом ячменя, Каулония со статуей Аполлона, Тарас с изображением человека, сидящего верхом на дельфине, и Посидония с изображением статуи своего покровителя, бога Посейдона. Все они, по-видимому, были выпущены в течение трех последних десятилетий перед 510 годом до н.э.[510]
Из этого свидетельства, которое сделано современником и является конкретным, можно вывести два заключения.
Во-первых, время правления пифагорейцев совпадает с введением денежной системы. Поскольку это так, то класс, который пифагорейцы представляли, должен был быть «новым классом богатых промышленников и купцов». Конечно, купеческий класс прошел этот путь развития, не беря фактически власть в свои руки, что, как мы знаем, имело место в Сиракузах. Но новая монета, описанная Селтманом, была выпущена непосредственно после установления пифагорейцами своего правления, и поэтому инициатива могла исходить только от них.
Они, следовательно, отличались от милетских философов и напоминали Солона своим активным участием в политической борьбе за развитие товарного производства ; но они отличались как от милетцев, так и от Солона, поскольку были людьми из народа и, следовательно, более тесно солидаризировались с народным движением. Как мы*увидим, эти различия нашли отражение в их учениях.Во-вторых, им удалось на короткое время установить нечто вроде федерального союза, охватывающего ряд независимых городов- государств. Какую цель они этим преследовали, можно только догадываться. Возможно, что она напоминала план, который, как говорят, Фалес предложил ионийцам. Он убеждал их учредить общую столицу в Теосе, причем другие города должны были быть сведены до положения демов[511]. Согласно Геродоту, который сообщает нам об этом предложении Фалеса, оно отстаивалось в качестве оборонного мероприятия против персов после падения Сард; однако, поскольку в такой ситуации он был бы по меньшей мере бесполезен с военной точки зрения, кажется более вероятным, что этот план был выдвинут (еще до того как лидийская территория в глубь от побережья была захвачена персами) с целью создания единой экономики прибрежной области. Если цель пифагорейцев была подобна этой, то она с самого начала была обречена на неудачу. Демократическая федерация городов-государств может утвердиться только при условии, что производительные силы развиты в достаточной степени для того, чтобы обеспечить организованное разделение труда между федеративными городами, а этому условию препятствовало большое развитие рабского труда. Как заметил Маркс :
«В древних государствах, в Греции и Риме, вынужденная эмиграция, принимавшая форму периодического основания колоний, составляла постоянное звено общественного строя. Вся система этих государств была построена на определенном ограничении численности населения, пределы которой нельзя было превысить, не подвергая опасности самих условий существования античной цивилизации. Но почему это было так? Потому что этим государствам было совершенно неизвестно применение науки в области материального производства.
Чтобы сохранить свою цивилизацию, их граждане должны были оставаться немногочисленными. В противном случае им грозило подчинение игу того изнурительного физического труда, который превращал тогда свободного гражданина в раба»[512].Верно, что после Персидских войн афинянам удалось основать Делосскую конфедерацию. Но это был союз, основанный на том, что один из его членов доминировал над всеми другими. И прочность его объясняется интенсивной борьбой между демократами и олигархами, которая в V столетии достигла масштаба общеэллинской борьбы. В Италии в VI столетии эта стадия развития еще не была достигнута, и пифагорейский план, если таковой существовал, был подорван соперничеством между Кротоном и Сибарисом. Тем не менее сам тот факт, что попытка основания федерации была предпринята, показывает, что при правлении пифагорейцев эти италийские города находились в течение короткого времени в авангарде говорящего по-гречески мира.
Все только что сказанное о пифагорейской политике относится к поколению самого Пифагора, когда орден фактически находился у власти в Кротоне и в других местах. Само собой разумеется, что после их изгнания их политическая ориентация должна была подвергнуться более или менее радикальному изменению. Оценка, данная здесь начальному периоду, подтверждает точность заключений, к которым пришел Фриц в своем исследовании этого вопроса :
«В последнем периоде своей истории пифагорейцы, кажется, всегда придерживались крайне консервативной политики ... Однако должно было быть время, когда они являлись новыми людьми и когда, следовательно, новое в их доктринах должно было вступить в конфликт с принятыми представлениями и традициями. Битвы, завязывавшиеся как следствие этой ситуации, должны были совершенно отличаться по своему характеру от тех, которые происходили тогда, когда пифагорейцы стали более или менее отождествлять свои интересы с установленным режимом»[513].
Это утверждение звучит несколько неопределенно, но вопрос в целом решается правильно. Пифагорейцы из Кротона не только бросили вызов принятым представлениям и традициям, но и отняли власть у земельной аристократии и использовали ее для того, чтобы способствовать развитию товарного производства. Теперь мы можем обратиться к их религиозным и философским доктринам и посмотреть, не сможем ли мы распознать в них социальные и политические цели пифагорейцев.