От мифа к логосу
Новый, эллинистический мир представал как реально целостный и конкретно-зримый. К его описанию подходит образ интенсивного мира Гёте, о котором говорит М. Бах- I ми, ибо время в таком мире выступает как локализованное н пространстве [42, с. 233]. Но это был особый мир. JIo- кпльные события могли перерастать заданные границы, могли перемещаться во времени и пространстве, утрачивая Облик реальности. Поэтому и появление специфически Эллинистического литературного жанра утопии не было случайностью. События этого мира могли совершаться везде и нигде. Проблема утопии, как и сами особенности формирования данного жанра, имеет теоретико-познава-тельный аспект, поскольку связана с решением вопроса о пространственно-временной локализации объекта, отне-сенного в какое-то другое время. Эллинистическая утопия, И создании которой участвовали и сами стоики, и стоически мыслящие авторы, представляет интерес с точки зрения исследования переходных форм мышления, развивавшегося от мифа к логосу. При этом существенно, что «хотя Классические утопические доктрины и следуют мифологическим схемам мышления, но в их построениях все большую роль играют реалистические черты анализа наличной действительности» [74, с. 86].
Для эллинистической утопии характерна такая черта, как преодоление древнего мифа, однако на самом деле речь идет о рождении нового своеобразного мифа — утопии, который складывался уже не только по схемам мифо- лого-художественного мышления, но и включал элементы реальной действительности, получая логическое обоснование.
Поэтому он оказывается в границах специфически историко-философского интереса. Конечно, не следует забывать, что этот эллинистический миф подчинялся закону «исторической инверсии» [40, с. 27]. Само время обеспечило прорыв в сферу рационального, и новая историческая реальность, открывающая эру рационализма, требовала ее философского осмысления.С возникновением эры рационализма формы мифологического мировосприятия не утрачивались полностью. Поэтому к интерпретации учения Стой следует подходить с осторожностью. Достаточно упомянуть образ огненного коня Зевса, да и самого вседержителя. По-видимому, здесь, как и в случае Аристотеля, необходимо говорить о новых мифологемах, складывающихся в рамках по преимуществу рационального осмысления действительности. И все же спекулятивная мысль, позаимствовав многое из мифопоэтического творчества предшественников, прокладывала свой путь. Уже милетцы осваивали те формы мышления, аналога которым не было в мифе. Коренной поворот в сфере мысли— здесь следует согласиться с мнением Ж.-П.Вер нана — связан именно с тем обстоятельством, что «милетцы размещают миропорядок в пространстве» [51, с. 145].
В эллинистическом мире все сконцентрировано во времени и пространстве, представляя собой особый хронотоп. Это еще было во многом циклическое (в его идиллической форме), мифологически (в античном смысле) окрашенное время. До биографического времени римской традиции (с ее новыми жанрами автобиографии и авантюрного романа) оставался один шаг, оно уже стучалось в двери эпохи своей специфической символикой Фаюмского порт- |>ета — психологически насыщенного и биографически Конкретного. Новое реальное пространство-время рождало кик новое художественное видение, так и философское осмысление самих понятий «пространство» и «время».
Новые взгляды на пространство высказывали уже ионийцы. Избегая крайностей, с одной стороны — концепции Ф. Корнфорда, сводящейся к признанию мировоззрении милетцев лишь рационализацией древнего мифа, но йсс-таки тем же мифом, с другой — идеи полной победы рационализма (рационализм как новая форма мифа), отметим, что ионийцы в целом лишь постепенно вживались в Мир новых образов.
Некоторые образы, радикально отли- чшнниеся от древнемифических, продуцировали новые формы мысли, связанные с проблемой ориентации в простран- Стне, что выразилось в вопросе о местонахождении Земли в Космосе. Поэтому согласимся с мнением Ж.-П. Вернана, у\исрждаюгцего, что самим помещением Анаксимандром Космоса в математизированном пространстве «устраняется у наследованный от мифа образ иерархического мира, где "нсрх” и “низ” в их абсолютной противоположности обозначают различные космические уровни божественных »Ч1Л» [51, с. 146]. Сущностным свойством этого нового об- рта пространства было /стотцс; (равенство), или Jcrovopia (рппновссие). Речь идет о равенстве различных частей космоса. Существенно для мифологической картины мира выделение пространственных направлений, которые, по снопам Ж.-П. Вернана, «выражают скорее не геометрические свойства, а различия в функциях, значимости и ранге» [Ч, с. 140]. Главными функциями действующего космогонического агента — бога выступают подвиг и, как итог его, власть над миром. Милетские философы «очень глубоко видоизменили образ вселенной, придав ему пространственные формы и, следуя по преимуществу пространственной модели, упорядочив его» [51, с. 132]. Стало быть, идея порядка связана в представлении ранних греческих философов с идеей пространства, еще не заключенной в рамки понятия. Представления о пространственном расположении -— достаточно древние, хотя и касались лишь сферы земли. Так, в мифологическом сюжете о бракосочетании Зевса сообщается о его топологически значимом подарке Хтонии, которая обратилась в Гею — зримую богиню — после того, как получила в дар покрывало с очертаниями земных местностей. Это покрывало знаменовало выход Хтонии в новое пространство бытия, на новый уровень существования. Таким трансформациям внутри мифологических форм мышления соответствовало становление нового понятия «всеобъемлющего» бытия, которое могло быть только беспредельным, т. е. пространственно означенным (aaxipov Анаксимандра). Таким образом, суть открытия Анаксимандра не столько в том, что не существует ничего, что было бы архр по отношению к самому аяєіроу (который вечен и сам всем управляет) [51, с. 140]. Пафос рассуждений милетца в том, что aJisipov -— всеобъемлющий (jispiExov), обретший характер протяженности принцип бытия. Апейрон очень уж напоминает образ Зевса. Зевс, которому, по всеобщему признанию древних поэтов и теологов, принадлежала безраздельная власть, о чем свидетельствует Аристотель в «Метафизике» (Метафизика XIV 4, 1091 b 5), постепенно превращался в имманентный (вечный и бесконечный) принцип мира. Таково схематически мировосприятие идейных предшественников Стой, послужившее отправной точкой для складывания новых, формализованных представлений о пространстве.Не менее важны были и новые веяния в области науки. Сейчас мы уже можем говорить об уникальности эллинистической науки вследствие того влияния, которое она оказала на последующие эпохи. «Достижения величайших греческих ученых эллинистической эпохи явились той базой, на которой выросла наука Нового времени» [101, с. 6]. Причем все наиболее значительные достижения греческих математиков были осуществлены в короткий срок от 350 до 200 г. до н. э., от Евклида до Аполлония [113, с. 66-67]. Именно в изложении Евклида и Архимеда до нас дошли сведения о творчестве их предшественников, например Евдокса Книдского.
Можно предположить, что стоики знали сочинения Лрхита Тарентского (428-365 гг. до н. э.), который дал до- Хйшгельство существования бесконечности и определял іичку как предел линии, и Евдокса Книдского (390-337 гг. до п. э.), разработавшего метод исчерпывания (своеобразную трактовку иррациональной величины) и теорию отношений: все эти исследования могли определить направление развития греческой аксиоматики.
Стоики Клеанф и Хрисипп были современниками Архимеда (287-212 гг. до н. э.), математика и механика, изо- рретшего цифровую систему и нечто похожее на интегралы. Можно предположить, что исследования Архимеда в области механики оказались также в центре их внимания. І Іричем наряду с математическим аспектом этих исследо- НШІИЙ стоиков интересовал и физический аспект.
Во веяном случае, сообщение о том, что понятие центра тяжести было сформулировано Посидонием и им же написан труд «Физические рассуждения», не следует игнорировать. І Іроблема движения планет была одной из главных астро-номических тем в античную эпоху. Сам Евдокс посвятил ей специальный труд «О скоростях». Современник стоиков Аполлоний Пергский (265-170 гг. до н. э.), занимавшийся Ионическими сечениями, интересовался проблемой точно- «in вычисления . Внимание к коническим формам свиде-тельствовало о появлении проективного мышления, пред-полагавшего новый взгляд на пространство. Вместе с тем сама идея создания теории общих свойств конических сечений подготавливала условия для появления нового поля исследований .Все указанные успехи математики свидетельствуют о ЮМ, что ученые в тот период времени были заинтересованы в нахождении точного метода исследований и проверки «40 истинности. Поэтому следует отметить, что в эпоху
Клеанфа и Хрисиппа вполне осмысленно ставился вопрос о доказательстве, введенном еще Фалесом. Так, впервые отношение объемов конуса и пирамиды к цилиндру и призме нашел Демокрит, но во времена Архимеда к этому его открытию относились отрицательно, так как Демокрит использовал неочевидные предпосылки, которые нельзя принять без доказательства. Научное доказательство ука-занного отношения впервые дал в IV в. до н. э. Евдокс, и именно это доказательство «признали» в эпоху Архимеда, назвав его строгим. Д.Д.Мордухай-Болтовской, имея в виду 18-е определение 13-й книги «Начал», дающее отношение объемов двух шаров, отмечал, что некоторые определения Евклида могут быть сформулированы как аксиомы и не являются только лишь определениями-описаниями, столь характерными для его сочинений.
Особое внимание стоики уделяли математике. Они развили провозглашенный впервые Зеноном Элейским тезис о принципиальном различии между телом и пространством. Они также достигли понимания того обстоятельства, что геометрическая протяженность является абстракцией. Занимаясь поисками материальной первоосновы мира, стоики не могли не отреагировать на атомистическую концепцию.
Вместе с тем Хрисипп интересовался анализом аксиом, на которых основана евклидова геометрия, о чем свидетельствует фрагмент комментариев Прокла на 1-ю книгу «Начал» Евклида [34, р.
395]. «Начала» Евклида уже имели четкую структуру (в этом сочинении есть аксиомы, определения, общие понятия). Эта особенность наряду с другими позволила Д. Д. Мордухай-Болтовскому назвать «Начала» не учебником но геометрии, а своеобразным введением в философию или космологию [86, л. 6] . Такое переплетение математических и философских исследовании неслучайно. Задачи разработки теории математических понятий и доказательств, а также аксиоматического по- >. троения науки не могли не стимулировать исследований проблем логики, неотделимых на этой ступени от общего риэнития философии. Широко практиковался и метод аналогии [см.: 61].Возникает новое понимание пространства. В математике Евклида пространство выступает как абстрактная модель мира и уже не является чувственным образом вместилища вещей. Но евклидова геометрия не только «отражала наглядные пространственные свойства нашего мира с достаточной для науки точностью вплоть до начала XX века» [54, с. 48]. Особенностью и вместе с тем значением геометрии этого типа стало то, что она впервые предоставила генерализованную геометрическую модель пространственных отношений. При этом «чисто математическое сходство есть у проективного и геометрического простран- с і на» [54, с. 49].
Традиционное построение геометрии было интуитивным . Евклид признавал доказанным существование только тех объектов, которые могут быть построены. Г лавной чпдачей великого математика было убедить — в том смысле, в каком Платон в «Пармениде» говорит о зрительном эксперименте в отношении прямой линии. Основным требованием, предъявляемым к точности исследования, была общепризнанность. В эпоху Древней Стой это требование уже не удовлетворяло исследователей. Новое требование было связано не с общепризнанностью, а с очевидностью— в том приблизительно смысле, как ее понимали мигематики XVII в. При таком подходе единственным способом убеждения становился формально-логический вывод положений из ранее признанных истин.
Таким образом, геометрическое доказательство, ранее снизывавшееся учеными с построением, эволюционировало затем в сторону чисто логического (формального) понимания геометрических объектов. Признаки такой формализации науки мы находим уже в учении Демокрита, в котором появилось новое логическое понятие пустоты, интерпретируемой как возможность построения тела.
Особую актуальность в эллинистическую эпоху получила разработка свежих философских идей, поскольку прояснилась общенаучная и общефилософская картина, свидетельствующая о существовании проблемы новой ипостаси философии. Ни одна из наук, получивших к этому времени статус xtyyax (частных научных дисциплин), не способна была решить насущные проблемы. Речь шла прежде всего о разработке новой методологии, поскольку «старая метатеория с помощью новых наук была беспощадно отброшена» [139, S. 42].