Магия и миф

Вторая сигнальная система является механизмом, присущим только человеку и предназначенным для того, чтобы контролировать взаимодействие между организмом и окружающей средой таким образом, чтобы подчинить ее контролю человека.

Следовательно, осознание человеком внешнего мира определялось с самого начала не отношениями индивида и окружающей его природы, а теми отношениями, которые он установил со своими соплеменниками в ходе производства. Человек и животные живут в одном и том же мире, который воздействует на наши чувства ; однако мы осознаем этот мир бесконечно более глубоко, чем они, потому что у нас чувственные восприятия немедленно подвергаются сложному процессу синтеза и анализа, которыми мы полностью обязаны нашим общественным отношениям друг с другом. Только таким путем можно объяснить, почему внешний мир должен казаться столь различным для людей, стоящих на разных ступенях культуры. Уцелевшие племена американских индейцев сохраняют и мировоззрение, свойственное племенному укладу; однако американские негры, чьи предки были похищены и вывезены .европейскими работорговцами из племенной Африки, сегодня стоят на той же ступени культуры, как и остальные американцы. Подобным образом ранее отсталые народы Советского Союза, так называемые «инородцы» („aborigenes”) Сибири, были до недавнего времени объектом специального интереса этнологов из-за своих шаманских институтов и верований, и тем не менее в наши дни, имея возможность получать высшее образование в наиболее прогрессивных университетах мира, сыновья и дочери этих народностей обладают более научными и гуманными взглядами на жизнь, чем те буржуазные этнологи, которые, бывало, изучали их[42].

окружающего мира человеком — это социальное отражение, продукт общества.

Имея в виду эти соображения при анализе происхождения человека, мы можем сказать, что человеческое сознание зародилось в процессе труда благодаря употреблению орудий труда и применению речи, и, следовательно, та форма, в которой земля и ее естественные продукты — предмет труда человека — представлялись его сознанию, определялась общественными отношениями производства.

В связи с этим возвратимся к теме первобытной магии, которую мы рассматривали в первом томе (гл. I), где было показано, что в жизни первобытных людей господствовали магические обряды и верования. Магическое действие, по сути своей, подражательно. Участники его имитируют осуществление желаемой действительности, веря, что этим способом можно заставить природу сделать то, что они от нее требуют. Итак, как было только что показано, труд, как развитие того сознательного подражания, способность к которому человек унаследовал от приматов, был врожденным подражанием; и поэтому можно сказать, что магия возникла в процессе труда как его субъективный аспект. До тех пор пока труд оставался коллективным, этот процесс неизбежно оставался непостижимым для отдельных его участников. Будучи органическим следствием коллективных и согласованных движений тела, труд представлялся индивидуальному сознанию в качестве сложного волевого акта, благодаря которому в конце трудового процесса достигался естественный и необходимый результат; а если он не приводил к такому результату, как это часто случалось, неудача, казалось, возникала из сопротивления со стороны предмета труда, который имел свою собственную волю, слишком сильную для того, чтобы ее можно было преодолеть. В этих условиях процесс труда принимал форму конфликта, в котором работники пытались путем подражательных действий навязать свою волю предмету их труда. Поколение за поколением они научались узнавать объективность некоторых процессов и тем самым до известной степени отличать реальные технические приемы труда от иллюзорных технических приемов магии.

По мере того как труд освобождался от магии, возникли два Дальнейших отличия. Голосовое сопровождение перестало быть существенной частью трудового процесса и сделалось традиционным заклинанием, выражающим соответствующие указания работникам (см. т. I, стр. 446—449). Таким путем постепенно накапливалось много сведений относительно различных трудовых навыков (body of craft lore). Внутри магического ритуала вокальная часть служила в качестве направляющего комментария к представлению, которое, не будучи больше частью трудового процесса, не являлось ясным само по себе ; таким образом возникло большинство мифов. Конечно, в действительности эти различия не выступали столь резко. Труд и магия продолжали частично совпадать. Сведения о трудовых навыках были окутаны мифологическими верованиями, а мифы имели явственное, хотя и отдаленное отношение к производительному труду.

Таковы вкратце — насколько мы можем восстановить их в настоящее время — основные черты доклассовой идеологии, характеризующие стадию первобытного коммунизма. В противовес чисто животному существованию она (эта идеология) отличается до некоторой степени осознанием объективности внешнего по отношению к человеку мира, но это осознание целиком практическое. В сравнении с идеологией классового общества наиболее яркой ее чертой является отсутствие способности абстрагировать. Эта ограниченность определяется экономическим базисом. Это идеология общества, которое основано на общей собственности и очень низком уровне производства, ограниченного производством потребительных стоимостей. Поскольку продукты производились для потребления, а не для обмена, то аспект, в котором они предстали перед сознанием производителей, был в основном качественным и субъективным.

Гончарное ремесло было изобретено женщинами как средство, облегчающее принос воды и приготовление пищи. Началось оно с выполнения при помощи техники корзиноплетения глиняных моделей, тыквенных кубышек и других естественных сосудов. Сырая глина пластична, но твердеет по мере того как из нее испаряется вода. Очистив глину, увлажнив ее до цужной консистенции и смешав с песком или с гравием, ее месили, укладывали в виде концентрических колец один на другой или пальцами выделывали пустотелый. сосуд, придавая ему нужную форму скребком, сушили на солнце и обжигали на костре или в печи.

Это была достаточно сложная техника, требующая овладения несколькими химическими процессами. Но не так рассматривали свое дело гончары. Для них это был акт творчества, таинство женщин, при совершении которого ни один мужчина не мог присутствовать. Когда одна из них заканчивала образец изделия, она поднимала его вверх, чтобы остальные восхищались им и называла его «созданным существом». Высушив изделие на солнце, женщина стучала по нему своим скребком, и оно звенело. Это был разговор «создания». Ставя глиняное изделие в печь, она клала возле него пищу. Если изделие трескалось при обжиге — что и случалось, когда в глине было недостаточно песку или гравия, — сильный звон был криком

«создания» при бегстве. Это доказывалось тем фактом, что треснув-, ший сосуд никогда больше не звенел. Поэтому в полную противоположность своей обычной практике женщины никогда не пели при этой работе из опасения, что те «создания», которые они сотворили, могут почувствовать искушение ответить, и, таким образом, горшки разобьются. Поэтому для них законченное изделие представляло собой нечто большее, чем горшок. Это был живой сосуд со своей собственной волей и голосом. Позднее, поскольку он обычно употреблялся в качестве хранилища для дающей жизнь воды или плодов земли и даже в качестве гроба для ребенка, глиняный сосуд стал в умах его создателей символом чрева, женского плодородия, божественной матери, источником жизни — Пандорой, подательницей всех вещей, которую бог-огонь сотворил из земли и воды и наполнил человеческим голосом[44].

Затем был изобретен гончарный круг. Основание, на котором формовалась глина, было сделано вращающимся. Чтобы сформовать большой кувшин руками, требовалось несколько дней. На круге это можно было сделать за несколько минут. Изготовление глиняных изделий на гончарном круге было первой формой массового производства. Этот технический прогресс ускорил изменение производственных отношений. Гончарное дело перестало быть домашним ремеслом, выполняемым женщинами, и перешло в руки ремесленников-мужчин, производивших посуду для всей деревни, а позднее и на открытый рынок.

С этими изменениями миф о матери-кувшине был подрезан под корень, и, соответственно, этот миф был истолкован заново. Пандора, женщина в форме кувшина, стала женщиной с кувшином, угнетенной женщиной патриархального общества, соблазнительной, лживой, корнем зла, и кувшин ее оказался наполненным проклятиями. Миф превратился в басню с моралью, рассказываемую и пересказываемую по всей общине без какого-либо упоминания о ее происхождении; а тем временем освобожденные от бремени мифа и магии гончары приобретали более глубокое понимание связанных с их трудом объективных процессов и, таким образом, увеличивали свое мастерство в ремесле.