Источники греческой риторики
В своем труде «From Religion to Philosophy» («От религии к философии»), опубликованном в 1912 году, Корнфорд исследует учения древних греческих философов в свете свидетельств, собранных Дюркгеймом и другими, имеющих отношение к природе первобытного мышления.
И он приходит к заключению, что философы работали над определенными религиозными идеями, которые уходили своими корнями в структуру племенного общества. В конце своей жизни он снова занялся этой проблемой ; результаты его работы будут рассмотрены в следующей главе.Между тем другой ученый подошел к проблеме с другой точки зрения. Норден в своем труде «Agnostos Theos» («Непознанный бог»), опубликованном в 1913 году, подверг исследованию «Поучение Ареопагу» и показал, что греческие и латинские авторы употребляли как в поэзии, так и в прозе определенные формы речи, литургические по своему происхождению, которые можно обнаружить независимо от этого в Ветхом завете. Два потока, эллинистический и древнееврейский, происходящие еще из Месопотамии и Египта, были воссоединены в христианстве, в особенности св. Павлом, который, в силу своего рождения и воспитания, хорошо был сведущ в обоих. Позднее, в византийской литургии, они были усилены третьим потоком, сирийским, в конечном счете того же происхождения[237].
Эти две работы, которые появились одновременно, дополняют друг друга. Корнфорд интересовался содержанием греческого мышления, Норден — его формой, и оба пришли к одинаковым выводам. Корни греческой философии уходят в древние религии Ближнего Востока. В настоящей главе в качестве введения к труду Корн- форда я хочу обобщить некоторые из основных выводов Нордена и показать, как они согласуются с заключениями Корнфорда относительно иератического происхождения этой философии.
Самый древний из философов, чьи труды сохранились в достаточном количестве, чтобы дать возможность составить впечатление о его стиле, это Гераклит из Эфеса.
Он знаменит своим стилем. Основная доктрина его философии заключается в том, что он называет«логосом», который он представляет таким образом, как будто «логос» в самом деле был тайной, вроде элевсинского Хєуб/лєга и орфической legoi Aoyoi. Его можно определить в современных понятиях как принцип взаимопроникновения противоположностей, что дает ключ к пониманию стиля Гераклита. Поскольку его мышление является диалектическим, постольку и стиль является антитетическим. Слова и предложения резко противопоставляются, для того чтобы обнажать те противоречия в идеях, которые в них заключаются. Эффект такого стиля, как его определил Платон, подобен ^ ряду залпов, произведенных отрядом лучников[238]. В языке, богатом флексиями, каким является греческий, такой стиль по необходимости сопровождается постоянными рифмами и ассонансами, а к j ним Гераклит добавляет обычно каламбуры — характерная черта первобытной речи, предназначенная для того; чтобы наполнить ее магическим или мистическим значением. Поскольку его стиль был столь тесно соединен с темой, его нельзя определять как риторический, и тем не менее в нем проявляются все те черты, которые позднее стали настолько обычными в школах, что для них были изобретены технические термины: мтШєспд (антитеза), aavvderov
(асиндетон, опущение союзов между поставленными рядом предложениями), TtaQiooGig (парисосис, предложения, содержащие одинаковое количество слогов), ладорашсд (ассонанс), naQovopaaia (каламбуры)[239]. Его можно назвать для краткости «антитетический стиль» (норденовский Satzparallelismus)[240].
По общепринятому мнению, основателем греческой риторики был Горгий из Леонтин, который посетил Афины в 428 году до н. э. и произвел сенсацию своим цветистым красноречием. Своим стилем он напоминает Гераклита, только его стиль является более разработанным. У Гераклита форма и содержание находятся в полном единстве. У Горгия же форма разрабатывалась ради нее самой. Горгий произвел глубокое впечатление на своих афинских современников, как мы можем видеть это из речи, которую Платон вложил в уста Агафона в своем диалоге «Пир».
У Фукидида также сильно чувствуется его влияние, особенно в речах, но в собственном стиле Платона оно проявляется гораздо меньше. То же самое можно сказать о Ксенофонте, Исократе, Демосфене и обо всех ораторах Аттики. Время от времени они употребляли «горгиевские фигуры», как это называлось, но не без разбору. Через некоторое время, однако, в третьем столетии до н. э. так называемый «азианский стиль» вошел в обиход в Ионии и процветал там в течение нескольких столетий, особенно в эллинизированных городах Ближнего Востока. По существу это был тот же стиль, что и у Горгия, но попроще. И, наконец, этот же стиль, с дальнейшими видоизменениями, но все же вполне распознаваемый, появляется снова в некоторых частях Ново-го завета и расцветает позднее в характерной идиоматике византийской литургии. Может быть, стоит привести отрывок из Второго послания к коринфянам, которое дает, даже на английском языке, некоторое представление о качестве этого стиля.
«Ибо сказано : во время благоприятное я услышал тебя и в день спасения помог тебе. Вот теперь время благоприятное, вот теперь день спасения. Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение; но вовремя являем себя как служители божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в духе святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе божией с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны ; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот мы живы; нас наказывают, но мы не умираем ; нас огорчают, а мы всегда радуемся ; мы нищи, но многих обогащаем ; мы ничего не имеем, но всем обладаем»[241].
Каково было происхождение этого стиля? Норден полагал, что Г оргий подражал Г ераклиту, но это неправдоподобно. Г оргий не был основателем сицилийской школы риторики.
Ему предшествовал Эмпедокл из Акраганта и Коракс и Тесий из Сиракуз[242]. Альтернатива состоит в предположении, что все они черпали из общего источника — литургии. Г оргий и его предшественники сделали для риторики то, что Стесихор — для хоровой лирики (см. т. I, стр. 466): они переняли древнюю литургическую форму, освободили ее от ритуального характера и как форму искусства отделили ее от религии.Один из сохранившихся фрагментов из работ Горгия — это отрывок его речи, которую он произнес на похоронах. Этот фрагмент дает ряд ценных свидетельств. Речь при погребении (эпитафия) была связана с погребальной песнью (amp;Qfjvog), от которой она отличалась тем, что ее произносили, а не пели, и с панегириком (eyxoopiov) — речью, восхваляющей живого человека ; а панегирик был связан с гимном (vpvog), от которого первый отличался тем, что его произносили, а не пели и что он был обращен к человеку, а не к богу[243]. Эти формы основываются на общем ритуальном базисе. Окидывая все их взглядом, мы обнаруживаем в них целый ряд идей, которые, очевидно, были традиционными. Наиболее часто встречаются следующие: во-первых, оратор выражает
неуверенность, что ему удастся найти слова, соответствующие случаю[244]. Во-вторых, это колебание в начале речи часто принимает
форму вопроса[245]. В-третьих, это колебание приписывается тому убеждению, что хвала может вызвать зависть[246]. В-четвертых, после этих предварительных замечаний оратор переходит к своей основной теме, упоминая о предках тех лиц, о которых идет речь[247]. В-пятых, лицо, о котором идет речь, описывается в целом ряде останавливающих внимание образов или же оратор обращается к нему непосредственно[248]. И, наконец, говорится, что память о покойном нетленна или же просто, что умерший продолжает жить[249].
Читая погребальную речь Горгия, мы сразу же видим, что она создана по этим традиционным образцам. Содержание ее заимствовано из ритуала. Так же обстоит дело и с формой. Если мы будем изучать сохранившиеся образчики речей, произнесенных при погре- ( бении, погребальных песен, панегириков и гимнов, мы обнаружим * в них исключительно ясные черты антитетического стиля, столь заметного у Горгия и Гераклита[250].
В самом деле, примечательно, что в некоторых из погребальных песен антитетическая структура не является просто формальной, как у Горгия, но определена содержанием, как у Гераклита[251].Обращаясь к элевсинским мистериям, мы обнаруживаем, что, хотя до нас дошло лишь несколько литургических фраз, все они соответствуют (некоторые поразительно) антитетическому стилю[252].
Наконец, имеются два факта, относящиеся к самому Гераклиту, которые заслуживают внимания. Мы знаем, что у него были ученики— гераклитовцы[253], и можем предположить, что они были организованы в религиозное общество, подобно орфической, пифагорейской и другим философским школам. Мы также знаем, что он принадлежал к царскому роду Эфеса, основателем которого был Андрокл, а отец последнего, Кодр, был царем Афин'(см. т. I, стр. 188, 549). Он сам был бы царем, если бы не отказался от престола в пользу своего брата[254]. Одной из царских привилегий была должность жреца Деметры Элевсинской. Можно предположить, что это право было приобретено его предками как царями Афин ; ибо афинским чиновником, ответственным за проведение элевсинских мистерий, был архонт басилей[255]. Итак, Гераклит происходил из древнего царственного рода. По праву рождения он сам был жрец-царь. Вот почему он писал в иератическом стиле.