Гесиодовская космогония
Уже указывалось, что в двух первых главах Книги бытия рассказ о сотворении человеческого рода повторяется дважды, так же как и рассказ об разделении неба и земли дважды повторен в «Энума элиш»; причина состоит в том, что в обоих случаях параллельная передача одной и той же темы была соединена в единое повествование, после того как первоначальное значение этих версий было стушевано.
Подобное расхождение мы встречаем уже в самой первой главе. *Повествование начинается следующим образом:
«Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над поверхностью бездны; и дух божий носился над поверхностью воды. И сказал Бог: да будет свет; и стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы».
Это было в первый день. На четвертый же день:
«И создал Бог два светила великие ; светило большое, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды ; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы».
Объяснение очень просто. Чтобы работа над созданием мира могла совпасть с семидневной неделей, необходимо было предположить, что день как единица времени существовал с самого начала. Семидневная неделя была вавилонского происхождения, но ее
связь с сотворением мира была идеей древнееврейской, предназначавшейся для того, чтобы освятить день субботний ; и история сотворения мира была приспособлена так, чтобы соответствовать неделе. Но это не было одним только приспособлением. «Вначале сотворил бог небо и землю». Это было в первый день. На второй день он «создал твердь» и «назвал твердь небом», а на третий день он создал сушу и «назвал сушу землей». Здесь налицо другое повторение, и снова добавлен именно первый из двух эпизодов. Согласно первобытному преданию, вначале не было ничего, кроме «безвидно- сти», «пустоты» и «тьмы»; а затем эта аморфная масса была разделена «духом божьим» — то есть ветром — на две части : небо и землю.
Первоначальным событием было отделение неба от земли.В Греции орфики сохранили первобытное предание в целости.
«Орфей пел и рассказывал, как и небо, и земля, и море, которые некогда объединялись в одну форму, были разделены борьбой ; и как звезды, луна, и ход солнца держатся, как вечные знаки, на небе ; и как поднялись горы, и появились журчащие ручьи с нимфами, и все ползучие существа»1.
Это относится к эллинистическому периоду, но предание было немного старше, как мы узнаем из следующих строк Еврипида :
«Это не моя история — я узнал от своей матери, что Небо и Земля были когда-то одно и, после того как их отделили друг от друга, они породили все вещи и вывели их на свет — деревья, крылатые существа, морские чудовища и род людской»2.
Процесс этот рассматривался так же, как разбивание яйца пополам. Этот символ занимает видное место в орфической литературе и обнаружен также в Упанишадах.
«Вначале его не было ; оно стало существовать; оно росло ; оно превратилось в яйцо; яйцо лежало в течение года; яйцо разбилось; одна половина была из серебра, другая — из золота ; серебряная половина стала землей, золотая — небом... И то, что родилось из этого, было Адития, солнце»3.
В вавилонской литературе, насколько я знаю, идея мира-яйца не встречается, но известно, что космическое яйцо фигурирует в египетском ритуале4. Делались предположения, что остатки этого же верования сохранились в Книге бытия, ибо во фразе «дух божий носился над поверхностью воды» значение древнееврейского текста скорее — сидеть на в соответствии с представлением о высиживании из яйца5.
- A.. R. 1. 496.
- Е и г. fr. 484.
3Chandogya Upanishad, 3. 91.
4 Н. О. Lange, Magical Papyrus Harris, ,,Danske Videnskabernes Sels- Pab, Hist. Fil. Med.”, 1927. 14. 2.
5J. A. Skinner, Critical and Exegetical Commentary on Genesis, 2 ed.,
, 1930, p. 18.
Теперь мы можем обратиться к вводной части «Теогонии» Гесиода.
Там говорится следующее :Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,
Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких,
И, между вечными всеми богами прекраснейший, — Эрос. Сладкоистомный, —¦ у всех он богов и людей земнородных Душу в груди покоряет, и ясех рассужденья лишает.
Черная Ночь и угрюмый Эре б родились из Хаоса. '
Ночь же Эфир родила и сияющий День иль Гемеру:
Их зачала она в чреве, с Эребом в любви сочетавшись.
\ Гея же прежде всего родила себе равное ширью
Звездное Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду,
¦ *1 И чтобы прочным жилищем служил для богов всеблаженных;
! г Горы потом народила, — приятный приют для бессмертных
Нимф, обитающих в чащах нагорных лесов многотенных;
Также еще родила, ни к кому не всходивши на ложе,
Шумное море бесплодное Понт. А потом, разделивши Ложе с Ураном, на свет Океан породила глубокий . . .»[293]
Затем следуют имена титанов и других ее детей от неба, как описано выше.
Этот рассказ о мире гораздо менее наивен, чем последующее повествование. С одной стороны, хаос и тьма —¦ безличные, абстрактные понятия ; с другой — горы и море—объекты природы. Земля (Гея) описывается одновременно и как «широкогрудая», и как «всеобщий приют безопасный». Первое определение мифологическое, второе — рациональное, явно связано с тем убеждением, ^которого придерживался Фалес, что земля подобна деревянному диску или барабану, плавающему на воде. Точно так же, как говорится, что она «родила себе равное ширью звезджgt;е Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всю», — это ссылка на традиционную концепцию, возможно, орфическую, о «звездно-одетой Ночи», то есть ночное небо рассматривалось как усеянное звездами платье, окутывающее землю[294].
Тем не менее первоначальное ядро все еще можно распознать, если сравнить этот отрывок с другими греческими версиями той же темы.
Самой важной из них является орфическая космогония, которую пародирует Аристофан:Хаос, Ночь и Эреб—вот что было сперва, да еще только Тартара бездна.
Вовсе не было воздуха, неба, земли. В беспредельном Эребовом лоне
Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла, но сменялись годами
Быстролетные годы, и вот из яйца появился Эрот сладострастный.
Он явился в сверкании крыл золотых, легконогому ветру подобный[295].
Любовь здесь является изначальным движением (ёдсод — «любовь», eQMiq — «движение»), заставившим яйцо разделиться и начавшим, таким образом, процесс деления. А крылья Эрота блестят, потому что теперь имеется свет. Все это очень близко к мифу. Вначале небо и земля были одно ; затем их отпрыск, ветер, оторвал их друг от друга, создав, таким образом, свет. Это вовсе не так уж несовместимо с тем, что Любовь, которая вначале служит для разделения вещей друг от друга, впоследствии становится той силой, которая соединяет; ибо после первоначального разделения всех вещей тот импульс, который произвел разделение, и сам распался на два движения: одно соединяющее (Любовь) и другое разъединяющее (Борьба).
Аристофан, начиная с хаоса, тем самым следует за Гесиодом. Но, как замечает Корнфорд, греческое не означало в то время вещей того, что мы теперь понимаем под этим словом, но скорее «бездну» или «расселину». И он продолжает:
«И если космогония начинается вместе с началом существования зияющей бездны между небом и землей, то под этим явно подразумевается, что, согласно формуле Еврипида, «Небо и Земля были когда- то одно» и первое, что случилось, было то, что они «были разъединены друг с другом». Вряд ли Гесиод имел в виду что-либо другое»[296].
Но это имел в виду не Гесиод, а его предшественники. Рассказ Гесиода запутан, и нетрудно видеть почему. Впоследствии небо и земля представляются антропоморфически, как человеческие существа, как ссорящаяся супружеская пара. Такое изображение их несовместимо с идеей, что они первоначально были единым целым.
Следовательно, эта идея отбрасывается, и вместо этого говорится, что небо было рождено землей, которая, по традиции греков, является матерью всех вещей[297]. Этот первый ребенок не имел отца, но это не создает никаких затруднений, так как подобные девственные роды были знакомы грекам, как и другим первобытным народам (см. т. I, стр. 285). Результатом такой реконструкции является то, что любовь — сила, которая разделила их, и хаос — бездна, которая таким образом образовалась между ними, лишаются своего настоящего места в ходе событий. Их имена все еще упоминаются из уважения к традиции, но они больше не играют никакой роли.Объяснив эти аномалии, нам нетрудно примирить версию Гесиода с первоначальной формой мифа. Вначале была зачаточная масса, подобная яйцу ; затем что-то начало двигаться внутри нее, так что она разбилась на две части — небо и землю ; и между ними появился свет. Позже образовались на небе солнце, луна и звезды, создавая день и ночь; а на земле поднялись горы, так что суша появилась из моря.
Остается еще один пункт, который следует объяснить. Мы помним, что впоследствии небо прятало своих детей внутри земли, которая стонала, так как была переполнена ; здесь мы распознаем ссылку на первоначальное единство этой пары, — хотя в рассказе, как передает его Гесиод, этот пункт уже непонятен. Позднее, когда Кронос уже подготовил свою засаду,
Ночь за собою ведя, появился Уран, и возлег он Около Геи, пылая любовным желанием, и всюду Распространился кругом[298].
Значение этого ясно. Днем небо и земля отделены друг от друга, и поэтому есть свет, но когда наступает ночь, они опять соединяются и свет гаснет. Здесь воссоединение разлученной пары использовано для того, чтобы объяснить чередование дня и ночи. В другом месте это применяется к годичному циклу лета и зимы, причем небо является отцом, который принуждает землю зачать и приносить плоды ; таковы те стихи, которые вложены Эсхилом в уста Афродиты:
Чистое небо стремится с любовью к земле, чтобы обняться,
И с одинаковой страстью стремится земля к единенью.
Вот уже ливень низводит небесный жених на невесту,
И порождает она для людей — и стада, и посевы Деметры, —
И драгоценная влага плоды наливает полнее —
Осени зрелой дары. И мое здесь участье[299]. •
Вероятно, Эсхил имел здесь в виду элевсинские мистерии, когда во время одной из церемоний посвящеццые глядят на небо и восклицают : «Дождь!», а затем глядят на землю и восклицают: «Плодоноси !»[300]. Теперь мы можем понять, почему Гесиод придает столь большое значение рождению Афродиты: богиня, возникшая из разделения земли и неба, представляет собой ту силу, которая должна вновь соединить их вместе.
Все это не имеет параллели в «Энума элиш». Там любовь не играет никакой роли, хотя празднество, на котором читалась поэма, включало священный брак. Учитывая родство Эроса и Афродиты у финикийцев, приходится принимать за очевидное, что этот элемент ц гесиодовской традиции — финикийского происхождения. Гипотеза эта подтверждается, когда мы находим, что в финикийской космогонии, сохранившейся благодаря Филону Библскому, начало вещей описывается как темный, бурный хаос, внутри которого происходит движение, причем из этого движения возникает Желание (лдamp;од), а отпрыском Желания является Мот[301]. Космогония Филона признана поздней компиляцией, но она содержит некоторые несомненно древние элементы, и один из них — это бог Мот, чье имя встречалось в клинописных текстах из Угарита[302].