Функции царской власти

Франкфорт пишет:

«Древние, подобно современным нецивилизованным народам, всегда рассматривают человека как часть общества, а общество — как неразрывно связанное с природой и зависящее от космических сил.

До некоторой степени это справедливо. Для первобытного сознания, как мы уже указывали, природа идентична с обществом, потому что она известна лишь в той степени, в какой была втянута в общественные отношения через производительный труд, который, находясь на низком уровне развития, ограничивает как отношения между людьми и природой, так и отношения их друг с другом (см. •стр. 49). Но эти древние люди не были дикарями. Хотя действительно ни одному вавилонскому или египетскому мыслителю не удавалось рассматривать природу объективно, как управляемую своими собственными законами, независимыми от человека, их мышление тем не менее отличается от мышления первобытного человека совершенно так же, как их общество явилось прогрессом по сравнению с первобытным коммунизмом. Если мы поймем, как этот прогресс был достигнут, мы поймем также, почему они не смогли сделать больше, чем то, чего они достигли.

Эти царства Ближнего Востока возникли, как мы видели, на основе разделения между умственным и физическим трудом, что имело своим результатом, с одной стороны, необычайно быстрое развитие производительных сил, а с другой — разделение общества на антагонистические классы: класс праздных и класс трудящихся. И только после внутреннего деления общества появилась возможность различать общество и природу ; но в древнем Ближнем Востоке эта возможность никогда не была осуществлена, потому что интеллектуальное развитие господствующего класса было ограничено противоречиями, присущими условиям его существования.

И в Вавилоне и в Египте возникают в результате развития производства и особенно обмена элементы нового класса купцов, промежуточного между господствующим классом жрецов или знати, в чьих руках находилось управление ирригацией, и эксплуатируемым классом крестьян и рабов. Оказывается, что в одном из шумерийских городов, Лагаше, купцы, предводительствуемые узурпатором Уру- кагиной (около 2400 года до н. э.), фактически захватили на короткое время власть, но были свергнуты[135]. Реформы Хаммурапи (1792— 1750 годы до н. э.), I династия Вавилона, были осуществлены благодаря нажиму класса купцов, а в Египте можно проследить подобное же движение в подъеме бюрократии в конце XII династии; но ни в той, ни в другой стране купцы никогда не были у власти и даже не осознавали себя революционным классом. Экономически и идеологически они продолжали зависеть от класса землевладельцев :

«Разделение труда... проявляется теперь также и в среде господствующего класса в виде разделения духовного и материального труда, так что внутри этого класса одна часть выступает в качестве мыслителей этого класса (это его активные, способные к обобщениям идеологи, которые делают главным источником своего пропитания разработку иллюзий этого класса о самом себе), в то время как другие относятся к этим мыслям и иллюзиям более пассивно и с готовностью воспринять их, потому что в действительности эти-то представители данного класса и являются его активными членами и поэтому они имеют меньше времени для того, чтобы строить себе иллюзии и мысли о самих себе. Внутри этого класса такое расщепление может разрастись даже до некоторой противоположности и вражды между обеими частями, но эта вражда сама собой отпадает при всякой практической коллизии, когда опасность угрожает самому классу, когда исчезает даже и видимость,, будто господствующие мысли не являются мыслями господствующего класса и будто они обладают властью, отличной от власти этого класса. Существование революционных мыслей в определенную эпоху уже предполагает существование революционного класса..

Отсюда, несмотря на все то, что было достигнуто в области техники инженерного искусства, архитектуры, химии, астрономии и математики, идеологи этой эпохи были вынуждены подчинять свои знания тому представлению, что существующая структура общества составляла часть естественного порядка. Сохранить навсегда эту иллюзию было специальной функцией царской власти.

Царь был необходим господствующему классу и политически и идеологически. Политически он был командующим армией, которая была главным орудием государственной власти ; идеологически он воплощал в своей особе то, что Маркс называл воображаемым племенным существом[136], то есть иллюзией утраченного племенного единства и равенства. Все атрибуты мистификации, которой окружали его жрецы, были предназначены для того, чтобы* выставить его в таком свете. Каждый праздник в календаре был направлен на то, чтобы, как выразил это Франкфорт, «подтверждать гармоническое переплетение природы и общества в личности государя»[137]. Идея эта внедрялась столь настойчиво именно потому, что она перестала соответствовать человеческому пониманию действительности. Идеологическая надстройка, которая возникла в период перехода от первобьгтного коммунизма к классовому обществу, кончила тем, что стала мертвым грузом, тормозящим все дальнейшее развитие производительных сил. А поэтому, несмотря на все их технические достижения — их башни, достигающие небес, их отрицающие смерть пирамиды, — эти общества бронзового века не сумели создать ничего, что могло бы быть названо философией. По этому поводу Лэнг- дон заметил :

«Быть может, неумение построить систему философии имело причиной постоянное стремление искоренить все точки зрения, все

мнения, которые расходились с ортодоксальным фатализмом. Во всяком случае, мы не слыхали о таких вавилонских мыслителях, которые подверглись бы преследованиям за свои убеждения, или о таких, которые рискнули бы писать о каком-либо аспекте философии, кроме этики»[138].

Суждение Франкфорта даже еще более категорично:

«Имеется очень мало отрывков, которые свидетельствовали бы о дисциплине, убедительности рассуждения, которые мы обычно связываем с мышлением»[139].

Приводя это суждение, мы, однако, должны вспомнить, что господствующий класс этой эпохи делал только то, что делал всякий господствующий класс с тех пор и доныне. Анализируя буржуазное понимание индивида, которое отражает частное предпринимательство растущего капитализма, Маркс замечает, что индивид «представляется. .. не возникшим исторически, а данным самой природой», и добавляет, что «это заблуждение было до сих пор свойственно каждой новой эпохе»[140]. Это вскрыто очень ясно самим Франкфортом в его рассуждении по настоящему вопросу.

Описав метод мышления, характерный для древнего Ближнего Востока, как «интуитивный, почти мистический, способ понимания», которому он дает название «умозрительного мышления», он продолжает :

«В наше время умозрительное мышление имеет более строго ограниченную сферу применения, чем в любой другой период. Ибо в науке мы обладаем другим орудием для истолкования опыта, — таким орудием, которое совершило чудеса и сохраняет полностью свое очарование. Мы ни при каких обстоятельствах не позволяем умозрительному мышлению посягать на священные области науки... Каково, следовательно, место умозрительного мышления сегодня? Главное его внимание обращено на человека — на его природу и его проблемы, его ценности и его судьбу. Ибо человеку не удается полностью стать объектом научного изучения для себя самого. Его потребность в том, чтобы переступить пределы хаотического переживания и противоречивых фактов, заставляет его искать метафизическую гипотезу, которая сможет разъяснить его насущные проблемы. На тему «о самом себе» человек готов умозрительно размышлять самым упорным образом даже теперь»[141].

Не видя действительности своих классовых отношений, сбитый с толку хаотическими переживаниями и противоречивыми фактами, человек, то есть буржуа, ищет раскрытия тайны не в науке, которая уже открыла столько тайн и-сделала его тем, что он есть, но в «мета-

физической гипотезе», которая, как он надеется, каким-то образом внесет порядок в хаос. Таким образом, хотя зиккураты и пирамиды теперь лежат в руинах, та иллюзия, которая вдохновляла их, все еще поддерживается весьма упорно, даже в наши дни, хотя среди одной трети населения земного шара она уже разрушена рабочим классом, который, познав место человека в истории, занят воссоединением общества и переделкой природы.