Финикийцы
Наиболее значительными изобретениями, образовывавшими техническую базу цивилизаций раннего периода бронзового века на Ближнем Востоке, были гончарное производство, прядение и ткачество, выплавка и литье меди, изготовление бронзы из меди и олова, плуг, повозка на колесах, сбруя, парусное судно[340].
Вслед за всем этим в начале третьего тысячелетия до н. э. были изобретены кузнечные мехи, щипцы и cire-perdu процесс отливки бронзы[341]. К концу же третьего тысячелетия количество изобретений уменьшилось, и изобретательство оставалось на низком уровне вплоть до конца бронзового века[342]. Этот упадок знаменателен, так как ясно, что возможности для дальнейшего развития изобретательства еще далеко не были исчерпаны. Колесо и плуг были известны, но не существовало колесного плуга. С технической точки зрения не было трудности в том, чтобы приспособлять сбрую, которая была изобретена для рогатого скота, к лошадям, но так, чтобы лошади не задыхались в ней, или в том, чтобы заменить рулевое весло, которое требует большой траты человеческих сил, рулем; однако в действительности ни одно из этих изобретений не было осуществлено, пока рабовладельческое общество не уступило место феодализму[343]. Эти простые усовершенствования не были сделаны, поскольку затрачивать человеческий труд, сколько бы его ни потребовалось, было дешевле. Следует заметить, что Египет был более отсталым, чем Месопотамия. Колесная повозка, кузнечные мехи, применяемые при выплавке бронзы, и щипцы употреблялись в Месопотамии в течение нескольких столетий, прежде чем были введены в обиход в Египте[344].Считается, что искусство выплавлять железо было открыто в Армении[345]. Оно было известно хеттам, но широко не практиковалось[346]. К концу второго тысячелетия до н. э. новый металл вырабатывался во многих местах, и железные орудия и оружие быстро вошли в общее употребление по всему Ближнему Востоку.
Обстоятельства не ясны, но этот большой технический прогресс должен быть связан с бурным Volkerwanderung[347], которое ввергло в смятение восточное Средиземноморье, а в Греции, с дорийским завоеванием, положило конец бронзовому веку (см. т. I, стр. 23, 400).Железо труднее плавить, чем медь, так как для этого требуется более высокая температура. Однако, когда техника выработки железа была освоена, оно получило большое преимущество как перед медью, так и перед бронзой не только потому, что из него получались орудия лучшего качества, но также вследствие того, что железо являлось более широко распространенным металлом и потому более дешевым. Бронзу использовали главным образом для выделки предметов роскоши и оружия. Именно только с введением
в употребление железа металл стал широко доступным для производства лемехов, топоров, ножей, молотков и серпов. Результатом этого было коренное изменение в отношениях между промышленностью и сельским хозяйством.
«Значительно возросшая продуктивность земледелия создавала излишек, который мог обеспечить большое количество специали- стов-ремесленников. Изделия ремесленника стали широко доступными, вместо того чтобы быть монополией богатых. В частности, ремесленник снабжал земледельца теми самыми орудиями, при помощи которых этот последний увеличивал производительность своего труда. И таким образом впервые между промышленностью и земледелием возникли равноправные отношения вместо прежних однобоких взаимоотношений, когда земледелие обеспечивало ремес- ’ ленника продуктами питания, а изделия ремесленника шли только для избранного меньшинства»[348].
Кроме того, благодаря возросшей производительности труда, а также при наличии новых видов разделения труда, которые стали теперь возможны, использование железа продвинуло еще дальше вперед процесс преобразования коллективного производства и присвоения в индивидуальное производство и присвоение. Это, следовательно, означало новую стадию в росте товарного производства. Сельская община, основанная на общественной собственности и отдающая свой излишек в виде дани, была заменена сообществом индивидуальных собственников, каждый из которых производит независимо от других на открытый рынок (см.
т. I, стр. 357—359). Таким был греческий полис, основанный на употреблении железа.Относительно конца бронзового века в Сирии Вул;^ пишет:
«Великое движение «морских народов», которое сокрушило Бо- газкеой[349], обратилось на юг, в Сирию. Главное войско, сопровождаемое женщинами и детьми на тяжелых двухколесных запряженных быками повозках, продвигалось rft суше, флот, придерживаясь тех же темпов продвижения, что и сухопутное войско, плыл вниз к сирийскому берегу. Один за другим пали перед ними города и лежали опустошенные, а оставшиеся в живых жители из побежденных государств умножали ряды захватчиков. Был взят Кархемиш и Алеппо; в Алалахе обгорелые руины самых высоких домов свидетельствовали о том, что город разделил судьбу своих более могущественных соседей. Это было в 1194 году до н. э.»[350]
Захватчики были разбиты наголову Рамсесом III на египетской границе (см. т. I, стр. 400). Из уцелевших одни бежали морем ; другие остались в южной Палестине, где они создали царство Филистию.
Возникает вопрос, почему сирийские города не оправились от этого удара? Они пережили прежде много завоеваний в течение
своей долгой истории. Ответ был дан Шеффером в его описании падения Угарита.
«Нет сомнения в том, что Угарит не пережил нападения морских народов ; и, действительно, этот город прекратил свое существование после двенадцатого столетия. Таким образом, исчезновение Угарита совпадает с концом бронзового века. Это не является простой случайностью. Верно, что опустошение, произведенное вторжениями в начале двенадцатого столетия, нанесло последний удар некогда процветавшему городу. Однако причина его падения носила также и экономический характер. Вплоть до этого времени ввоз содержащих медь минералов с Кипра и выработка бронзы были в числе наиболее процветающих отраслей производства в Угарите. Однако теперь потребление меди стало сокращаться, так как железо все более и более вытесняло медь в производстве оружия и орудий»[351].
Дело не только в том, что производство бронзы было одной из наиболее процветающих отраслей промышленности в этих городах, но и в том, что могущество правящего класса основывалось на монополии на этот дорогой металл.
Теперь, когда дешевое железо получило широкое распространение, его могущество было уничтожено. Не может быть никакого сомнения в том, что подобные изменения имели место и в бассейне Эгейского моря. Микены не имели дела с морскими народами, но тем не менее их благосостояние упало. Когда на Пелопоннес вторглись дорийцы, то они встретили лишь незначительное сопротивление.Первыми народами, которые использовали возможности, предоставляемые новым металлом, были, естественно, те, которые пользовались наибольшей свободой в развитии торговли. В Египте и Месопотамии старый правящий класс по вышеуказанным причинам имел настолько прочные позиции, что оказался способным воспринять новые производственные отношения, не потеряв при этом власти. В, Египте фараоны вступили в свою последнюю стадию экономического и культурного упадка. В Месопотамии ассирийские цари возлагали все свои надежды на войну. Их завоевания были шумными, но скоропреходящими. Персы, которые действовали после них, вслед за коротким периодом, когда Вавилону удалось восстановить свое превосходство, создали свою империю на основе, более соответствующей новым условиям. Торговля разрешалась и даже поощрялась как источник государственного дохода, но таким образом, чтобы оставлять нетронутой старую систему землевладения, основанную на натуральном хозяйстве ; прибавочный же продукт поступал центральному правительству в виде дани. При этих условиях и так как торговые традиции Кносса и Микен временно не могли найти себе применения из-за вторжения дорийцев, инициатива была захвачена финикийскими городами Тиром и Сидоном.
В IX веке до н. э. финикийцы поселились в некоторых местах на Кипре, создали ряд торговых пунктов в Эгейском бассейне
и основали многочисленные колонии на западном Средиземноморье. Самой значительной из них был Карфаген[352]. Здесь царская власть была уничтожена и сменена торговой олигархией. Имелось два должностных лица с исполнительной властью (суфеты), которые соответствовали иудейским судьям и были ответственными перед сенатом, избираемым из родовых старшин.
Народное собрание сохранилось, но собиралось редко, исключая времена кризиса. Государство было под контролем родовых старшин, которые в короткое время захватили в свое владение обширные территории в Африке и в Испании, населенные первобытными народами и богатые сельскохозяйственными и минеральными ресурсами. Аристотель говорит, что карфагенская конституция имеет близкое сходство со спартан- gt; ской[353]. В обоих случаях народ-завоеватель, который сохранил свои племенные институты, приспосабливал их так, чтобы они служили средством для консолидации их в качестве правящей касты. Главное различие состояло в том, что карфагеняне, подобно римлянам, имели достаточно простора, чтобы расширять свои завоевания. Они отстаивали свои интересы на западном Средиземноморье в борьбе против греков и других, но были сокрушены возрастающим могуществом Рима. Они потерпели поражение, поскольку римляне имели перед ними два преимущества — крепкую основу в крестьянстве и близкий контакт с греками, которые к этому времени превзошли финикийцев.К концу VIII столетия греки подорвали монополию финикийцев на посредническую торговлю в Эгейском бассейне и бросили им вызов в Леванте. В VII столетии они основали большое количество колоний в южной Италии и восточной Сицилии и несколвко таких, как Массалия (Марсель), еще дальше на западе. Затем, в 549 году до н. э., финикийцы были завоеваны персами и окончательно выпали из соперничества. В последующие грды греки также оказались лицом к лицу с той же самой опасностью, однако отчасти благодаря своему географическому положению, а еще больше своим демократическим институтам, они встретили и отразили персидскую угрозу.
Прежде чем закончить рассуждение относительно финикийцев, обратимся к Книге Иезекииля, которая содержит ценные сведения о тирийской торговле в первые годы VI столетия до н. э.:
— «Тир! ты говоришь : «Я совершенство красоты!»
Пределы твои — в сердце морей; строители твои усовершили красоту твою :
из Сенирских кипарисов устроили все помосты твои ; брали из Ливана кедр, чтобы сделать на тебе мачты ;
из дубов Васанских делали весла твои; скамьи твои делали из букового дерева с оправою из слоновой кости с островов Киттимских;
узорчатые полотна из Египта употреблялись на паруса твои и служили флагом; голубого и пурпурового цвета ткани с островов Елиса были покрывалом твоим.
Массалия,
иния.,
ил и я
Карфаген-
ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМПОМОРЬЕ
Жители Сидона и Арвада были у тебя гребцами ; свои знатоки были у тебя, Тир ; они были у тебя кормчими.
Старшие из Гевала и знатоки его были у тебя, чтобы заделывать пробоины твои. Всякие морские корабли и корабельщики их находились у тебя для производства торговли твоей...
Тар си с, торговец твой, по множеству всякого богатства, платил за товары твои серебром, железом, свинцом и оловом.
Иаван, Тубал и Мешех торговали с тобою, выменивая товары твои на души человеческие и медную посуду.
Из дома Тогарма за товары твои доставляли тебе лошадей и строевых коней и лошаков.
Сыны Дедана торговали с тобою; многие острова производили с тобою мену, в уплату тебе доставляли слоновую кость и черное дерево.
По причине большого торгового производства твоего торговали с тобою Арамеяне ; за товары твои они платили карбункулами, тканями пурпуровыми, узорчатыми, и виссонами, и кораллами, и рубинами.
Иудея и земля Израилева торговали с тобою ; за товар твой платили пшеницею Миннитскою, и сластями и медом, и деревянным маслом и бальзамом.
Дамаск, по причине большого торгового производства твоего, по изобилию всякого богатства, торговал с тобою вином Хелбонским и белою шерстью...
Дедан торговал с тобою драгоценными попонами для верховой езды.
Аравия и все принцы Кидарские производили мену с тобою : ягнят и баранов и козлов променивали тебе[354]».
Сенир — это гора Гермон в Ливане. Васан — открытая местность, простирающаяся к востоку и северо-востоку от Галилейского озера. Под «Киттимскими островами» — названы так по городу Китиону на Кипре — имеются в виду острова Средиземноморья. Елисом можно считать или Карфаген, или Сицилию. Арвад — это Арад (современный Руад) на севере от Сидона. Гевал — Библ в Сирии. Тарсис, по-видимому, — Тартес, финикийская колония на испанском берегу. Иаван — это Иония. Тубал и Мешех —.тибарены и мосхи на Анатолийском побережье Черного моря. Тогарм — это Армения, а Дедан — Аравия.
Мы привели эту столь длинную цитату потому, что не видим оснований сомневаться в подлинности этого места (хотя излишне говорить, что некоторые все же ставят его под сомнение), и потому, что здесь дана более полная, чем в каком-либо из известных греческих источников, картина, раскрывающая характер и размеры средиземноморской торговли в VI веке до н. э. При этом нужно заметить следующее.
Во-первых, тирийский импорт состоял главным образом из сырья и продовольствия. Экспорт состоял из «ручных изделий», то есть из изделий, изготовленных тирийскими ремесленниками из импортированного сырья ; и это все были предметы роскоши. Обмен товаров происходил в форме меновой торговли ; о деньгах нет никакого упоминания. Широкий размах этой торговли, распространявшейся по всем уголкам Средиземноморья, представлял купцам возможность использовать полностью преимущества, вытекающие из того, что в разных местах предметы торговли имели разную стоимость : они покупали дешево, а продавали дорого. Таким образом, Тир был типичным купеческим городом, его богатство приняло форму торгового капитала.
Здесь важно заметить, что рост торгового капитала не предполагает во что бы то ни стало высокого уровня производства :
«Денежное и товарное обращение может обслуживать сферы производства самой разнообразной организации, сферы, которые по своей внутренней структуре все еще направлены главным образом на производство потребительной стоимости. Это обособление процесса обращения, при котором сферы производства связываются между собой при посредстве третьего члена, выражает двоякого рода обстоятельства. Во-первых, оно служит выражением того, что обращение еще не овладело производством, а относится к нему как к данной извне предпосылке. Во-вторых,—того, что процесс производства еще не включил в себя обращения в качестве просто своего момента»[355].
Будучи правильным для средневековой Европы, которую Маркс имеет здесь в виду, это еще более верно применительно к античности :
«Торговля первых самостоятельных, пышно развившихся торговых городов и торговых народов, как торговля чисто посредническая, основывалась на варварстве производящих народов, для которых они играли роль посредников»[356].
Во-вторых, ионийцы были связаны с двумя народами на Черном море : тибаренами и мосхами, о которых нам известно из других источников как о специалистах по выделке изделий из бронзы, а позднее как о специалистах по обработке железа[357]. В то время, о котором идет речь, милетцы усиленно колонизировали берега Черного моря, контролируя Геллеспонт и Пропонтиду (см. т. I, стр. 550). Вероятно, поэтому, когда Черное море было закрыто для финикийцев, их торговля с этим районом велась через ионийцев, которые выступали в качестве посредников ; возможно, что рабы, которых ионийские купцы доставляли на своих кораблях в Тир, привозились из Северных колоний Милета. Как раз один из самых ранних из доведших до нас ионийских письменных памятников из Кизика, колонии Милета на Пропонтиде, сообщает о народном постановлении, предоставляющем членам одной семьи, которые носили фригийские имена, освобождение от уплаты некоторых налогов, включая налог за пользование общественными весами, налог за торговлю лошадьми и налог за продажу рабов[358]. Таким образом, в Эгейском море в VI веке до н. э. была сильно развита торговля рабами.
И действительно, представляется вполне вероятным, что одной из главных побудительных причин колонизации — как финикийской, так и греческой — была погоня за рабами ; их скупали у промышлявших похищением рабов в отсталых областях, где они ценились невысоко в соответствии с низким уровнем производства, а затем перевозили в главные центры производства, где цена на них была относительно высокой.
Наконец, финикийский алфавит из двадцати двух букв, выработанный для того, чтобы обеспечивать потребности торговли, имел большие преимущества перед месопотамским и египетским письмом. Последние были столь сложными и громоздкими, что требовались услуги профессиональных писцов, и эти писцы были так , хорошо организованы под покровительством государственной власти, что они успешно сопротивлялись упрощению их ремесла. Греки переняли финикийский алфавит, вероятно в IX веке до н. э., и прибавили знаки для гласных.
Изобретение алфавита можно сравнить с открытием способа обработки железа. Точно так, как применение железа сделало металлические орудия более широко доступными, так и создание новой письменности сделало технически возможным для каждого научиться читать и писать. У нас нет никаких данных для того, чтобы определить процент грамотности на Ближнем Востоке, но в греческих демократиях он должен был охватывать громадное большинство граждан — ведь процедура остракизма, этого явно демократического установления, предписывала подачу голосов в письменном виде. Выразительным памятником этого прогресса в развитии человеческого познания является колоссальная статуя РамсесавП в Абу Симбеле в Нубии. Некоторые ионийские наемники посетили эти места около 589 года до н. э. и в часы безделья выцарапали свои имена на ноге его божественного величества[359].
Алфавит воплотил в себе новый Принцип. Предшествовавшие формы письменности — пиктографическая и идеографическая — были конкретными : написанный символ был видимым изображением идеи, которую он представлял. Он не обязательно был картинным, тем более что произносимое слово было звукоподражательного происхождения, но он во всяком случае был конкретным. Алфавитное письмо, с другой стороны, совершенно не связано со зрительными образом. Написанное слово представляет собой комбинацию символов, которые, будучи сами по себе лишены какого-либо содержания, предназначены представлять минимальные фонетические элементы, к которым может быть сведено слово. Таким образом, этот новый способ общения означал прогресс в развитии абстрактного мышления, предоставил возможность рассматривать речь и мышление . как объекты познания и тем самым подготовил путь для возникновения новых наук — грамматики и логики.