Египетское царство
Египетской идеограммой для слова «деревня» был крест, вписанный в круг[93]. Высказывалось мнение, что крест представляет деревенские улицы. Может быть, это и так, но гораздо важнее заметить, что в целом этот знак представляет собой круг, разделенный на четыре четверти, что соответствует племенной структуре, типичной для первобытной деревенской общины.
Первые поселения в долине Нила были временными[94]. Когда ежегодный разлив спадал, тут и там появлялись клочки земли, расположенные несколько выше остальной части заливной земли, покрытые толстым слоем речного ила, блестевшего на солнце. И в этих местах охотники строили свои хижины, сеяли ячмень или полуполб (emmer-wheat[95]), а затем убирали урожай, продолжая этим заниматься до тех пор, пока на следующий год новый разлив не заставлял их уйти оттуда. Со временем, объединяя рабочую силу соседних деревень, они научились защищать высокие места дамбами и плотинами, и поселения стали постоянными. Еще позже группы близлежащих деревень стали управляться из одного центра, такого же по происхождению, как и эти деревни, но большего по размеру и являвшегося резиденцией главного вождя племени. Ему, возможно, помогали родовые старейшины из окружающих деревень, составлявшие совет старейшин. В этих местах при раскопках были найдены глиняные горшки, причем на некоторых из них были нарисованы строения и лодки, украшенные геральдическими эмблемами, которые были, очевидно, тотемическими. Процесс объединения на этом не остановился. По указанным уже причинам он продолжался до тех пор, пока не образовались два царства, Верхний и Нижний Египет, а незадолго до трехтысячного года до н. э. вся страна была объединена под властью I династии.
Высокое место в деревне — подобно той земле, которая первой появлялась после спада разлившейся реки, — было священным, и считалось, что воздвигнутый на нем храм, или святилище, увековечивал создание мира.
Церемония создания мира ежегодно торжественно повторялась. Эта концепция нашла наивысшее архитектурное выражение в пирамидах, предназначенных, таким образом, для того, чтобы воплощать идею первобытного холма[96]. В мифологии это было выражено в том веровании, согласно которому суша была создана из воды солнцем; этот миф использовался царями для укрепления своей власти. Каждый царь отождествлялся с богом-солн- цем и облекался властью во время ритуала коронации, в которой он представлялся как создатель мира. Таким образом народ учили верить, что царская власть являлась институтом, существовавшим с самого начала мира как в качестве необходимого орудия поддержания порядка как в природе, так и среди людей.Один из ритуалов праздника Сед, который являлся повторением коронационного праздника, назывался «посвящением поля»[97]. После того как был выбран участок земли, царь проходил по нему четыре раза, становясь поочередно лицом к четырем странам света и имея при этом на голове красную корону Нижнего Египта ; затем он вновь делал то же самое в белой короне Верхнего Египта. Этими
действиями он устанавливал свое право управлять не только Египтом, но и всем миром. Это явствует и из другой церемонии, во время которой его описывают проходящим по этой земле, и касающимся ее четырех сторон, и пересекающим океан в направлении к четырем сторонам неба. Кроме того, на этом же самом празднестве он сидел в красной короне между двумя чиновниками (по одному с каждого бока), которые пели гимн, прославляющий его власть; затем они менялись местами и пели этот гимн снова ; потом они становились перед ним, затем позади него, а потом вновь менялись местами, повторяя гимн при каждой перемене мест, так что каждый из них возвещал об этом на все четыре страны света. Затем, надев белую корону, царь шел в процессии к двум святилищам богов — Гора ^ и Сэта, где жрец вручал ему лук и стрелы. Выпустив четыре стрелы — на юг, север, восток и запад, — он четыре раза подымался на трон, поочередно лицом на все четыре стороны[98].
Один из его титулов был «Царь Верхнего и Нижнего Египта». Другим титулом был «Две богини» («Two Ladies»), под которым имелась в виду богиня Нижнего Египта — кобра и богиня Верхнего Египта — гриф. Эти богини соответствуют делению на два царства. По той же причине у царя было два визиря, два казначея и иногда две столицы. Он был также известен как «Два бога», что связано с богами Гором и Сэтом. Эти два образа принадлежат мифу об Осирисе, боге, которого Сэт убивал каждый год, которого оплакивала его сестра Исида и за которого мстил его сын Гор. Предполагалось, что этот последний титул обозначал не только объединение двух царств, но и примирение в лице царя всех антагонизмов, существующих в природе и обществе. Царская власть рассматривалась как двойственная по самой своей сущности. Это явствует из того верования — очевидно, очень древнего, — что у каждого царя был мертворожденный брат — близнец, представляемый его плацентой[99]. Более того, точно так же как царь отождествлялся с солнцем, считалось, что его брат-близнец становился богом-луной. Двойственность царя выражала двойственность вселенной.
По этим причинам, не отвергая политического происхождения двойного царства, Франкфорт настаивал на том, что этот принцип двойственности, составляющий столь яркую отличительную черту египетской монархии, является чем-то большим, нежели чисто политическая концепция:
«Эта необыкновенная концепция выражала в политической форме глубоко укоренившуюся тенденцию египтян понимать мир дуалистическим образом в виде целого ряда парных противоположностей, сбалансированных в неизменяющемся равновесии. Вселенная в целом представлялась как «небо и земля». В этой концепции «земля» в свою очередь снова понималась дуалистически, как «север»
Карта I
ЕГИПЕТ
Родос
Кили к и
Дзмасн
КйрёнаШ;
ШШamp;
С/Іі'льта
і
Иерусалі
Навкрати
СИНАИ
Мемфис
ни ж
Фивы
и «юг», «части Гора и части Сэта», «две земли» или «два берега (Нила)».
Последний из этих синонимов самым ясным образом показывает их неполитический характер. Каждый из них является эквивалентом ко второму члену более всеобъемлющей пары — «небо и земля»; они относятся к космологии, а не к политике. Однако каждая из этих пар подходила для описания владений царя, так как все человечество и все страны на земле были подчинены фараону. Царство его часто описывалось как «то царство, которое окружено солнцем», земля ; а греки... переводили «Две земли» как f\ оЫов'рЬг}^ «вся обитаемая земля». Когда фараон принимал дуалистические титулы или называл себя «Богом Двух Земель», он подчеркивал не раздельное происхождение, но универсальность своей власти»[100].Эта интерпретация, несомненно, правильна, но с одной лишь оговоркой. На предыдущих страницах было показано, что идея единства противоположностей, далеко не специфически египетская, является основной для первобытного мышления, будучи на деле столь же древней, как само общество. Однако в Египте она приняла другую форму, которую можно понять лучше всего, сравнив ее с китайской. В Китае мы находим, кроме четырех стран света, пятую — центр, занимаемый царем, чья функция состояла в том, чтобы регулировать противоположности, которые благодаря своему вечному взаимодействию поддерживают мир в движении. В Египте две противоположности приходят в состояние покоя в личности царя. Вместо регулируемого конфликта здесь налицо неизменное равновесие. Для египтян, как заметил Франкфорт, вселенная была статична. Если мы спросим почему, то основание этого будет заключаться в исключительной стабильности монархии, котррая возникла из необходимости осуществлять единый контроль над разливами Нила и поддерживалась изолированностью страны. После VI династии и снова после XII монархия рухнула и за этим последовал период хаоса, который прекратился только с восстановлением центральной власти. Позднее, после образования первой империи при XVIII династии, фараоны установили отношения с иностранными монархами, которые выступали с подобными же притязаниями среди своих народов, и, таким образом, они не могли больше без ограничения выдавать себя за единственных правителей мира.
Доктрина божественного происхождения царской власти стала парадоксальной[101]. Поэтому примечательно, что египетским царям благодаря условиям, в которых они достигли власти, лучше удавалось то, чего всегда добивались все цари, а именно использование идей, исходящих от централизации власти как орудия, помогающего держать эксплуатируемый класс в духовном подчинении. Как это делалось, хорошо объяснил Кодуэлл :«При высокоразвитой земледельческой цивилизации бог-царь находится на вершине пирамиды и как будто владеет всей общественной властью. Раб сам по себе кажется очень незначительным по сравнению с могуществом общественного труда, находящегося под управлением бога-царя. В единении с другими раб держит в руках огромную силу — силу, создавшую пирамиды. Но рабу не кажется, что это его сила ; ему кажется, что она принадлежит богу-царю, который направляет ее. Поэтому раб унижается перед своей собственной коллективной силой ; он обожествляет бога-царя, и весь правящий класс является для него священным. Это отчуждение личности есть лишь отражение того отчуждения собственности, которое его породило. Смирение раба есть признак не только его рабского состояния, но и силы общества, которое достигло в своем развитии той стадии, где рабство существует и порождает могучую общественную силу. Эта сила выражается на противоположном рабу полюсе божественным великолепием богов-царей Египта, Китая, Японии и шумерийских, вавилонских и аккадских городов- государств... Исследуя религиозную надстройку, Маркс пришел еще в 1844 году к следующему выводу :
«Это государство, это общество порождают религию, превратное мировоззрение, ибо сами они — превратный мир. Религия есть общая теория этого мира, его энциклопедический компендиум, его логика в популярной форме, его спиритуалистический point d’hon- neur[102], его энтузиазм, его моральная санкция, его торжественное восполнение, его всеобщее основание для утешения и оправдания. Она претворяет в фантастическую действительность человеческую сущность, потому что человеческая сущность не обладает истинной действительностью»[103].