ДЕМОДОК [Сократ]
Ты, мой Демодок 1, велишь мне дать вам совет отно- ш сительно того, что вы здесь собрались обсудить. Мне же пришло в голову посмотреть, на что способно это ваше сборище и каково усердие тех, кто собирается принять участие в совещании, а также какое суждение вынашивает каждый из вас.
И если, с одной стороны, нелепо совещаться о том, для чего вы здесь собрались, и такое совещание свидетельствует о неопытности, разве не будет смехотворным собираться для совещания о том, о чем совещаться неправильно? С другой стороны, если ь совещаться о таких вещах правильно и это свидетельствует об опытности, но не существует знания, с помощью которого подобные вопросы могут решаться верно и на основе опыта, разве это не будет странно? Если же существует знание, с помощью которого все это может решаться правильно, то не должны ли непременно существовать и знатоки, умеющие дать здесь правильный совет? А если есть какие-то знатоки, умеющие давать совет о вещах, по поводу которых вы собрались, то разве не необходимо, чтобы вы или умели, или не умели СО- с ветовать по этим вопросам, или чтобы одни из вас это умели, а другие нет? Если же вы все это умеете, для чего собираться вам на совет? Каждый из вас способен в подобном случае такой совет дать. С другой стороны, если никто из вас здесь не знаток, каким образом можете вы совещаться? В самом деле, какой был бы толк в этом вашем собрании, если бы вы были не способны дать совет? А если одни из вас это умеют, другие же — нет и эти л последние нуждаются в совете, то, коль скоро возможно, чтобы разумный муж давал советы неопытным, для подачи такого совета вам, опытным, вполне достаточно и одного знатока. Разве все знатоки советуют не однои то же? Так что вам надо выслушать его и удалиться. Вы же так не поступаете, но желаете выслушать всех собравшихся. Значит, вы считаете, что те, кто пытаются дать вам совет, не знатоки в том, что они советуют.
Если же вы расцениваете их как знатоков, вам достаточно 381 выслушать одного. А сходиться для того, чтобы выслушать невежд, как если бы от этого мог быть какой-нибудь толк, разве не странно? Я недоумеваю по поводу этой вашей сходки, и вот почему: сомнительно усердие тех, кто готов давать вам советы. Ведь если они относительно одних и тех же вещей советуют не одно и то же, как может быть их совет прекрасен, коли они советуют ъ не то, что советует дающий верный совет? И как может не показаться странным рвение тех, кто стремятся советовать в том, в чем не имеют опыта? Ведь конечно же, обладая опытом, они не пошли бы по пути неправильного совета. Опять-таки, если они советуют одно и то же, для чего нужны советы их всех? Ведь для того чтобы советовать одно и то же, достаточно одного из них. А стремиться к тому, от чего не будет никакого толка, разве не смешно? Итак, в данном случае усердие тех, кто не с обладает опытом, покажется смешным и странным, да и разумные люди не должны здесь усердствовать, ибо они знают, что кто-то один из них сумеет сделать то же самое и дать надлежащий совет. Не могу взять в толк, как вы не видите, насколько смешно старание тех, кто вызвались вам советовать? А более всего я недоумеваю относительно голосования, кое вы задумали: что может оно дать? Вы считаете, что советчиками будут знатоки? Но ведь советовать они будут лишь об одном и не станут говорить то одно, то другое об одном и том же; значит, у вас не будет никакой нужды в голосова- d нии. Может, вы считаете, что советчиками у вас будут неопытные люди, которые станут советовать то, что не должно? Но разве толкать их на то, чтобы они выступали советчиками, не то же самое, что толкать на это безумцев? Однако если вы не сочтете советчиками ни опытных людей, ни неопытных, то кого же вы ими сочтете? И прежде всего зачем вам вообще другие советчики, если вы способны сами судить о подобных вещах? А если опять-таки вы не способны на это, чем помогут вам счетные камешки 2? И разве не смешно, что вы со- е брались здесь для совещания как люди беспомощные и нуждающиеся в совете, а собравшись, решили, что вам следует голосовать, словно вы способны принимать ре- шения? Что же, когда вы все находитесь порознь, вы несведущи, а сойдясь вместе, оказываетесь умными? Можно подумать, что если вы про себя недоумеваете, то, сойдясь в одно место, перестанете недоумевать и окажетесь способными охватить взглядом все, что вам надо делать, хотя, и это самое поразительное, вдобавок ко всему вы этому ни у кого не учились и не пришли к этому сами. Но, будучи не В СОСТОЯНИИ обозреть ТО, ЧТО вам 382 предстоит совершить, вы не способны будете судить, прав ли относительно этого ваш советчик. И этот единственный советчик не сумеет вам сказать, что именно вы должны делать, и научить вас в столь короткое время и среди стольких людей различать скверных советчиков или тех, кто вообще не даст вам совета, а ведь последнее представляется не менее важным. Ну а если ни сходка, ни ваш советчик не сделают вас способными принимать решения, какая вам польза от голосования? И как может ь ваша сходка не вступить в противоречие с поданными голосами, а поданные голоса — с настроением ваших советчиков? Ведь ваша сходка — собрание беспомощных людей, нуждающихся в советчиках, а голоса подаются так, как если бы вы не нуждались в советчиках, но сами были в состоянии советовать и решать. Вдобавок рвение ваших советчиков исходит как бы от знатоков, ваши же голоса подаются так, как если бы советчики эти были невеждами. И если бы кто спросил вас, подающих го- с лоса, и того, кто дал вам совет относительно решения, за которое вы голосуете, знаете ли вы, свершится или нет то, что вы задумали и в пользу чего подали голоса, полагаю, вы не смогли бы ответить на этот вопрос. В самом деле, если свершится то, ради чего вы задумали действовать, откуда вы можете знать, принесет ли вам это пользу? Я полагаю, ни вы, ни тот, кто вам будет советовать, не сумеете этого сказать. И кто из людей, считаете вы, способен знать подобные вещи? Если кто-нибудь спросит вас и об этом, вы и здесь, думаю я, не сможете дать положительного ответа.Если то, о чем вы совещаетесь, вам не ясно и совет- а чики и голосующие не имеют здесь опыта, то вы, конечно, признаете, что в подобных случаях часто возникает недоверие и сожаление как по поводу того, о чем собираются дать совет, так и по поводу самого решения. Ну а в отношении доблестных и сведущих мужей это не должно приключиться, ведь они знают предмет, о котором идет совещание,— как с ним обстоит дело, а также
понимают, что люди, им доверяющие, уверены в их совете: они сознают, что ни у них самих, ни у тех, кто им верит, не должно возникнуть никаких сожалений.
По моему мнению, тем, кто разумен, надлежит давать совет именно о таких [достоверных] вещах, а не о том, о чем ты меня попросил. Ибо от советов разумных людей бывает счастливый исход, а от болтовни глупцов — только несчастье.Я был свидетелем того, как некий человек сделал выговор своему другу за то, что тот послушал обвинителя, не выслушав оправдания защищавшегося, и дал веру только тому, кто обвинял. Он говорил, что преступно осуждать человека, не быв свидетелем его проступка и не выслушав присутствовавших при этом друзей, свидетельству которых ему подобало бы верить; товарищ же его поспешно, не выслушав другую сторону, дал веру словам обвинителя. «А ведь справедливо,— говорил этот человек,— выслушать защищающегося до того, как выразить одобрение или порицание, точно так же, как выслушивают обвинителя. Да и как может кто- то справедливо вершить суд или правильно судить о людях, если не выслушает обе тяжущиеся стороны? Ведь куда более верным будет суд, если слова сравнить, подобно тому как сравнивают друг с другом золото или пурпур. Ради чего дается обеим сторонам время и судьи присягают в том, что они с одинаковым вниманием выслушают обоих 3, если законодатель не имел в виду более справедливого и верного решения тяжб? Ты же, как мне кажется, не слушаешь и того, что говорит большинство». «Но что именно я не слушаю?» — спросил тот. «А вот что:
Суд не твори ты, не выслушав раньше обоих \
Ведь поговорка эта не была бы так широко распространена, если бы это не было прекрасно и должным образом сказано. Поэтому я советую тебе,— заключил он,— в будущем не хвалить и не порицать людей столь поспешно». Но его собеседник возразил, что ему кажется чудным не суметь понять, правду кто говорит или лжет, если он говорит один, когда же говорят двое, это суметь; не суметь понять, когда один говорит правду, а когда говорит он же, а другой в это время лжет, вдруг суметь это понять; чудно также, если один, говоря верно и будучи прав, не может разъяснить то, что им сказано, а двое, из которых один лжет и не прав, в состоянии разъяснить дело — то самое, которое говорящий правду разъяснить не сумел.
«Я недоумеваю,— сказал он,— и по поводу того, каким образом они это разъясняют: говорят они или молчат? Если они молчаливо делают это, то нет надобности выслушивать ни одного из них, а не только двоих; если же оба они доказывают свою правоту словами, то ведь они никоим образом не могут говорить оба вместе, ибо считают нужным говорить по очереди: как же возможно, чтобы они оба сразу делали разъяснения? А если оба они все же объясняются одновременно, то в этом случае они одновременно произносят свои слова. Но они так не делают. Поэтому остается в случае, если они доказывают свою правоту словами 5, чтобы каждый говорил за себя, а когда каждый говорит за себя, тогда каждый из них и дает объяснения. Так что один говорит первым, другой — вторым, и доказывают они свою правоту тоже по очереди. Однако, если делают они это поочередно, что толку выслушивать еще и второго? Ведь уже со слов первого все будет ясно. В случае же, если свою правоту доказывает и тот и другой,— продолжал он,— почему объяснения дает не один из них? Ведь если один из них ничего не докажет, как могут они доказать что-либо оба вместе? А если каждый из них что-то докажет, ясно, что это способен доказать и тот, кто говорит первым: как же может выслушивающий не понять его одного?»Я же, когда слушал их, недоумевал и был не в состоянии разрешить их спор, а прочие присутствовавшие говорили, что правда на стороне первого. Если ты умеешь мне чем-либо тут помочь, скажи: можно ли понять, когда говорит один, то, о чем он говорит, или же требуется противная сторона, если кто-либо хочет решить, правдивы ли произносимые речи? А может быть, нет необходимости слушать обоих? Каково твое мнение?
Недавно один человек обвинил другого в том, что он отказался дать ему взаймы деньги и ему не доверяет, тот же, кого он обвинил, защищался; при этом один из присутствовавших спросил обвинявшего, так ли уж виновен другой, не поверив ему и не одолжив ему деньги.
- Ты-то,— сказал он,— разве не оказался виновным, не убедив его дать тебе ссуду?
А тот ему в ответ:
- В чем же я виноват?
На это первый:
—- Который из двух кажется тебе виновным — кто не достиг того, к чему он стремился, или же кто этого достиг?
- Тот, кто не достиг,— отвечал второй.
- Но ведь ты не достиг своей цели, когда пожелал взять взаймы, а он, не желая тебе предоставить ссуду, в этом не дал маху?
- Да,— возразил тот.— Но в чем же я виновен, если он мне не дал?
- Да раз ты требовал от него то, что не должно, d как можешь ты считать себя правым? А кто не дал тебе взаймы, поступил правильно. Ну а если ты просил у него то, что должно, ты промахнулся, не получив этого: такой вывод необходим.
- Возможно,— отвечал тот.— Но как может быть невиновен человек, который мне не поверил?
- Если бы ты просил как подобает,— спросил первый,— ты ведь ни в чем не был бы виноват?
- Конечно, нет.
- Значит, ты, обратившись к нему, просил неподобающим образом.
- Очевидно,— сказал тот.
- Ну а раз ты просил неподобающим образом и он тебе не поверил, когда ты к нему обратился, как можешь ты по справедливости его обвинять?
о — Мне трудно тебе ответить,— молвил тот.
- Разве ты не можешь сказать, что не следует быть внимательным к тем, кто злоупотребляет вниманием?
- Нет,— возразил тот,— это я даже очень могу сказать.
- А не думаешь ли ты, что те, кто обращаются к другим неподобающим образом, злоупотребляют их вниманием?
- Да, я это думаю,— отвечал тот.
- Так в чем же он виновен, если не прислушался к тебе, злоупотребившему его вниманием?
- По-видимому, ни в чем,— сказал тот.
- Зачем же люди,— молвил первый,— бросают друг другу подобные обвинения, а также упрекают тех, кто им не поверил, в том, что они не поверили, себя же, не сумевших их убедить, никоим образом не винят?
385 Тогда другой присутствовавший сказал:
- Ведь когда кто-либо оказывает другому какое-то внимание и ему помогает, а потом, считая, что ему долж- ны уделить такое же внимание, не встречает его со стороны другого, как может он не сделать справедливый упрек?
На это первый отвечал:
- Однако тот, кто, по его мнению, должен с ним обращаться подобным же образом, либо бывает способен на внимательное отношение, либо нет? И если тот на это не способен, разве правильные требования предъявляет первый ко второму, ожидая от него поступка, на который тот не способен? Если же он на него способен, почему первый не убедит подобного человека? И как можно считать, что люди, произносящие такие речи, правы?
- Да, клянусь Зевсом,— подтвердил другой,— вот ь какой упрек надо выразить, дабы тот в будущем лучше
с ним обходился, да и другие его друзья, если они этот упрек услышат.
- А как ты думаешь, — спросил первый,— те, кто его услышат, будут лучше с ним обходиться, если упрек его будет правильным и основательным или если он будет неверным?
- Если он будет правильным.
- Но тебе кажется, что он не прав?
- Да,— отвечал другой.
- Как же те, кто услышат подобные порицания, станут более к нему внимательны?
- Да нет, не станут никоим образом.
- Так во имя чего же будут высказываться подобные обвинения?
- Мне трудно это определить,— был ответ. С
Некто жаловался на простоватость человека, слишком поспешно верившего речам первых встречных. Естественно, мол, верить словам своих сограждан и домашних; верить же тем, кого не знаешь и о ком никогда раньше не слышал, и при этом не знать, что большинство людей — плуты и негодяи, по его мнению, есть верный знак простоватости. Тут один из присутствовавших а сказал:
- А я-то думал, что ты гораздо выше ценишь такого человека, который быстро умеет почувствовать случайного встречного, чем того, кто проявляет в таком случае медлительность.
- Да, первого я и ценю значительно выше,— отвечал тот.
- Так зачем же ты порицаешь того, кто быстро на-
чинает доверять случайным людям, если они говорят правду?
- Но я,— возразил тот,— порицаю в нем не это, а то, что он поспешно верит лжецам.
- А если бы он дарил людям свое доверие по прошествии длительного времени и не первым встречным, ты разве не порицал бы его еще больше?
- Да, еще больше,— был ответ.
- Потому что он верил бы медленно и не случайным людям?
- Нет, клянусь Зевсом! — отвечал тот.
- Ведь не поэтому же, думаю я, ты считаешь возможным порицать человека, но потому, что он верит тем, кто говорит нечто, не заслуживающее доверия.
- Да, конечно,— отвечал тот.
- Значит, ты считаешь возможным порицать его не за то, что он верит медленно и не случайным людям, но за то, что он верит быстро и первым встречным?
- Нет, не так,— сказал тот.
- Так за что же ты его порицаешь?
- За то, что он совершает ошибку, поспешно веря случайным людям и не обдумав прежде их речи.
- Ну, а если бы он им медленно поверил без рассмотрения, он бы не погрешил?
- Нет, клянусь Зевсом, и в этом случае он погрешил бы ничуть не меньше: я считаю, что не следует верить случайным людям.
- Но если не верить случайным людям,— сказал первый,— то как же можно быстро поверить незнакомым? Видно, сначала надо подвергнуть их слова рассмотрению и выяснить, говорят ли они правду.
- С этим я, конечно, согласен,— молвил тот.
- Поскольку,— продолжал первый, — в отношении близких и знакомых людей не нужно выяснять, говорят ли они правду.
- Да, я бы это подтвердил,— сказал тот.
- Но возможно, и некоторые из этих держат неправдоподобные речи?
- И даже очень возможно,— подхватил тот.
- Так почему же естественнее верить близким и привычным людям, чем первым встречным?
- Не знаю, что на это и сказать,— отвечал тот.
- Далее. Если не следует больше верить своим близким, чем первым встречным, значит, им не следует и больше доверять, чем этим последним?
- Как же иначе? — отвечал тот.
- Ну а если они одним близки, другим же совсем незнакомы, то неизбежно надо будет считать то более, то менее заслуживающими у него доверия одних и тех же людей? Ведь, согласно твоему утверждению, знакомых и незнакомых надо считать заслуживающими доверия в различной степени.
- Нет, такой вывод меня не удовлетворяет,— возразил тот.
- Но ведь то, что говорят такие люди, у одних вызывает доверие, другие же могут счесть это невероятным, причем никто из них не ошибется.
- И это очень странное утверждение,— молвил тот.
- Далее, если и близкие и случайные люди говорят одно и то же, может ли быть, чтобы речи тех и других не заслуживали одинакового доверия либо педо- с верия?
- Да, это неизбежно,— признал тот.
- Но разве не заслуживают те, кто что-либо говорят, одинаковой веры, если они говорят одно и то же?
- Вот это убедительно,— подтвердил тот.
Когда они таким образом говорили, я недоумевал, кому же все-таки следует верить и кому нет и надо ли верить людям, заслуживающим доверия и знающим то, о чем они говорят, или же знакомым и близким?
А что ты об этом думаешь?