Атомистическая теория ¦
После Парменида борьба по основному вопросу философии — источник спора материализма против идеализма — получила обострение. Это все случилось не сразу. Спорным вопросом, на котором его непосредственные преемники сконцентрировали свое внимание, была проблема движения.
Для того чтобы восстановить реальность воспринимаемого мира, необходимо было найти причину движения. До сих пор утверждалось, что движение есть свойство материи. Однако с этого времени начала все более преобладать тенденция сделать обратное предположение, что материя инертна сама по себе и что она движется только под воздействием некой внешней силы, такой, как «любовь» и «вражда» Эмпедокла, «ум» Анаксагора и «первый двигатель» Аристотеля. Это новое предположение отражает основное противоречие в новой стадии развития греческого общества — антагонизм между свободным и рабом. Согласно Аристотелю, принцип подчинения является универсальным законом природы. Таково отношение раба к своему господину, женщины к своему мужу, тела к душе, материи к духу, вселенной к богу. Его «первый двигатель» представляет собой идеологическое выражение собственности на обезличенный рабский труд, воплощенный в античном товарном производстве.Эмпедокл из Акраганта был одним из лидеров демократов и в то же самое время пророком и чудотворцем, объявлявшим себя воплощенным богом[637]. Его религиозное учение трудно отличить от орфизма, и он также, кажется, имел некоторые связи с пифагорейским орденом[638]. Он уделял особое внимание изучению медицины ; и все же, хотя он должен был быть знаком с тем, что было сделано кротонской школой, он не развил ее достижений дальше — наоборот, он сделал шаг назад по сравнению с позицией, которую занимал Алкмеон. В то время как Алкмеон проводил различие между мыслью и ощущением и считал органом мышления мозг, Эмпедокл не проводил такого различия и полагал, что человек думает при помощи крови[639].
В частности, как раз его взгляды и имели в виду писатели- гиппократики, когда они протестовали против вмешательства философских предвзятых идей в их ремесло. Но к несчастью, как раз потому, что он был философом, а не ремесленником, его взгляды имели больше веса во мнении поздних философов, а в особенности у Аристотеля, который принял его теорию четырех стихий. Согласно Эмпедоклу, вселенная не является неделимой и лишенной движения, как считал Парменид, но образована из четырех «корней» — земли, воздуха, огня и воды, — которые все время находятся в постоянном движении, сходясь и расходясь друг с другом и таким образом вызывают изменения в строении вселенной. В состоянии движения они находятся под воздействием двух противоположных сил — любви и вражды ; любовь соединяет их вместе, вражда разделяет. Как мы знаем от Аристотеля, он не давал объяснения, были ли эти две силы субстанциями, как его четыре элемента, и если это не так, то что они собой представляли[640]. В действительности это были образы, взятые из мира мифологии. Подобно многим первобытным идеям, они содержали в себе зародыш научной истины, но форма, в которой они представлялись, оставалась еще мифической.Анаксагор из Клазомен поселился в Афинах, где он в течение многих лет пользовался покровительством Перикла. Около 450 года до н. э. противники Перикла обвинили его в неверии в бога на том основании, что он считал солнце расплавленной массой металла. Он был вынужден покинуть Афины и поселился в Лампсаке, колонии Милета. Здесь он провел остальную часть своей жизни, а после его смерти на рыночной площади в его честь был воздвигнут памятник, посвященый Уму и Истине[641]. В его системе количество элементов, или «семян», как он их называл, бесконечно и каждое из них содержит в большей или меньшей мере все противоположности — горячее и холодное, влажное и сухое и т. д. —так что «даже снег является черным» и «во всем есть часть всего»[642]. Однако из этого всеобщего закона имеется одно исключение. Одно из семян, самое тонкое и легкое из всех, является несмешанным.
Это и есть как раз тот элемент, называемый умом, который, проникая в другие элементы, приводит их в движение и, смешивая их между собой и отделяя друг от друга, посредством этих комбинаций и разделений осуществляет то, что люди по недоразумению изображают как процесс возникновения и гибели1. Это был ионийский ответ Пармениду. Анаксагор согласен с Гераклитом, полагая, что все вещи представляют собой единство противоположностей и что один из элементов выше других; но Анаксагор отличается от Гераклита тем, что постулирует причину движения, а от Гераклита и от милетцев одновременно тем, что отрицает первоначальное единство. Как и Эмпедокл, он является плюралистом.Обе эти системы были разработаны с целью отстоять реальность мира ощущений, не попадая в то же время в ловушку логики элеа- тов. Однако тем временем элеаты продолжали защищать точку зрения Парменида. Зенон из Элеи с диалектическим искусством, не меньшим, чем искусство его учителя, утверждал, что плюралисты, ничем не улучшив состояния вопроса, запутались в бесконечной серии логических противоречий. Его аргументация будет нами скоро рассмотрена. Парменидовская теория нашла поддержку с известными видоизменениями и в лице другого представителя той же школы, Мелисса из Самоса, который доказывал:
«Если бы вещей было много, они должны были быть того же самого рода, что и, как я говорю, истиное бытие. Если существует земля и вода, воздух и железо, золото и огонь, если одна вещь живая, а другая мертвая, если вещи бывают черными и белыми и всякими, какие народ признает существующими : если все это обстоит так и если мы видим и слышим правильно, тогда каждая отдельная вещь из этих вещей должна быть такой, как мы ее уже определили ; она не может измениться или постареть, но должна быть точно такой, как она есть. Таким образом, мы заявляем, что мы видим и слышим и понимаем правильно, и все же мы полагаем, что теплое становится холодным, а холодное теплым, что твердое становится мягким, а мягкое — твердым, что живое умирает, и что вещи рождаются из того, что лишено жизни, и что все эти вещи изменились, и что то, чем они стали теперь, совершенно отлично от того, чем они были...
Опять же эти верования не согласуются одно с другим. Мы сказали, что вещи множественны и вечны со свойственными им формами и прочностью, и все же мы изображаем дело так, что они подвергаются изменению и что они изменяются во всякое время, когда мы смотрим на них. Из всего этого ясно, что мы, в конечном счете, видим неправильно и что мы неправы, когда полагаем, что все эти вещи множественны. Если бы они существовали в действительности, они не были бы подвержены изменениям; каждая из них оставалась бы точно такой, какой, как мы считали, она является, потому что нет ничего сильнее, чем истинное бытие. Если бы даже оно изменилось, что-то погибло бы и что-то не народилось. Поэтому, если бы даже вещи представляли собой многое, они должны были бы иметь ту же природу, что и истинное бытие»[643].Этот аргумент обеспечил логический исходный пункт для атомистической теории, которая была уже предвосхищена Анаксагором. Ловя Мелисса на слове и заимствуя «семена» у Анаксагора, Левкипп из Милета утверждал, во-первых, что вселенная состоит из бесконечного количества частичек, из которых каждая обладает свойствами парменидовского «единого», и, во-вторых, что эти частички постоянно соединяются и разъединяются друг с другом в ходе своего движения в пустом пространстве, которое он отождествлял с небытием Парменида[644]. Эти идеи были развиты Демокритом (460—360 годы до н. э.), состоятельным гражданином города Абдеры во Фракии, который по энциклопедичное™ своих философских исследований был превзойден только Аристотелем. Постулируя бесконечное количество атомов, неделимых и неразрушимых, лишенных веса, падающих в пустоте, которые, сталкиваясь и соединяясь друг с другом в различных сочетаниях, образуют мир, включая и самих себя, он разработал на этой основе детерминистическую теорию вселенной, в которой каждое событие является результатом необходимости (dvdyxr]). В его системе идея Ананки была освобождена от своих мистических связей и стала абстрактной идеей, подобно современной научной концепции естественного закона.
И, наконец, Эпикур из Афин (342—268 годы до н. э.), который, как и Фукидид, принадлежал к Филаидам (см. стр. 194), видоизменил эту систему в том отношении, что придал атомам свойство иметь вес, так что они содержали в самих себе причину их собственного движения, и он также постулировал, что им свойственно, кроме вертикального, еще и наклонное движение или отклонение от прямой линии[645]. Таким образом, необходимость (avdvxrj) была дополнена случайностью (rvxv)атомы стали свободными.Эпикур жил в период распада греческих городов-государств. Он и его ученики отказывались принимать участие в делах общества, которое перестало соответствовать требованиям разума, и проповедовали независимость индивидуума. Их атомизм был дополнением к их индивидуализму. Слово йто/лод обозначает как «атом», так и «индивидуум». Они делали элементы вселенной бесстрастными и невозмутимыми, потому что в обществе, раздираемом разногласием, это было то, чем они сами стремились стать. Их самоотречение от общественной жизни, благодаря чему они надеялись достичь осво- вождения от всего, что разрушало их душевное спокойствие, было актом свободной воли ; именно поэтому они и ввели в демокритов- ский детерминизм элемент случайности.
Греческий античный атомизм Фаррингтон определил как «кульминационный пункт развития рациональной спекуляции о природе вселенной в древности, начатого Фалесом»[646]. Это определение правильно. Оно больше всего верно в том отношении, что атомисты говорили о природе человеческого общества. Так, отрицая платоновскую идеалистическую концепцию абсолютной справедливости, Эпикур писал:
«Справедливость сама по себе не есть нечто, но в сношениях людей друг с другом в каких бы то ни было местах всегда она есть некоторый договор о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда...
Из числа действий, признанных справедливыми, то, полезность которого подтверждается в потребностях взаимного общения людей, заключает в себе залог справедливости, будет ли оно одно и та же для всех или не одно и то же.
А если кто издаст закон, но он не окажется идущим на пользу взаимного общения людей, то он уже не имеет природы справедливости. Даже если полезность, заключающаяся в справедливости, меняется [исчезает], но в течение некоторого времени бывает согласна с естественным представлением о справедливости, то в течение того времени она нисколько не менее бывает справедливой в глазах тех, кто не смущает себя пустыми звуками [словами], а смотрит на факты»[647].О человеческом прогрессе он писал :
«Далее, надо полагать, что сами обстоятельства [предметыJ научили и принудили [человеческую] природу делать много разного рода вещей и что разум впоследствии совершенствовал то, что было вручено природой, и делал дальнейшие изобретения, в неко» торых случаях — быстрее, в некоторых — медленнее, в некоторые периоды и времена [делая ббльшие успехи], в некоторые — меньшие»[648].
Ничего подобного этому нет ни в египетской, ни в вавилонской литературе.
В таком же плане можно говорить и об атомистской космологии, хотя здесь мы должны сделать существенную оговорку. Сходства между атомистической теорией Демокрита и Эпикура и атомной теорией современной физики является уже при поверхностном рассмотрении столь разительным, что мы испытываем соблазн рассматривать деятельность тогдашних философов как научную. Это заблуждение. Античный атомизм — это не наука, а идеология. Не менее, чем парменидовский монизм и платоновский идеализм, он представляет из себя проявление «чистого разума», отражающее структуру общества, в котором он зародился. Как я уже заметил, он был идеологическим выражением индивидуализма, который был характерен для одной части господствующего класса в период разложения города-государства. На это уже давно было указано Марксом в его диссертации, посвященной этому вопросу:
«А именно, отклонение атома от прямой линии не есть особое, случайно встречающееся в эпикурейской физике определение. Напротив, закон, который оно выражаету проходит через всю эпикурейскую философию, но таким образом, что — как это само собой разумеется — определенность его проявления зависит от той сферы, в которой он применяется...
.. .Подобно тому как атом освобождается от своего относительного существования, от прямой линии, путем абстрагирования от нее, путем отклонения от нее, — так и вся эпикурейская философия уклоняется от ограничивающего наличного бытия всюду, где понятие абстрактной единичности — самостоятельность и отрицание всякого отношения к другому — должно быть представлено в его существовании.
Так, целью деятельности является абстрагирование, уклонение от боли и смятения, атараксия»1.
Если в древнем мире атомизм в физике был идеологическим отражением индивидуализма в обществе, как должны мы объяснить тогда его сходство с современной научной теорией? Ответ состоит в том, что современная теория, подобно всем научным теориям в классовом обществе, содержит в себе идеологический элемент, который в этом случае отражает аналогичную черту буржуазного общества. Первым, кто обратил внимание на эту весьма важную истину, был Кодуэлл :
«Теперь нам понятно, как это получилось, что ньютоновский мир имеет столь поразительное сходство lt;• буржуазным обществом, как рассматривает его буржуа. Он является атомистическим. Он состоит из индивидуумов, которые попросту следуют каждый своим собственным прямым путем, делая то, что имманентная сила каждого заставляет делать. Каждая частица обладает спонтанейным самодвижением. Она соответствует «свободному» буржуазному производителю, каким он представляется самому себе»2.
В то же самое время современная атомная теория с самого своего возникновения неизмеримо превосходит древнюю тем, что в рамках этих идеологических предпосылок она воплощает в себе громадное множество истин, проверенных на практике. И так как она продолжает развиваться, эта масса знаний постоянно разрывает оковы буржуазной идеологии. Таким образом, наука двигается
вперед. Но древняя атомистическая теория, ограниченная (таковой - она и была) экономическим базисом и интеллектуальным уровнем рабовладельческого общества, не была способна к развитию на этом пути. Она была чисто идеологическим построением.
Философия Эпикура является кульминационным пунктом в развитии античного философского материализма. Его чувство диалектики, которое обнаруживается в концепции о взаимозависимости необходимости и случайности, об отношении между человеком и природой и о неравномерном движении человеческого прогресса, вызывает сравнение с интуитивной диалектикой ионийского материализма, который достиг своего высшего развития у Гераклита; и в таком смысле о нем можно сказать, что он придал зрелый вид наиболее положительным элементам первобытной мысли. С другой стороны, его материализм, подобно также демокритовскому материализму, был скорее пассивным, чем активным. Эпикурейцы стремились не изменить мир, но уйти от него. Целью их этики было самоотрицание субъекта. Они составляли замкнутый кружок друзей, преданных друг другу и стремящихся к достижению счастья в этой жизни, но обособленных от остального мира, насколько только это было возможно. Их отречение от города-государства было смелым отрицанием рабовладельческого общества, выраженным в категориях того самого общества, которое они порицали. Оно было отрицательным двойником стоического утверждения мира братства, которое в положительной форме выражало тенденции, направленные к объединению средиземноморского мира.
На этом основании можно утверждать, что Аристотель скорее, чем Эпикур, стоял на истинном пути прогресса, так как, хотя он и был идеалистом, он не отворачивался от мира, а, наоборот, исследовал в конкретных подробностях, стремясь проанализировать его внутреннюю цель. Он отрицал, что материя может двигаться сама по себе, и приписывал движение действию первого двигателя, который сам лишен движения и является нематериальным, божественным; однако это не помешало ему утверждать, что материя находится в вечном движении. По его мнению, А может не быть В и все же при этом содержать в себе возможность стать В. Его система является телеологической. Она является подтверждением ионийского эволюционизма, материалистическим по содержанию, идеалистическим только по форме.