<<
>>

  Введение.

«Отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся

система права одного государства, прежде всего, конечно, США, перешагнула свои

национальные границы и во всех сферах— ив экономике, и в политике, и в

гуманитарной сфере навязывается другим государствам».

Из речи В.В.

Путина на Мюнхенской конференции

по вопросам безопасности 10 февраля 2007 года.

После окончания Второй мировой войны США превратились в наиболее мощную

де ржаву мира. Как это уже бывало в мировой истории (Франция после

Тридцатилетней войны, Россия в годы Священного Союза, Великобритания и Франция

в годы после окончания первой мировой), наиболее мощное государство получило

возможность определять контуры формировавшегося миропорядка, стать его

«дизайнером». В период противоборства с державами «оси» и в первые послевоенные

годы именно американские дипломаты (т.н. «великого поколения») сыграли основную

роль в создании глобальной международной архитектуры (ООН, Бреттон-вудских

институтов — МВФ, ВБ, ГАТТ) и атлантического «сообщества» (НАТО и других

институтов). США стали гарантом созданной военно-политической и экономической'

системы «гегемонии» и её главным бенефециарием.[1]

В Северной Атлантике гегемония Вашингтона прочно опиралась на

многосторонние институты, сходные структуры экономик (в результате

трансформации, связанной с «планом Маршалла») и консолидацию правящего класса.

Господство Вашингтона в Восточной Азии, напротив, основывалось на асимметрии в

военной и экономической мощи, и предполагало одностороннюю зависимость

тихоокеанских союзников США (Японии, Южной Кореи, Филиппин, Таиланда,

Австралии и некоторых других) от гегемона. В рамках этой системы Америка

предоставляла безопасность от «коммунистической угрозы» и возможность

экономического развития (благодаря снятию барьеров для импорта товаров из этих

стран).

Следствием подобного привилегированного положения стран региона стала

структурная зависимость от США, которая давала Вашингтону большую власть над

зависимыми странами, но со временем становилась всё более обременительной для

американской экономики.

За последние десятилетия общим местом, особенно в АТР и Северной Америке,

стал тезис о перемещении центра мира на широты Тихого океана. Со времён

госсекретаря США Дж. Хэя это пространство именуется не иначе, как «новое

Средиземноморье». Для науки о международных отношениях большое значение

имеет политика Вашингтона в АТР после окончания «холодной войны». США в

рассматриваемый период распутывали целый узел проблем, связанных с изменением

системы «гегемонии» в АТР, сложившейся после Второй мировой войны и

необходимостью модернизации собственной экономики. Огромная роль в решении

этих проблем предполагалась для форума Азиатско-Тихоокеанского Экономического

Сотрудничества (АТЭС), английское название — Asia Pacific Economic Cooperation[2].

История становления организации представляет собой интереснейший пример

взаимовлияния политики, экономики и институционального сотрудничества в

условиях распада прежней биполярной системы и поиска новой модели отношений.

Попытки организовать институциональное сотрудничество в АТР по

атлантическим и западноевропейским образцам предпринимались многократно, но

вплоть до конца 1980-х годов без ожидаемого успеха. В области военно-блокового

строительства Вашингтон являлся сторонником создания азиатского аналога НАТО,

наталкиваясь при этом на противодействие стран региона (Манильский пакт).[3] В

экономической же области вплоть до образования АТЭС именно США, ориентируясь

в первую очередь на многостороннее сотрудничество в глобальном масштабе (ГАТТ,

МВФ, Всемирный банк), сдерживали инициативы, возникавшие в региональной среде

(прежде всего, Австралии и Японии).

Двигателем идей интеграции в АТР в период «холодной войны» был Токио,

заинтересованный в расширении связей со странами Тихоокеанского бассейна.

В

середине 1960-х годов японский экономист К. Кодзима, под воздействием

интеграционных успехов в Европе, разработал проект «Тихоокеанской зоны

свободной торговли» (ПАФТА). Посыл был поддержан занимавшим видное

положение в японской бюрократической иерархии учёным С. Окита и министром

иностранных дел Японии Т. Мики, сторонником активной «азиатско-тихоокеанской

политики».[4] В отличие от своих предшественников, уделявших основное внимание

взаимодействию с США и развитыми странами Запада, Мики провозгласил

приоритетом новой дипломатии Токио «азиатско-тихоокеанское направление», т.е.

страны Восточной Азии, Австралию и Новую Зеландию и даже в большой мере

Северную Америку. В январе 1968 года в Японии состоялась конференция форума по

тихоокеанской торговле и развитию (ПАФТАД - Pacific Trade and Development) с

участием представителей Японии, США, Канады, Австралии и Новой Зеландии,

которая призвана была ответить на вызовы европейской интеграции и одновременно

искать пути решения проблемы «Север-Юг».[5]

Несмотря на отказ участников от идеи создания зоны свободной торговли и

акцента на помощи развивающимся странам Юго-Восточной Азии, встреча сыграла

важную роль, превратившись в аналог атлантических Билдербергских конференций.[6]Подобно «Билдербергу», форум перешёл на постоянную основу, формируя связи

между учёными стран региона, обеспечивая циркуляцию интеграционных идей и

закладывая основу межправительственного сотрудничества в будущем. Одновременно

с ПАФТАД, стимулировавшим идейное взаимодействие, форум ПБЭК (Pacific Basin

Economic Council или Экономический Совет Тихоокеанского бассейна) служил целям

формирования привычек сотрудничества среди делового мира региона.

Постепенно ПАФТАД разросся до 17 членов, за счёт приёма в него новых членов

из числа развивающихся стран. Однако реального перелома в ситуации не

наблюдалось. Предложения К.

Кодзимы и П. Драйсдэйла постоянно обсуждались на

международных конференциях ученых и бизнесменов, даже находили поддержку в

правительственных кругах, но долгое время так и оставались благими пожеланиями.

Второй'всплеск интереса к идее межправительственного форума наблюдался на

рубеже 1970-1980-х годов. Как и прежде основной импульс исходил из Токио, где

имела место борьба между двумя направлениями: асеановским, которое было

провозглашено приоритетным в 1977 году в знаменитой «Манильской доктрине»

премьер-министра Т. Фукуда и более широким «азиатско-тихоокеанским» подходом,

продвигавшимся политическим соперником Фукуда — М. Охира. Придя к власти,

последний поручил С. Окита создать рабочую группу из наиболее видных учёных и

подготовить доклад о перспективах тихоокеанского регионализма. Разработки учёных

представили очертания структуры, которая включала бы в себя весь бассейн Тихого

океана и могла стать «азиатским аналогом ОЭСР», с учётом проблемы Север-Юг и

зависимости большинства экономик от рынков за пределами региона. По сути,

японские исследователи уже в конце 1970-х годов определили принципы

сотрудничества, реализованные десятилетием позднее в АТЭС (в т.ч. такие как

«открытый регионализм»).9

Одновременно с подготовкой японского доклада, в США шла параллельная

работа над концепцией «тихоокеанского сотрудничества». По запросу председателя

сенатского подкомитета по делам Восточной Азии и Тихого океана Дж. Гленна

наиболее видные эксперты в данной области X. Патрик (из Йельского университета) и

П. Драйсдэйл (из австралийского Национального университета в Канберре)

представили свои соображения на данную тему. В докладе Патрика — Драйсдэйла, как

и в работе японских экспертов, проводилась идея о необходимости создания

межправительственного форума на основе ПАФТАД. Роль его должна была

заключаться в создании кодексов поведения для бизнеса, формировании стандартов

экономической деятельности в регионе (также приводился пример ОЭСР).[7]

Основным итогом деятельности Охира и его австралийского коллеги М.

Фрэзера

стало создание СТЭС (Совета по Тихоокеанскому Экономическому Сотрудничеству).

В сентябре 1980 года в Канберре состоялась первая конференция форума, в которой

участвовали делегаты от правительств 11 стран региона, представители бизнеса,

науки, ПАФТАД, ПБЭК, Азиатского банка развития. Несмотря на популярность идей

«тихоокеанского сообщества», участники отмечали, что время для

межправительственного института еще не пришло. СТЭС на протяжении 1980-х годов

функционировал, как форум на трехчастной основе: правительственной, деловой и

научной, формулируя наиболее важные концепции сотрудничества, впоследствии

принятые в АТЭС.[8]

Наиболее важным препятствием для создания многостороннего института являлось

прохладное отношение к инициативе администрации Дж. Картера и американского

истэблишмента в целом. Слушания в Сенате и Палате представителей по данному вопросу

выявили нежелание законодателей поддержать политику Охира резолюцией. Более того, в

приложении к докладу Патрика — Драйсдэйла влиятельный экономист А. Рейфман прямо

указывал на нежелательные последствия создания подобного форума: ослабление

процесса глобальной либерализации торговли, ухудшение отношений с развивающимися

12

странами вне региона и др. С уходом Гленна из подкомитета после выборов интерес на

Капитолийском холме к тихоокеанским инициативам вовсе исчез. Определённое

возрождение данной тематики наблюдалось во время выборной кампании Р. Рейгана,

предложившего инициативу «Тихоокеанского бассейна», но сразу после выборов вплоть

до середины 1980- годов проекты администрации в данной области были отложены в

долгий ящик.

Образование межправительственного форума сотрудничества в АТР стало возможным

только к моменту распада конфронтационной модели «холодной войны»,

доминировавшей с послевоенного времени и радикального переосмысления своей

стратегии Вашингтоном и другими ключевыми игроками.

 

<< | >>
Источник: Ширков Андрей Викторович. Политика США в отношении АТЭС в 1989-2001 годах. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Москва - 2008. 2008

Еще по теме   Введение.: