0. Романович-Славагинський. Зі спогадів про Київський університет та його викладачів у 1843—1854 роках

«На первом семестре читались межевьіе закони Федотовьім-Чеховским, основньїе закони — Вигурой, анциклопедия права — Пилянке- вичем и римское право — Митюковьім. Кроме того, мьі слушали: богословие у Скворцова, ис- торию русской литературьі у Селина и русскую историю у Павлова.

Віталій Шульгін. Гравюра XIX ст.

Зто, можно сказать, бьш прирожденньш профессор, природное назначение которого — кафедра или трибуна. Я много слушал лекций на своем веку в России и за границей, но таких лекций, какие читал Шульгин, не приходилось сльїшать нигде. Ни Дройзен в Берлине, в аудитории которого собиралось много слушателей, ни Гейсер в Гейдельберге, спитавшийся в моє время лучшим лектором, ни изящньїй и красноречивьій Лабулз в Париже — не могли бьіть сравниваемьі с Шульгиньїм. Он умел живьем изобразить зпоху и ее людей: он переносил нас в изображаемое время, он коротко знакомил нас с психологией исторических героев. Аудитория его бьіла всег- да полна, а лекции оканчивались рукоплескани- ями, которьіе спитались тогда чуть ли не госу- дарственньїм преступлением. «Вот зто так уни- верситет! — думал я, чего не думал после сво- их юридических лекций. — Вот для зтого стои- ло Нежин променять на Киев». К сожалению, истинно русский человек, Шульгин не употреб- лял своих дарований на то, к чему они бьіли предназначеньї природой: отдавшись лиризму и публицистике, он скоро оставил кафедру. Понят- но, почему я манкировал лекциями своего факультете, бегая по чужим аудиториям. Голова кружилась у недавнего гимназиста от разнообра- зия сюжетов, от права посещать лекции какого угодно факультета. Я заходил даже на лекции Цицурина, читавшего семиотику, на акушерство Матвеева, на минералогию Феофилактова и т.

В моє студенческое время курс избранного мною факультета разделялея полукурсовьім зкза- меном на две половини. Полукурсовой зкзамен, впрочем, бьіл обязателен только для студентов казеннокоштних. Зкзаменьї производились два раза в год — в декабре и має. Некоторьіе предмети читались два года, некоторьіе — полтора, иньїе — один год, а русская история слушалась даже че- тьіре года, вследствие принятого Советом предло- жения профессора Павлова. Предмети слушались совместно со студентами нескольких семестров.

[...] Русские государственньїе закони, как тогда називалось государственное право, читал Йван Мартиньянович Вигура и читал плохо. Он долгое время бьіл за границей, где, вероятно, хорошо ознакомился с тамошним порядком. Но в его курсе знакомство зто не проглядмвало. Говорили, что, сев на кафедру по возвращении в Россию, он за- говорил бьіло о конституциях и парламентах, но ему не дали разговориться и он замолчал. Ни о каких конституциях, ни о каких парламентах мьі от него никогда не сльїхивали, а сльїхивали пере- ставленньїе и перефразированньїе статей свода. Отправляясь в своем зеленом виц-мундире в Ки- евский коммерческий банк, где он служил юрисконсультом, он наскоро забегал в аудиторию и составлял лекцию как бьі во время самого чтения, вьібирая статей из соответствующего тома. К атому присоединялись маленькие исторические очер- ки в духе Кавелина и Соловьева. Сколько помню, читал он курс три семестра, следуя систематиза- ции свода: основньїе закони, государственньїе уч- реждения, уставні о службе гражданской, где с особенной подробностью трактовалось о мундирах и орденах, и законні о состояниях.

[...] Отой степени не дождался и Николай Иванович Пилянкевич, преподававший нам зн- циклопедию права на 1-м курсе и историю фило- софии на ІІ-м. Он читал не по книге Неволина, как нежинский Циммерман, а по собственному курсу, часте которого, история философии права, бьіла издана его преемником профессором Ренненкампфом. К зкзамену мьі, впрочем, готовились по книге Неволина, так как Пилянкевич своего курса нам не вьідавал. Записьівания лек- ций у нас не водилось: обикновенно профессора вьідавали записки, которьіе ми и переписьівали, на что уходило много времени, но литографии тогда и в помине не било. Свои лекции Пилянкевич читал ужасно монотонно, очевидно скупая. Зту скуку он сообщал аудитории, которая посещалась нами неисправно, несмотря на то, что водились тогда переклички. Говорили, впрочем, что Пилянкевич бьіл человек талантливьій, но в начале поприща увядший без борьбьі.

[...] Кроме зтих предметов, на первьіх четьі- рех семестрах юридического факультета мьі слу- шали, сводно с физико-математиками, Алексан- дра Ивановича Селина, читавшего нам историю русской литературьі. Зто бьіл вьідающийся про- фессор и превосходньїй русский человек. Ученик Шевьірева, он преклонялся пред его авторитетом, а насмотревшись в молодьіе годьі на Моча- лова, он, говорили, иногда подражал его мане- ре, жесту, интонации. Говорили, что в нем много зффектации и поддельного жара, что его лек- ция — вьісокопарная риторика. Говорили... но я, его слушатель, восхищался его лекциями, нахо- дя в них столько жизни, столько живьіх очерков литературньїх явлений. Узнав же его впослед- ствии, когда я сделался его сослуживцем, я из- ведал его рьіцарски-благородную душу и с особенной симпатией вспоминаю его любвеобиль- ньіе отношения к студентам.

[...] Финансьі нам читал Григорий Алексе- евич Цветков, товарищ Иванишева по педагоги- ческому институту. Громадньїй его курс бьіл

Олександр Селін. Фото середини XIX ст.

очень плохо обработан и читался им прескучно по тетради, с постоянньїми употреблениями слов «более или менее». Видно бьіло, что финансьі мало занимали его. В самом деле он с жадно-

Федір Мерінг. Фото середини XIX ст.

стью читал беллетристику и Огюста Конта. Увле- чение чтением не по своєму предмету помешало ему получить степень магистра: он так и умер исправляющим должность адгюнкта. Когда я оканчивал курс, Цветкова постигла душевная болезнь, и нас зкзаменовал по финансам Васи- лий Андреевич Незабитовский, один из самобьіт- нейших и даровитейших русских людей.

[...] Судебную медицину читал нам Федор Федорович Меринг — превосходньш практичес- кий врач, ловкий делец, наживший большое сос- тояние, что не мешало ему бьіть превосходньш профессором. Судебную медицину он читал нам, когда бьіл еще адгюнктом, вскоре по переходе на службу в университет из ймення Почетти— Тарновского «Качановка». Человек большого ума, он думал, что вьігоднее и полезнее бьіть добрьім и приветливьім. Очень скоро он овладел Києвом настолько, чтобьі бьіть общим любимцем. Кого только ни лечил он, кому только ни помогало его редкое искусство! Несмотря на свой лейпцигский русский язьік, судебную медицину он читал нам настолько интересно, что мьі с удовольствием ходили в Анатомический театр, чтобьі слушать его лекции. Уроженец маленькой Саксонии, он настолько обрусел и свьікся с нашим простором, что когда бьівал за границей, то жаловался, что ему там тесно и душно. Он там скучал по русскому квасу, которьш ему нравил- ся более немецкого пива.

[...] Русскую историю, так же как и историю русской литературьі, мьі сначала слушали вмес- те с физико-математиками. Но понимая, какое значение может иметь зта наука для юриста, профессор Павлов вошел в Совет с предложени- ем, чтобьі ми, юристи, слушали русскую историю вместе с филологами в течение четьірех лет.

профессора. Он тогда бьіл полон юности, красоти и нравственной чистотьі. Для Києва он бьіл тем, чем Грановский для Москви, Каченовский для Харькова — сеятелем истиньї и добра. Я очень ценил его лекции и, кажется, не пропус- тил ни одной из них за все четьіре года. Одна- ко ж справедливость требует сказать, что он читал нам не столько русскую историю, сколько историю всемирной цивилизации. Правда, к русской истории относился его прекрасний курс, которьій он назьівал «историей науки русской истории», но большая часть его лекций бьіла посвящена виясненню закона взаимности ус- луг — основного закона, движущего историчес- кими собьітиями. Он обладал редким даром сжа-

Сильвестр І’огоцький. Фото XIX ст.

то и ясно виразить суть всякой доктрини, вся- кой философской системи. Еслн я, например, вн- нес из университета понимание Гегеля, то бьіл обязан не Неволину или Пилянкевичу, а лекци- ям профессора Павлова. Натура робкая и теоре- тическая, он терялся и запутьівался на практике.

[...] Казеннокоштньїе юристи слушали педа- гогию: на всякий случай, — может бить, и учи- тельствовать придется, как, например, Левдику в Нежине, учившему нас грамматике и геогра- фии. Зту педагогию читал нам Сильвестр Силь- вестрович Гогоцкий, тип семинариста-гелертера. Високий и неповоротливьій, скупо одетьій, он бьіл человек большой зрудидии и редкого трудо- любия. Но из его дебелого, деревинного ума виходила какая-то мертвая обезличенная наука: та- ков бнл его знаменитий философский лексикон; таков бьіл и курс педагогии, которьш мьі обяза- ньі бьіли слушать, но слушали редко. В атом курсе психологического не било ничего. Помню я, например, что, говоря об обязанностях домаш- него наставника, он подчеркивал, что тот не должен беспокоить своего хозяина об уплате гонораре, но должен бьіл терпеливо ждать, когда патрону заблагорассудится уплатить его.

В висших сферах считали Гогоцкого стол- пом, на котором держится в университете зда- ние православия, самодержавия и народности. Но в сферах университетских он бнл предметом потешньїх анекдотов, которьіми знаменитий Ро- мер забавлял профессорскую лекторию.

Особенно зло смеялся над ним Шульгин; Ренненкампф лакомил рассказами о скупости и странностях почтенного философа, мало обра- щавшего внимание на зти лекторско-шульгин- ские забави. Профессорской лектории он, впро- чем, избегал, уединяясь в какой-нибудь отдален- ной комнате.

[...] Богословие для православних студентов всех факультетов (католикам читал Добшевич), психологию и логику для филологов читал Йван Михайлович Скворцов. Он имел чуть не всерос-

сийскую репутацию знаменитого богослова и философа, а Киевская духовная академия чтила его как своего первенствующего члена. Курс богосло- вия у нас бьіл очень обширен, состоя из Священ- ной и церковной истории, нравственного и догма- тического богословия, и читался чуть ли не три года, Посещение лекций било почти обязательно, так как били постояшше переклички, а за отсут- ствие — карцер. Особенно же торжественно про- изводился зкзамен из богословия, назначавшийся прежде всех других. На зкзамене атом нередко председательствовал сам митрополит Филарет — низенький и дряхльш старичок, и присутствовал всегда єпископ Антоний, автор догматического богословия, которое ми порядочно вьізубривали, а иногда бьівал и инспектор студентов.

Група польських студентів Університету Св. Володимира. Фото 1850—1860-х років

[...] Студентов тогда не могло бьіть много, так как существовало ограничение их числа. Полагаю, что большая их часть принадлежала к лицам польского происхождения. В аудиториях, по крайней мере, преобладал польский язьік; етудентьі-поляки бьши боль- шею частью сьіновья зажиточньїх западнорусских помещиков. [...] Между ними заметать можно бьіло тесную солидарную связь и некоторое отчуждение от студентов русского происхождения. Организация, вероятно, бьша уже крепкая: существовала касса, прекрасная библиотека; бьівали, вероятно, сходки; [...] Студентьі-поляки всегда старались пере- щеголять и затмить студентов русских: если бьівал русско-студенческий спектакль в зале торжественньїх собраний, что случалось нередко, то студентн-поляки вибивались из сил, чтобьі и вибором, и постановкой пьес, и количеством сбора, и избранной публи- кой затмить спектакль русский. При их единодушии и солидарности, при злегантности их манер ато им и удавалось. Словом, ата часть студенчества била особенно аффектна и блистала в киевских салонах.

Слухачі Університету Св. Володимира, серед них група студентів юридичного факультету. Фото 1850—1860-х років

[...] Русское студенчество в Университете Св. Владимира не представляло собою сплоченной, солидарной группьі, как студенчество польское. Состоя большею частью из сьіновей левобережньїх помещиков, менее хо- зяйственньїх и достаточньїх, чем помещики правого берега, они проникнути бьіли атомизмом и распадались на маленькие кружки — нежинцев, полтавдев, новгородсеверцев, черниговцев и т. д. Не било у нас никаких организаций: слова «сходка» в студенческом лексиконе нашего времени совсем не бьіло; не бьіло ни кассьі, ни библиотеки, ни общего вожака. Вьі- делялась уже группа хлопоманов — Черньїш, Мельник, Нос, но с про- граммой еще не определившейся».

Романович-Славатинський О. Указ, праця. С. 164—172