Ришельє
І. Он представляет собой тип политика, являющегося поборником ускоренного дальнейшего развития Франции, как в превратных, так и в благотворных его проявлениеях.
В полном одиночестве, погруженный в свою идею государства и совершенно отождествивший ее со своей личностью, Ришелье противостоит миру, полному эгоизма.
Он должен постоянно обуздывать себя, чтобы иметь возможность прибегать к таким средствам, которые необходимы для обращения с этим нагромождением зла и для преодоления его. Ему помогает в этом чувство удовлетворения, испытываемое в случаях, когда удается справиться с предательством. Средства, применяемые при этом, совершенно безразличны для него в моральном отношении. Когда Ришелье хватает на месте преступления дворянина par preference' как участника дуэли, для него и это вполне оправдано.
Свойственный ему королевский стиль проявляет себя в великолепии дворца Ришелье, в городе Ришелье, а также в его, как казалось тогда, естественном попечительстве над литературой, утратившей свою идейную направленность; он, однако, лишает ее «Air de Spadassin» (Les Grotesques)[95]' и приучает подчиняться власти, по крайней мере, на будущие времена.
Его отношения с королевским домом складываются таким образом, что последний испытывает к нему смертельную ненависть, но Ришелье все-таки не может и не хочет ни избегать его, ни замещать в своей деятельности. Он трудится исключительно для тех, кто желает его повесить или отравить, то есть, ради идеи, носителями которой должны по возможности стать именно люди двора или их потомки. Он находится в несравненно более неприятном положении, чем Генрих IV, который был королем и вел сражения: Ришелье является всего лишь самым ненавистным из всех министров и только сопровождает военные походы, поскольку без него все может расползтись по швам.
Он должен постоянно поддерживать дружеские отношения с Гастоном, братом Людовика XIII, предполагаемым престолонаследником, а в дальнейшем, после ранней смерти короля, — с возможным регентом при Людовике XIV.
При этом Ришелье обязан принимать за чистую монету все его pater рессаѵі'", хотя прекрасно знает, что сделает с ним Гастон, если станет королем. Он рано сумел приспособиться и к полной бесчестности Гастона, и к низости обеих королев. Ришелье не выражает никакого морального возмущения, но продолжает властвовать.Король принадлежит ему постольку, поскольку испытывает к другим большее недоверие, чем к своему министру; кроме того, Ришелье добывает ему деньги на карманные расходы. Людовик XIII постепенно проникается убеждением, что поддержка Испании и государственная измена являются понятиями тождественными. Однако постоянную опасность для Ришелье представлял тот факт, что король чувствовал себя оказавшимся в тени своего министра, и при этом периодически вынужден был признаваться в своем желании отправить его в отставку.
II. Необходимо еще раз сказать о тех в высшей степени губительных обстоятельствах, от которых Ришелье хочет избавить Францию, а может быть, и всю Европу.
Против него вела свою политическую игру испанско-габсбургская сторона, которая в это время представляла определенный способ мышления, направленный на пропаганду католицизма, и заключала в себе ориентиры собственной политики, все больше используя при этом представителей французского двора и знати в качестве простых пешек для своих комбинаций.
С самого начала Ришелье вынужден был прилагать значительные усилия для подавления того своеобразного компонента французской жизни, который был захвачен ветрами политических бурь: речь идет о гугенотах, принуждаемых к покорности. Согласно плану кардинала, впредь они имели право на достойное обращение, но уже не должны были составлять государства в государстве.
Вследствие этого Ришелье в общем и целом приобрел репутацию хорошего католика и впоследствии мог пользоваться безоговорочной поддержкой французского клира; многие ордена искали его покровительства, а иезуиты (по крайней мере, французские, - ведь иезуиты в габсбургских странах были настроены по-габсбургски, на что в Риме во имя Иисуса закрывали глаза) встали на его сторону.
Урбан VIII захотел вступить с ним в союз, звал его в Италию, стал поверенным французско-шведского альянса, отказался дать деньги на возвращение Валленштейна к активной деятельности, а после гибели Густава Адольфа произнес в его память трогательную речь.Но зато во внутренней политике Ришелье вынужден был защищать благополучие и независимость Франции, применяя самые жестокие средства против тех людей, которые изначально должны были стать хранителями государственных интересов. По этой причине на Францию оказывалось всестороннее давление, а Ришелье стал «1е dictateur du desespoirV
Везде, где самостоятельность могла проявиться, она демон- стирировала себя в формах, имевших разрушительный для общества эффект, — например, в парламентах, которые желали вести дебаты вокруг справедливых приговоров, выносимых Ришелье. Когда Ришелье пытался удержать Францию на поверхности потока, он и в самом деле мог сделать это, следуя девизу «je mourrai en la peine ou je reduirai ce royaume au gouvernement d’Espagne»**. Он доставал своему королю карманные деньги, но наряду с этим произносил для короля речи, например, после взятия Л а Рошели.
Учитывая, что в Германии в полном разгаре была война, из которой король не выбрался бы без помощи Ришелье, он уже не мог обойтись без такого министра.
III. Франции больше, чем другим странам, свойственна способность к персонификации национального или государственного духа. Для этого не всегда нужен король; так, например, Жанну д’Арк представляли в качестве воплотившегося духа нации. В образе Ришелье олицетворяется определенная идея государства (с этих пор она была признана как в самой Франции, так и в Европе в целом), и происходит это в тот момент, когда неуместно задаваться вопросом «Что бы мы без него делали?».
Для этой цели необходим был человек, умеющий, вопреки нуждам собственной безопасности и жизненных удобств, осуществлять веления могущественной воли, которая кажется сильнее самой его природы.
Использованые им средства были абсолютно надежными - они служили ему только в том случае, если он не испытывал колебаний.
Таким типичным инструментом был для Ришелье коварный отец Жозеф. Его шпионы были везде, даже на Bal de Grace'*'. Он защищал благоденствие страны против тех, кто должен был служить хранителем ее интересов. Но он вовсе не был таким последовательным, каким пытается представить себя в своих мемуарах.Он добился создания системы всеобщего послушания. Любое проявление самостоятельности, заимствованное из прошлого,
' Диктатор отчаяния (франц.).
" «Я сложу голову от трудов, или доведу это королевство до управления Испанией» (франц.)
'" Благотворительный бал (франц.) выражалось только в разрушительных формах, в частности, деятельность парламента, ничего не смыслящего в государственных делах. Для него важнее всего оказываются интересы государства, которые стоят выше сострадания и милосердия. Уклонение от наказания он рассматривает как высочайшее преступление против общественного блага. Государство не может ничего забывать или прощать. Для обвинения в государственном преступлении достаточно простого предположения.
Ришелье стоит в одиночестве со своей идеей государства. Общаясь с проходимцами, он должен постоянно себя сдерживать; он расправляется с людьми поодиночке, используя для этого любые средства; дворян он ловит на дуэлях. Он работает исключительно на тех, кто мечтает его повесить. Он не король, а всего лишь ненавистный министр. Он смиряется с признаниями Гастона и низостью обеих королев.
Он не обладает лучезарной внешностью, какая была у Генриха IV; не завоевывает сердца, а лишь подчиняет себе людей, применяя одну только силу. Ришелье не является королем, но он больше, чем король, а именно — хранитель идеи государства, которая без него прекратит свое существование по причине забвения чувства долга у всех тех, кто должен хранить данную идею, но вместо того предает ее.
Что преимущественно придает Ришелье благородные черты и страхует от исторического забвения — так это постоянно подстерегающая его опасность смерти, в чем и заключается его сходство с Генрихом IV.
91.