После Варфоломеевской ночи
Беженцы и памфлетисты признали за свершившимся одно лишь религиозное основание и выдумали факт договоренности французских католиков с папой и Испанией для уничтожения протестантизма вообще.
Однако то, что произошло в эту ночь, было связано с гугенотами прежде всего как с политической партией; это особенно относится к Колиньи — не как к протестанту, но как к руководителю политического движения. Если бы в Париже господствовали тогда исключительно религиозные мотивы, Наварра и Конде не получили бы пощады.
Об убийствах в провинциях: следует сказать, что они совершенно отсутствовали именно в городах тех провинций, которые подчинялись Гизам и их приспешникам: в Пикардии, Шампани, Бретани, Оверни, Лангедоке, Провансе. В сельской местности ничего подобного не случилось.
Там же, где совершались убийства, они происходили от того, что в соответствующих городах боялись нападения гугенотов, избрания гугенотов в органы управления, а ведь по таким причинам всегда и начинались религиозные войны. Именно этого и опасались в Лионе: после известия о поражении при Монсе горожане- протестанты и их прислуга были выделены в особый список, а те, кто не входил в число горожан, были вынуждены город покинуть. Губернатор Мандело был целиком предан королю. В общем губернаторы важнейших городов, а это были почти одни укрепленные города, после реляции о Монсе получили приказ обеспечить их безопасность.
Конечно, впоследствии в дело вмешалась фанатическая чернь и продолжила его даже после того, как король положил ему конец, например, в Мо, Орлеане, Бурже, Лионе; в Руане и Тулузе преследования прекратились лишь в середине октября. По всей стране было примерно 20 000 жертв, но число общин сократилось ненамного — еще в 1576 г. их было 2000.
Только при понимании принципиально политического характера этой кровавой свадьбы становится ясным, что французское правительство не было связано с Филиппом II; что оно не перешло в руки Гизов, которых Карл по-прежнему ненавидел; что в Декларациях от 26 и 28 августа, в которых Карл IX все брал на себя, он все-таки объявил о сохранении Сен-Жерменского эдикта.
Единственно, культовая практика гугенотов была ограничена — «для защиты самих протестантов от эксцессов толпы», как об этом сообщили за границу. Монморанси оставались в королевском Совете. Филипп и Альба были пока успокоены тем, что двор полностью отказался от нидерландских притязаний Колиньи, но желание завладеть Фландрией у французов оставалось, только реализация его откладывалась. Женева (при ее опасениях перед замыслами Савойского дома и Испании) быстро получила заверения во французской защите и затем снова продолжала свои привычные переговоры с оранжистами. Проект брака между Елизаветой Английской и Франсуа д’Алансоном и дальше сохранял свою силу. И откуда мы взяли, что Елизавета встретила французского посла в трауре? Она прежде всего поздравила Карла IX с устранением опасности!В Польше французский двор постоянно опирался на протестантскую партию, чтобы добиться выбора в пользу Анжу. Главную задачу спасавшиеся бегством гугенотские писатели, особенно в Женеве, видели в том, чтобы воспрепятствовать данному выбору: Отман, Донно описывали манеры королевского дома и Гизов в ужасающих красках.
То, что король все взял на себя и in concreto[82] уверял, будто Гизы и другие действовали по его приказу, было лишь официальным французским обычаем, вызванным господствующим представлением о том, что ничто не может случиться без приказа короля. Король же присочинил к этому еще и версию о своих четырехлетних предварительных раздумьях перед принятием решения.
Позже, когда гугеноты снова получили перевес и двор настроился против Гизов (1576 г.), причастность Карла к событиям Варфоломеевской ночи снова была приуменьшена, да и само событие было дезавуировано. Уже позже, при Бурбонах, Валуа были пощажены и выведены из игры, а план убийства протестантов стал приписываться Гизам.
Главное сожаление по поводу случившегося этой ночью в Париже, которое преимущественно высказывалось в том же, 1572 году, связано было не с горечью от множества понесенных жертв или вероломства совершенного католиками деяния, но со срывом грандиозной попытки захвата власти партией, замышлявшей планы овладения короной, овладения Бельгией и вытеснения католицизма за пределы Альп и Пиренеев. Факт срыва был для нее Іа grande trahison*’.
Взамен этого двор при Генрихе II продолжал политику подавления протестантизма внутри страны и организации альянсов с протестантами во внешней политике.
Двор вовсе не считал, что в ту ночь было совершено «преступление», которое нуждалось бы в оправдании, — так не думали ни Карл, ни Анжу, ни Екатерина Медичи, ни, тем более, Гизы и фа- ' Определенно (лат.)
" Великой изменой (франц.) натичные жители Парижа. Никто не отвергал своего участия в совершенном, кроме двора, но и тот сделал это спустя некоторое время, хотя не по моральным, а по политическим соображениям.
77.