ПОЧТА ДЛЯ ВСЕХ
Веѳ дороги открыты для почты. Энергичный пивовар и кареты новостей. Почтовая контрабанда английских обывателей. Личные почты финансистов. Почтовый ящик моряков. Тамбу- ро-ящик для доносов.
Почему мы говорим; «Распечатать конверт»? Биография штемпеля. Сэр Роуланд Хилл знакомится с хитрой служанкой. Черное пенни*'— первая английская марка. Марки американских почтмейстеров. Бунт из-за марки в Корее. Суровая кара китайского императора. Марки— деньги Российско-Американской компании. Марочная валюта Америки. Почтальоны из извозчиков и лавочников. Письма, убившие Пушкина. Штемпелеванные конверты. Первые русские марки. Всемирный почтовый союз. Шесть изобретателей открытки.КАРЕТЫ НОВОСТЕЙ
«В настоящее время наиболее медленным средством сообщения в нашем отечестве должна быть признана почта, которой, наоборот, следовало бы отличаться своей быстротой; с улучшением дорог частные перевозчики стали ездить значительно скорее, почта же движется с прежней медлительностью. Кроме того, она не представляет никакой гарантии правильной доставки писем, ввиду частых случаев ограбления. Пересылка корреспонденции поручается обыкновенно людям неблагонадежным, неэнергичным, на старых наемных лошадях; не будучи в состоянии при таких условиях избегать нападений грабителей, они в большинстве случаев входят с последними в стычку...»
Так писал об английской почте в конце XVIII столетия театральный директор из города Бата Джон Пальмер всесильному английскому премьер-министру Вильяму Питу-младшему.
После спора итальянских и фламандских купцов почта перешла в руки англичан. Все так же заливисто трубя в рога, скакали курьеры с кожаными сумками, полными писем. Но время, менявшее облик человеческих отношений, потребовало перемен и в ор" ганизации почтовой службы.
Одну из них принесла английской почте реформа, предложенная Ральфом Алланом, почтмейстером города Бата.
Проект «большой почты» был обращен против ужасающего бездорожья того времени. Он был одновременно прост и смел: сделать проезжими все второстепенные дороги и организовать на ннх почтовую связь.Инициатива чиновника вознаграждена. По одобрении проекта парламентом он получил на откуп за 6 тысяч фунтов стерлингов в год все почтовые учреждения страны. Сделка оказалась обоюдовыгодной. Англия покрылась сетью почтовых дорог, а предприимчивый почтмейстер получал ежегодно 12 тысяч фунтов стерлингов чистого дохода.
Следующий шаг в упорядочении английской почты сделал Джон Пальмер. Поначалу пивовар, затем директор театров в Бате и Бристоле, Пальмер, путешествуя по Англии, подметил недоста
точную надежность почты. Большинство купцов, минуя услуги почты, отправляли корреспонденцию с кондукторами омнибусов. Так было дороже, но вернее. Этот мелкий факт привел бывшего пивовара к серьезным выводам. Зачем давать незаконные заработки кондукторам омнибусов? Пусть клиенты почты законно обогащают государствоI
Пальмер пишет об этом премьер-министру Англии, и тот делает его генерал-контролером почт. Бывшему пивовару установлен головокружительно высокий оклад— 1500 фунтов стерлингов в год, и установлен не зря. Отобрав перевозку корреспонденции у конных курьеров, Пальмер передал ее владельцам частных экипажей. Чтобы владельцы карет не мешкали, самые быстрые освобождаются от дорожных повинностей.
8 августа 1784 года первая почтовая карета открыла движение почты по маршруту Лондон—Бристоль. Новшество имело огромный успех. Верховые посыльные ехали в среднем не быстрее трехчетырех миль в час. Карета же промчалась со скоростью десять миль в час. И шла она под вооруженной охраной. Генерал-контролер отметил этот успех повышением почтовых тарифов. Но дороговизна никого не смутила. Ее вполне искупали скорость и надежность доставки. Прошло несколько лет, и почтовые кареты связали в единое целое Англию, Шотландию и Ирландию.
«Днем и ночью дилижансы катились по дорогам, делая 7—8 миль в час,— писал историк Мекензи.— На всех перекрестках, у проселочных дорог их ждали верховые, чтобы получить от кондуктора газеты или устные известия. В каждом маленьком городке, когда приближалось время прибытия дилижанса, на улицах собирались жители. В определенный час дилижанс появлялся и
останавливался на базарной площади. Кондуктор, сдав почтовые мешки, газеты, сообщал публике последние новости: затем кучер щелкал бичом, кондуктор трубил в рог, и дилижанс катился дальше, унося с собой новости в другие места».
Но все же письма двигались медленно. Даже доставленные из одного города в другой, они не сразу попадали к адресату. В ту пору не существовало ни нумерации домов (она появилась лишь в 1764 году), ни обычая писать на дверях даже фамилию владельца.
«Почтовое учреждение в Эдинбурге, господину Вилларду Лау, ювелиру, в собственные руки, недалеко от Парламента, вниз по ярмарочной лестнице против Акциза».
Почтальону приходилось быть живым адресным столом, чтобы доставлять письма по назначению. Этот ходячий адресный стол был по совместительству еще и кассиром. Марок не существовало, получатели писем сами платили почтальону за доставку. В зави
симости от пути письма эта оплата колебалась от двух пенни до полутора шиллингов.
Да, оплата была изрядной, и на высокие почтовые тарифы купцы отвечали дружным бойкотом королевской почты — более 90 процентов купеческой корреспонденции обходилось без ее услуг.
Купцы победнее пользовались оказиями. Богатеи содержали собственную связь. На рубеже XVIII и XIX столетий личные почты купцов и финансистов отнюдь не редкость.
Почтовая контрабанда расцвела так пышно, что пришлось завести специальных «поимщиков письменных курьеров». Однако ловить письма, отправленные без помощи королевской по4ты, было очень трудно. В ход пошли все средства. Рядовые английские обыватели осваивали даже тайнопись.
Пользуясь тем, что газетный тариф был ниже почтового, многие писали молоком на полях газетного листа. Другие процарапывали отдельные слова газетного текста. Из этих подчеркнутых слов и складывалось письмо. Многочисленные ухищрения свидетельствовали об одном: настало время новых почтовых реформ.СЛУЖБА СВЯЗИ БАНКИРА И ПОЧТОВАЯ КОНТРАБАНДА
— Мне иногда приходилось в яркий день видеть на краю дороги, на пригорке, эти вздымающиеся кверху черные суставчатые руки, похожие на лапы огромного жука, и, уверяю вас, я всегда глядел на них с волнением...
Так говорил о сигнальных башнях оптического телеграфа Клода Шаппа, герой знаменитого романа Александра Дюма, граф Монте-Кристо. Неспроста уделил граф внимание этим сигнальным устройствам. Подкупленный им телеграфист передал сообщение, молниеносно опубликованное парижскими газетами:
«Король Дон Карлос, несмотря на установленный за ним надзор, тайно скрылся из Буржа и вернулся в Испанию через каталонскую границу. Барселона восстала и перешла на его сторону».
Разумеется, банкир Данглар, один из врагов графа Монте- Кристо, немедленно поспешил отделаться от потерявших цену облигаций испанского займа. Нетрудно представить себе ярость Данглара, когда днем позже в газетах появилось второе сообщение:
«Вчерашнее сообщение «Вестника» о бегстве Дон Карлоса и о восстании в Барселоне ни на чем не основано. Дон Карлос не покидал Буржа, и на полуострове царит полное спокойствие.
Поводом к этой ошибке послужил телеграфный сигнал, неверно понятый вследствие тумана».
Как пишет Дюма, врагу Монте-Кристо эта ошибка обошлась в миллион франков.
Однако хитроумный ход графа Монте-Коисто — не только взлет фантазии Александра Дюма. История почты знает происшествие, которое могло послужить великому романисту поводом для размышления...
Чуть ниже вы прочтете подробности истории, давшей пищу автору «Графа Монте-Кристо», а сейчас попробуем ответить на вопрос: почему веками пылившаяся в архивах истории идея оптического телеграфа вдруг получила воплощение?
Причиной, вызвавшей ее к жизни, была Великая французская революция.
Конвент призвал ученых под свои знамена. О том, как ответили на этот призыв ученые, свидетельствует французский астроном Араго. Предоставим ему слово...«Недоставало чистой меди,— писал Араго,— голос отечества и науки нашел ее в монастырских и приходских колоколах и башенных часах... Недоставало селитры: земля, которую наука потребляла только для своих ограниченных кабинетных опытов, открыла свои сокровища и удовлетворила потребности войск... До 1798 года воздушные шары были только предметом любопытства; перед сражением у Флерюса генерал Морво поднялся к облакам и оттуда высмотрел маневры неприятеля; эта смелость доставила французам блистательную победу. Карандаши из графита служат перьями и чернилами для офицеров; карандашом на седле он чертит несколько букв, направляющих в бой пеших, конных и артиллерию. Графит считался материалом, не существующим в нашей почве. Комитет приказал найти его; приказание выполнено, и с того времени графит составил одну из важнейших отраслей нашей промышленности. Наконец, нельзя же исчислять все открытия того времени: первые идеи телеграфов были извлечены из фолиантов, давно забытых в пыли библиотек, их усовершенствовали, распространили, и приказания в войске начали перелетать в несколько минут. Комитет безопасности стал следить за войной на севере, востоке и западе, как бы переселяясь из Парижа на места сражений».
Теперь несколько слов об истории, использованной Дюма в его знаменитом романе...
Вечером 5 марта 1814 года старому подагрику Людовику XVIII доложили пренеприятнейшее известие. Передавая сигналы от башни к башне, оптический телеграф Шаппа донес до Парижа депешу: император Наполеон бежал с острова Эльбы. Проскользнув под носом английских кораблей, с горсточкой солдат он высадился во Франции.
5 М Арлазоров
Четыре месяца спустя, в июне того же года, подле небольшой бельгийской деревушки Ватерлоо произошла последняя битва.
Сорок семь тысяч трупов осталось на земле. Участь империи была решена.
Дожди размыли дороги.
Лошади вязли в размокшей земле, затрудняя путь известию, которого с нетерпением ждали народы Европы. И снова ожили неуклюжие, громоздкие башни шаппов- ского телеграфа. Буква за буквой передавали они весть, но... То ли виноват туман, то ли помехой стала небрежность телеграфиста— несомненно одно: депеша принесла в Лондон совершенно перевранное известие.— Наполеон победил! — сообщили почтовые чиновники...
Словно бомба взорвалась под сводами лондонской биржи. Затрещали и покатились вниз акции многочисленных торговых компаний. Биржевые маклеры неистовствовали, стараясь сбыть обесцененные бумаги.
Мир финансистов и дельцов гудел. И лишь один человек хранил ледяное спокойствие. Банкир Натан Ротшильд, чьи люди скупали стремительно падавшие акции, действовал наверняка. Он точно знал, что в битве под Ватерлоо победил Веллингтон. Едва прозвучал клич победы, как соглядатай банкира в войсках герцога отправил в Лондон донесение о поражении Наполеона.
«Он,— пишет о Ротшильде его биограф Джон Рив,— сформировал собственный штат деятельных агентов и курьеров, которые должны были следовать в хвосте армий или пребывать при различных дворах и передавать ему систематически, не жалея расходов, вести обо всем происходящем. Ротшильд устроил голубиную почту, при посредстве которой известия с континента получались им быстро и через короткие промежутки времени. Он тратил огромные суммы на голубей и всегда был готов заплатить дорого за тех из них, которые отличались сильным и быстрым полетом. Неоднократно он получал важные известия раньше правительства...»
Ротшильд умело использовал свой секрет, изрядно нажившись на биржевой панике. А через несколько дней о победе над Наполеоном узнала вся Англия. И разнесла это известие почта.
Трубя в рожки, стреляя из ружей, кондукторы почтовых дилижансов собирали толпы людей, чтобы сообщить им радостную весть. Ярко разукрашенные дилижансы в эти минуты полностью оправдывали прозвище карет новостей. Они были одновременно почтой, телеграфом, газетой и радио.
ИСТОРИЯ ПРОСТЫХ ВЕЩЕЙ
Чтобы отправить письмо, нужно очень немногое — конверт, марку, штемпель и почтовый ящик. Именно эти простые вещи сделали почту всеобщим достоянием, и биография любой из них безусловно заслуживает внимания читателя.
Казалось бы экая невидаль,— заказное письмо. Мы давно привыкли, что эти письма почта доставляет с особой тщательностью, вручая их под расписку. Но вот простой вопрос:
— Кто и когда впервые получил такое послание?
И оказалось, что факт доставки первого заказного письма точно зарегистрирован. Как сообщает польский журнал «Филателист», сохранилась старейшая расписка, подтверждающая, что письмо доставлено по назначению. Эту расписку написал 23 октября 1587 года бургомистр Кельна —Яков Геннет. Прошло полтора столетия, и заказные письма появились в Австрии. Они вошли там в обращение в 1722 году. С 8 июля 1759 года заказные письма стали отправлять и во Франции.
По мере того как шло время, идея получала все новое и новое развитие. Появились заказные письма с уведомлением о вручении, ценные и денежные письма.
В предыдущих главах я рассказывал о первых материалах для письма. Однако эта страница истории почты будет неполной, если к истории глиняных пластинок,папируса,пергамена, бересты, бумаги не добавить несколько слов о средствах письма. Тростинка, выдавливавшая клинышки на сырой глине, гусиное перо, стальное перо, карандаш, наконец, самопишущая ручка и пишущая машинка — вот ступени той лестницы, по которой, постепенно развиваясь и совершенствуясь, проходили орудия письма.
О каждом из них можно было бы сообщить что-то интерес- ное. Но многое уже известно, и потому наш рассказ мы ограничим недавно установленными фактами биографии авторучки.
Если вспомнить, что каких-то полторы сотни лет назад Александр Сергеевич Пушкин писал гусиным пером, биография автоматической ручки может показаться донельзя кургузой. Но те, кто убеждены в ее краткости, ошибаются. Научные сотрудники Ма- тенадарана, одного из знаменитейших хранилищ древних рукописен, установили недавно, что в армянской письменности «вечные» ручки употребляются почти восемь столетий, с 1166 года. Один из переписчиков древних книг сообщил на полях своей рукописи, что, обмакнув ручку в чернила, он мог написать около семисот букв. В другой рукописи нарисован переписчик с ручкой, несколько напоминающей современную шариковую.
Так выглядел деревянный почтовый ящик в Германии XVIII века ...
Однако мы условились не залезать глубоко в дебри истории карандашей, ручек и перьев. Поговорим о другом, о том, что произойдет после того, как одним из этих инструментов письмо написано и его надо отправить...
Нырнув в почтовый ящик, современное письмо завершает свой путь в ящике для писем и газет. Но было время, когда вполне хватало одного ящика. Письмо и с места не трогалось. Один клал его в ящик, второй вынимал, чтобы прочесть... Но кому могла понадобиться столь странная техника связи? Чтобы ответить на этот вопрос, перенесемся в XVI век. Еще не построен Суэцкий канал. Путь из Европы в Индию идет вокруг Африки. Долгий и опасный путь! Естественно, что, совершая трудный поход, моряки хотели получать какие-то весточки друг о друге. Так, на юге Африки, подле мыса Доброй Надежды, появились каменные почтовые ящики. Экипаж одного судна клал в них письма, адресованные товарищам с Другого корабля. •*
«Голландцы имеют на пристани особое место и камень, в который они кладут письма, дабы приезжающие другие голландцы были извещены об их пути и странствиях, откуда и куда они плыли и что с ними особенного приключилось». Так описывал эти почтовые отделения Адам Олеарий.
Однако тайники моряков — не единственные предшественники почтового ящика. В том же XVI столетии ящики появились и по другую сторону экватора — в соборах и церквях Флорентийской республики. Тамбуро, как называли их флорентийцы, были страшными ящиками. Они предназначались для доносов. Анонимного письма, опущенного в тамбуро, было достаточно, чтобы схватить и осудить человека.
Доносы во Флоренции—обычное, ничем не примечательное дело. Доносчики поощрялись. Чтобы получать вознаграждение за подлость, автор анонимки, опущенной в тамбуро, ломал пополам серебряную монету. Одна половина сопровождала донос, вторая — становилась своеобразной квитанцией для получения четвертой части штрафа, взысканного судом республики.
У флорентийских тамбуро была мрачная слава. Не мудрено, что о них не забыли даже спустя сотню лет, когда городской по-
...а таким он отал в XIX столетии.
чте, созданной в Париже господином де Велайе, понадобились ящики для писем.
Но парижская городская почта умерла, не родившись. Богатые пользовались посыльными, бедные не отправляли писем.
тя полвека после Велайе и независимо от него почтовый ящик вторично изобрели капитаны судов, курсировавших между Англией и Америкой. Капитаны брали за доставку письма недорого — всего лишь один пенс. А собирали они корреспонденцию, вывешивая в гостиницах и кофейнях холщовые мешки. Тот, кто опускал письмо в почтовый ящик (вернее, в почтовый мешок), знал, что по прибытии в Новый Свет капитан аккуратно передаст сумку с письмами ближайшему почтмейстеру.
Еще полсотни лет отсчитало время, и очередной почтовый ящик появляется в Австрии. Он висел не на стене, а на ремне, перекинутом через плечо почтальона. Казалось бы, как просто прикрепить почтовый ящик к стене, но... украшенный изображением письма и почтового рожка обычный почтовый ящик появился в Вене только в 1785 году.
Простое рождалось не просто. Достаточно сказать, что до 1801 года письмо из Берлина можно было отправить только с дворцового почтамта. Один приемный пункт на город с населением более 170000 человек! Очереди на почте были страшнейшие, пока наконец городской магистрат не ассигновал 4230 талеров, чтобы открыть в разных концах Берлина еще три приемных пункта.
Этот проект опротестовал тайный советник Пистор. «Такое дорогостоящее учреждение,— писал он,— не соответствует ни требованиям местной публики, ни самому делу. Лучше обзавестись почтовыми ящиками и установить их где нужно. Возражения, какие могли бы возникнуть против таких ящиков, по-моему, не заслуживают внимания. Можно подвесить ящики в местах, где они будут находиться под присмотром часового; почтальоны могут относить их три раза в день на почту и заменять другими. При ящиках должны быть печатные примечания о том, какие письма не доставляются неоплаченными; такое учреждение будет вполне отвечать требованиям публики и обойдется едва в 500 талеров».
Предложение тайного советника Пистора осуществлялось пятьдесят лет. Почтовые ящики появились в Берлине только в 1851 году.
Однако прикрепление к стене не завершило биографию почтового ящика. Бесхитростное приспособление для сбора писем продолжало совершенствоваться. В конце прошлого века в Лондоне появился автоматизированный ящик-экспресс. Вслед за письмами отправитель опускал в этот автомат монету, открывавшую доступ к специальному рычагу. Стоило нажать на этот рычаг, как из ближайшего почтового отделения приходил курьер и извлекал письмо.
Но сложное не всегда хорошо. Такие ящики не прижились. Телеграф и телефон сделали их просто ненужными. Неудачной оказалась также и попытка использовать ящики-путешественники, позволявшие ускорить доставку писем. В 1928 году их пытались установить на стенках трамваев московские связисты. В первую очередь эти ящики ставили на трамваях, проходивших мимо Главного почтамта. Письма сами ехали в руки связистов. И тут новая техника показала ненужность ящиков-путешественников. Гораздо проще объехать на автомобиле обычные ящики, висящие на стенах, нежели прибегать к ящикам, висящим на трамвайной стенке. Ведь в такой ящик письмо можно опустить только на остановке, а когда трамвая нет, то нужно его дождаться...
Совершенствуя почтовые ящики, связисты заботились и о том, чтобы ящик мог сохранить доверенную ему тайну.
Внесли свою лепту в охрану тайны письма и русские связисты. Во второй половине XIX века они предложили двойной ящик. При очистке корреспонденции внутренний ящик заменялся пустым, а ящик с письмами, не вскрывая, доставляли на почту. Эту сложную конструкцию вытеснили хорошо знакомые нам шведские ящики, позволяющие пересыпать корреспонденцию в мешок с закрывающейся крышкой.
Вряд ли нужно доказывать, что почтовый ящик доступен всем. Кому в голову придет вешать его для двух-трех человек? И тем не менее в начале нынешнего столетия такие индивидуальные ящики устанавливали подле домов богатых людей в Вашингтоне. Как свидетельствовала одна из немецких газет, «посредством особого знака на ящике обращается внимание проходящего почтальона, имеющего у себя ключ, чтобы он открыл ящик. Затем он вынимает письма, и если в ящике находится записка с приложением денег, то он оставляет на эту сумму марки и снова закрывает ящик».
Историю почтового ящика мне хочется заключить справкой: в нашей стране более 430 тысяч почтовых ящиков. Любой из них доступен всем, кто хочет отправлять письма.
Тайну письма охраняет конверт. Первым бумажным конвертом по совместительству было само письмо — его складывали на ма_ нер аптекарского пакетика для порошка. Снаружи писался адрес, на внутренней стороне — текст. Чтобы конверт не разглашал то, что ему доверили, в ход шла сургучная печать. Прочесть письмо можно было только сломав эту печать. Отсюда выражение — «распечатать конверт».
В Европу сургуч попал в XVI столетии. Изобретенный в Китае, он перекочевал в Индию. Оттуда его вывезли португальские моряки. Охраняя тайну, сургуч одновременно объяснял, какого рода известие содержится в письме. Во Франции прошлого столетия белая сургучная печать скрепляла известие о свадьбе, черная — сообщение о похоронах, красный сургуч употреблялся для деловых писем, рубиновый — берег секреты жениха и невесты, серый — использовали в дружеской переписке, шоколадный — для приглашения на банкеты и званые обеды. Сургуч долго прослужил почте. Он и поныне оберегает особо важные письма. Но для Массовой почты сургуч неудобен. И его вполне заменяет наш старый знакомый — конверт с клапанами, смазанными клеем.
Такие конверты были изобретены в Англии в двадцатых годах прошлого столетия. Дело будто бы было так: некий мистер
Бревер, торговец бумагой из города Брайтона, решил понаряднее оформить витрину магазина. Он воздвиг пирамиду листков разных размеров. Самые большие — внизу, самые маленькие — наверху. Эти маленькие листочки, размером в визитную карточку, вошли в моду. Писать на них письма стало хорошим тоном. Но складывать на манер аптекарского пакетика такие письма было неудобно: не оставалось места для адреса. Маленькая карточка потребовала специального конверта.
Разумеется, клиентам английской почты было совсем не по вкусу собственноручно выкраивать конверты, и они появились в продаже. Спрос на готовые конверты был велик. Пришлось конструировать специальные машины, изготовлявшие конверты сотнями тысяч.
Теперь о штемпеле. Казалось бы, ему следовало появиться в самый последний момент, после конверта и марки. Но жизнь установила иную очередность. Почтовый штемпель старше конверта и марки почти на двести лет, а прародитель его заявил о себе за тысячу лет до того, как штемпелем надумали воспользоваться почтовые чиновники.
Самые древние штемпеля (с помощью которых изготавливались лидийские монеты) можно датировать VII веком до нашей эры, а это возраст нешуточный!
Но на службу почте штемпель попал много лет спустя, в 1661 году. Первые почтовые штемпеля (они появились в Англии) помечены 19 и 24 апреля 1661 года. Это были маленькие кружочки диаметром в 13 миллиметров, разделенные чертой. В одной половине двумя буквами записывалось название месяца, во второй — обозначался день отправления письма. Такие штемпеля просуществовали до 1673 года.
Появление почтовых штемпелей обычно связывают с именем сэра Генри Бишопа. К сожалению, наши сведения об этом человеке крайне скудны. Он родился в 1605 году, в 1663 году ушел с почтовой службы, передав свои обязанности Дану О’Нейли, а в 1691 году умер. Многое в биографии сэра Генри Бишопа неясно. Некоторые считают его главным почтмейстером революционного правительства Оливера Кромвеля. Другие, напротив, утверждают, что звезда Генри Бишопа взошла в 1659 году после смерти Кромвеля.
Впрочем, пусть спорят историки. Гораздо интереснее выяснить: почему вдруг Генри Бишоп придумал почтовый штемпель?
На этот вопрос немецкий журнал «Замлер экспресс» отвечает так: часть чиновников английской почты той поры была монархистами, другая — республиканцами. Они следили друг за другом, задерживали письма, вскрывали их, стремясь выудить оттуда какую-либо информацию. Решив прекратить эти безобразия, сэр Генри Бишоп издал приказ: «Вводится штемпель, который будет накладываться на каждое письмо, обозначая день и месяц, когда письмо поступило на почту, чтобы чиновники не могли задерживать писем от одной почты до другой, что случалось раньше».
Штемпель, введенный Генри Бишопом, помог навести порядок, которого явно не хватало английской почте.
Вероятно, опыт Генри Бишопа оказался удачным. В 1683 году штемпелем воспользовался Роберт Муррей —- предприимчивый лондонец, то ли мебельщик, го ли обойщик (историки расходятся по поводу его занятий), создавший в Лондоне «пенни-почту». За одно пенни письма и посылки весом до фунта доставлялись в любой конец Лондона. Но остроумная идея не принесла Муррею больших доходов. Он был беден, и начатое им дело вскоре перешло в руки купца Вильяма Довкра. В каждом из семи округов «пеини-почты» было организовано почтовое отделение. Помимо этих небольших почтамтов, Довкра устроил еще около 500 приемных пунктов. Отправление писем происходило 4—5 раз в день, а в центре — даже 10—12 раз в день. С удивительной для того времени широтой Довкра использовал разного рода штемпеля. Если отправитель сам оплачивал доставку письма, на нем ставился треугольный штемпель: буква обозначала отделение, отправившее письмо, цифры указывали время отправления. Второй, сердцевидный, штемпель ставился при разноске, на нем также указывалось время, позволяя судить, добросовестно ли выполнил свои обязанности посыльный.
Успех «пенни-почты» кое-кому пришелся не по душе. Воспользовавшись распрями между католиками и протестантами, враги Вильяма Довкра обвинили его в связях с иезуитами. Они утверждали, что почтальоны городской «пенни-почты» разносят в своих сумках папские прокламации. В результате купец лишился своих доходов. Городская почта стала отдельной и к тому же весьма прибыльной ветвью государственной почты. Когда в начале XVIII века некто Повей попытался учредить более дешевую, «полпенни-почту», его попытка была немедленно пресечена. Правительство не хотело иметь конкурентов.
Довкра прожил без малого сто лет, но «пенни-почта» пережила и его и Муррея. Она просуществовала до почтовой реформы 1840 года. Что же касается штемпелей, то вслед за английскими их использовала парижская городская почта. А затем на некоторое время штемпелю пришлось выступить в новой роли, той, которую уже более ста лет выполняет марка.
Однако было бы по меньшей мере несправедливо умолчать еще об одной обязанности штемпеля, которую он исполнял задолго до того, как стал знаком почтовой оплаты. Историки не раз описывали опустошительные набеги эпидемии. Чума и холера — опаснейшие враги средневековых европейцев. Не удивительно, что в трактатах по борьбе с ними фигурируют весьма обстоятельные способы дезинфекции, в том чис^е и окуривания писем.
Письма, прошедшие такую обработку нужно было как-то отметить. В конце XVIII столетия для этого воспользовались так называемыми холерными или чумными штемпелями. Боязнь заразиться не очень-то располагала к чтению «чумных писем». Сегодня они величайшая редкость. Но тем не менее на некоторых из них сохранились эпидемические штемпеля. Так, на письмах прибывавших с 1797 года по 1801 год из Турции в югославский город Землин, можно прочесть четко отштемпелеванную надпись: «Очищено снаружи и нечисто внутри». Таковы были необычные обязанности штемпеля незадолго до того, как он стал знаком почтовой оплаты.
Англичане первыми стали клеймить письма специальными штемпелями, дабы отметить, что почтовый сбор взыскан. Но если штемпель можно ставить на отправленное письмо, то почему же не продавать заранее проштемпелеванных конвертов? В двадцатых годах XIX столетия в Сардинии впервые появились и проштемпелеванные конверты.
Для появления почтовой марки все было готово. Она была по существу уже придумана. Ей оставалось одно — дождаться своего часа, который был уже не за горами.
МОЖНО ЛИ БЫЛО НЕ ИЗОБРЕСТИ МАРКУ?
Дорога ложка к обеду. В этом нетрудно убедиться, ознакомившись с легендой и правдой о происхождении почтовой марки.
— Однажды,— повествует легенда,— в 1836 году, член палаты общин английского парламента сэр Роуланд Хилл путешествовал по Ирландии. Остановившись в гостинице небольшого местечка, он увидел, как почтальон вручил служанке письмо. Девушка повертела в руках письмо и вернула его обратно.
Услыхав, что хорошенькая ирландка не может выкупить известие от жениха, Роуланд Хилл протянул ей шиллинг. Девушка поблагодарила и отказалась, а когда почтальон ушел, рассказала о маленькой хитрости: по условным значкам на конверте можно бесплатно узнать новости друг о друге.
Конец легенды угадать нетрудно. Хилл задумался о несовершенстве почтовой связи и провел затем в парламенте закон о ее реформе. Хилл предложил единую плату: за письмо весом в пол-унции — одно пенни. Почта стала не только общедоступной и массовой, но и очень доходной.
Другой англичанин, книготорговец Чалмерс, развил проект Хилла. Он предложил ввести знак почтовой оплаты — ту самую квитанцию, которую и по сей день наклеивают на конверт. Так в 1840 году появилась на свет первая в мире почтовая марка, украшенная портретом английской королевы Виктории.
Так, да не так! Если верить легенде, то все зависело от встречи Роуланда Хилла с хитроумными влюбленными и от знакомства Чалмерса с проектом Хилла. Не будь, мол, этих случайностей, не было бы марки? Нет, истина выглядит иначе...
Еще за двести лет до Хилла и Чалмерса польский король установил единую для любых расстояний оплату, а некий де Велайе придумал для организованной им в Париже городской почты почтовые марки.
Как выглядели эти марки? Неизвестно. Но они существовали, именовались почтовыми билетами и стоили одно су. Надпись на почтовом билете гласила: «Пересылка оплачена... дня... месяца 1653 года». Вписав дату, можно было отправлять письмо.
В XVIII столетии список изобретателей пополнил шведский инженер Трефтенберг. Однако его проект не получил поддержки в правительстве.
За два десятка лет до Хилла и Чалмерса в Сардинии появились штемпелеванные конверты. Однако в Сардинии не было столь острой нужды в почте, как в Англии, и штемпель недолго исполнял обязанности почтовой марки.
Нашелся изобретатель и в Германии. В Берлине выпустили специальные почтовые квитанции. Их вручали сборщикам при отправлении письма. Оставалось смазать оборот этой квитанции клеем, и марка была готова... Но... До этого тогда не додумались.
Неспроста, обойдя многих изобретателей, удача пришла к Чал-
мерсу и Хиллу. Они жили в Англии — великой державе купцов и фабрикантов. И для тех и для других хорошая система связи была первейшей необходимостью, а в действительности она была дорога, громоздка и явно требовала того упорядочения, которое предлагали Хилл и Чалмерс.
Заметим, что вопреки легенде взаимоотношения изобретателей были отнюдь не идиллическими. Слава реформатора почты в основном досталась Хиллу. О Джеймсе Чалмерсе вспомнили позднее, и вот как выглядит история почтовой марки с поправками, внесенными его сыном, Патриком Чалмерсом.
В 1834 году английский публицист Чарльз Найт опубликовал предложение ввести штемпелеванные конверты. Его идею подхватил и развил Джеймс Чалмерс, издававший в маленьком городке Данди газету «Данди Кроникл». В том же 1834 году Чалмерс изготовил в своей типографии образцы марок, смазав обратную сторону клеем.
Своей идеей Чалмерс поделился с почтмейстером. В 1837 году он представил проект марки председателю парламентской комиссии Уаллесу, а в 1838 году — Лондонскому торговому комитету. На образце сохранился пробный штамп: «Дунди 10 февраля 1838 года».
Трудно сказать, знал ли Хилл о предложениях Чалмерса. Во йсяком случае его брошюра «Почтовая реформа», опубликованная в 1837 году, привлекла гораздо больше внимания. И хотя чиновники почтового ведомства отнеслись к идее единой почтовой оплаты без восторга, не желая осложнять свою жизнь какими- либо новшествами, английское общество больше жить по старинке не хотело...
Широкая кампания в печати, митинги протеста, направлявшие резолюции правительству, привели к тому, что парламент создал в 1838 году специальную комиссию для обсуждения проекта единого почтового тарифа. После долгих дебатов было наконец решено установить и ввести единую для всей Великобритании таксу: два пенни за единицу веса.
Как показывают материалы, собранные Патриком Чалмерсом, его отец пристально следил за дискуссией вокруг почтовой реформы. В 1838 году он послал в парламентскую комиссию образцы придуманных им марок. В 1839 году идея официально принята правительством. Однако образцы, предложенные Чалмерсом, не удовлетворили чиновников. Изготовление марок поручили граверу Хису. Он и создал знаменитую марку «черное пенни» с портретом английской королевы Виктории, напечатанную в типографии Перкинс, Бекон и К°.
Сегодня «черное пенни» — большая ценность в мире филателистов. И не удивительно, что эти марки неоднократно продавались и перепродавались на марочных аукционах. Недавно в Англии был продан блок из 43 таких марок. Радиокомментатор спросил у организатора аукциона: «Что бы случилось, если бы покупатель этих марок приклеил бы одну из них к конверту и отправил письмо?»
И оказалось, что марки эти не потеряли права использования в английской почте. Но в отличие от фйХателистов почтовые чиновники ценят их иначе, так как тарифы за сто с лишним лет изменились. Почта потребовала бы за такое письмо доплату в шесть пенсов.
Фотографию марки «черное пенни» вы можете увидеть в этой книге. Обратите внимание — на ней, как и на других английских почтовых марках, не указано названия страны.
«На британской марке нельзя напечатать ни «Англия», ни «Великобритания». Оба эти понятия имеют чисто географический смысл. Великобритания — остров, а Англия — лишь часть этого острова (две другие части — Шотландия и Уэльс). Полное назва-
ние страны весьма длинное: «Объединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии».
Это заявление одного из высокопоставленных чиновников британской почты, опубликованное польским журналом «Филателист», свидетельствует о гордой уверенности английской почты, что главу ее государства знает весь мир. Отсюда и традиция англичан не писать на марке названия своего государства, доставившая немало удовольствия филателистам. Как писал один журналист в начале нынешнего столетия, «для филателистов восшествие на престол нового великобританского короля будет иметь весьма большое значение... По этому случаю будут изданы около 1300 новых марок, так как на марках 65 различных государств и колоний помещено ныне изображение королевы Виктории, и каждая страна в среднем имеет около 20 различных видов марок».
Традиция изображать на марке портрет короля была нарушена только один раз марками в честь Вильяма Шекспира. Кроме портрета королевы Елизаветы, английская почта украсила юбилейные марки портретом Шекспира, персонажами его пьес.
Но вернемся к первым английским маркам. До сих пор не рассеяны тайны и неясности их рождения. Ведь кроме Чалмерса и Хилла, на честь изобретения претендовал также и некий Л. Ко- шир, помощник государственного бухгалтера в Вене. В 1858 году Кошир заявил, что он истинный изобретатель марки. Кошир объяснял, что еще в 1835 году поделился своей идеей с англичанином Гальвеем, злоупотребившим его доверием. Почему Кошир высказал свои претензии только в 1858 году? Непонятно! Однако специальная комиссия почтовой дирекции Лейпцига подтвердила: предъявленные Коширом документы доказывают, что он действительно представлял в 1836 году австрийскому правительству проект реформы почтового дела и почтовой марки...
Легенда рассказывает о бедных влюбленных. Но памятник Хиллу поставили купцы и воздвигли его напротив здания лондонской биржи...
ПЕРВЫЕ ПОХОДЫ ПОЧТОВОЙ МАРКИ
Ширина проливов Ла-Манш и Па-де-Кале, разделяющих Францию и Англию, невелика — всего лишь четыре десятка километров. И тем не менее, чтобы добраться до Франции, почтовой марке понадобилось почти десять лет.
Отзвуки бурных споров вокруг почтовой реформы Роуланда Хилла быстро докатились до Франции, но только в феврале 1839 года в палате депутатов был сделан запрос: а почему бы и Франции не ввести столь удобный знак почтовой оплаты?
Ответ министра финансов весьма осторожен.
— Зачем торопиться? Посмотрим, что получится у англичан.
Ждать пришлось десять лет. Французские марки поступили в продажу только в январе 1849 года.
Но не только многолетняя парламентская возня и низкий уровень полиграфии Французского монетного двора, где должны были печататься марки, задержали их выпуск. Немало трудностей принес и барьер общественного мнения Чтобы преодолеть его, почт-директор Этьен Араго со страниц газет сообщил, все письма с марками будут доставляться быстрее обычных
Трудный путь марки во Франции не исключение Не лучший прием был оказан ей и Соединенными Штатами Недавняя колония, Америка не хотела подражать Днглни И все же американцы опередили французов. В 1845 году конгресс США вынес решение об употреблении почтовых марок. Но . при этом была упущена совсем «пустячная» деталь — не позаботились об их изготовлении.
Отсутствие в Соединенных Штатах Америки общегосударственных марок привело к появлению «марок почтмейстеров»— небольших клочков бумаги, изготовленных «домашними способами». Таких марок сохранилось очень немного, и они исключительно высоко ценятся филателистами. Марки почтмейстеров про-
существовали два года. В 1847 годѵ конгресс предписал главному почт мейстеру государства выпустить еди ные знаки почтовой оплаты. Все местные «марки почтмейстеров», равно как и пластины для их печати, были уничтожены.
Да, нелегок был путь марки к конверту Иногда, как например в Корее, случались даже кровопролития В 1884 году, вступив во Всемирный почтовый союз, Корея организовала по образцу Европы почтовые конторы и заказала японцам почтовую марку. Эффект получился совершенно неожиданным Оскорбленные тем, что на первых марках Кореи, кроме иероглифов, оказались и английские надписи, корейские националисты заявили, что вступление во Всемирный почтовый союз якобы означает потерю независимости.
Рисунки рядом с 9ТСЙ маркой Судана - водяные знаки бумаги, на которой ее печатали. Крестообразный водяной знак глубоко оскорбил мусульман н едва не вызввл бунт. Марка срочно перепечатали на бумаге с полумесяцем и звездой.
Возмущенная толпа избила до полусмерти чиновника, подписавшего соглашение, и успокоилась лишь после того, как марки были изъяты из обращения, а почтовые отделения закрыты. Так как злополучную марку ни разу не использовали, она обычно не включается в каталоги. О ее существовании знают даже не все филателисты.
Нечто похожее произошло в конце прошлого столетия и в Китае. По заказу китайского правительства в 1897 году сотрудник морской таможни де Вилляр подготовил почтовые марки. Незнание порядков и нравов страны обернулось для бедняги изрядными неприятностями. Дело в том, что для одной из марок де Вилляр использовал, пурпурный цвет. По китайским понятиям это тягчайшее преступление, так как пурпур — цвет императора, а почтовая марка— предмет весьма демократический. Кто знает, быть может, незнание этого правила придворного этикета было бы прощено
де Вилляру, если бы он не допустил и другой ошибки, расположив слова надписи на марке в последовательности, также вызвавшей неудовольствие китайских властителей.
Выпущенные по рисункам де Вилляра марки изъяли из обращения, а его самого сослали в Тибет. Такова была жестокая расплата за незнание китайских церемоний.
В том же 1898 году вызвали восстание марки, напечатанные для Судана в Лондоне. Их бумага имела крестообразные водяные знаки. Население Судана, исповедовавшее ислам, восприняло это как оскорбление. Чтобы восстановить спокойствие, правительство срочно перепечатало марки на бумаге с водяным знаком в форме звезды и полумесяца.
МАРКИ-ДЕНЬГИ
История марок-денег тесно связана с географическими открытиями русских моряков и купцов. Тщательно обследовав тихоокеанское побережье Америки, русские путешественники устроили там поселения. Весь север материка—ныне штат Аляска — был русской землей, на которой хозяйничала основанная в 1799 году Российско-Американская компания. Она-то задолго до первой почтовой марки и выпустила марки-деньги.
В начале XIX века денежное обращение России выглядело с нашей современной точки зрения несколько непривычно. По существу страна имела две денежные системы — в звонкой монете и в бумажных ассигнациях. Деньги эти были весьма неравноценны. Напечатанные сверх меры ассигнации заполнили западную часть России и стоили гораздо дешевле звонкой монеты. Восточнее Иркутска бумажные деньги вообще не ходили. Вся торговля Дальнего Востока шла на слитковое серебро и высокопробную иностранную монету. В результате Российско-Американская компания оказалась без разменной монеты. Дальневосточным купцам пришлось создать свои, более обеспеченные, нежели правительственные, ассигнации. На каждой из них стояла гербовая печать Российско-Американской компании и надпись: «Марка в Америке 10 копеек №...» Так выглядела современница декабристов, предшественница марок-денег, полвека спустя появившихся в Соединенных Штатах Америки.
Трудно сказать, знали ли почтовые чиновники Соединенных Штатов о марках-деньгах Российско-Американской компании. Во всяком случае, выпуская свои марки-деньги, они действовали по точному расчету. В ту пору в Соединенных Штатах Амери-
6*
83
ки шла гражданская война между Севером и Югом. Государство испытывало финансовые трудности. Закон о «марочной валюте», принятый 17 июля 1862 года, обещал эти трудности уменьшить.
Новые марки достоинством от 5 до 50 центов были напечатаны на плотной бумаге. От обычных марок их отличали надписи. Одна из них гласила: «Принимаются вместо почтовых марок в каждом почтовом учреждении». Вторая сообщала, что марочные деньги «обмениваются на кредитные билеты Соединенных Штатов всеми вспомогательными казначеями и известными депозиторами в сумме не ниже 5 долларов. Действительны как платежный знак для всякого рода платежей Соединенным Штатам на сумму не ниже 5 долларов. Закон 17 июля 1862 г.».
«Марочная валюта» быстро ветшала. Чтобы уменьшить износ, некий мистер И. Гульт через месяц после выпуска марок- денег запатентовал жестяную оправу.
Марки-деньги, выпущенные в США, просуществовали недолго. Однако этот опыт не прошел бесследно. В некоторых других странах время от времени выпускались такого рода марки. Незадолго до революции они были выпущены и в России — галерея портретов российских царей с надписью на обороте: «Имеет хождение наравне с серебряной монетой».
Эти марки-деньги имели необычные подделки. Несколько десятилетий назад были обнаружены их копии, на обороте которых точно таким же шрифтом было напечатано: «Имеет хождение наравне с грабежом и обманом правителей» или «Имеет хождение наравне с банкнотом серебряной монеты».
Проанализировав зубцы и краску, которой были напечатаны подделки, и расположение их на листе, филателисты пришли к заключению, что это дело рук немцев. И действительно, рассказы пленных подтвердили это предположение. Отпуская после
Брестского мира пленных на родину, германские власти обменивали германские деньги на русские. Среди русских денег оказались и эти редкие фальшивые марки-деньги.
Заканчивая рассказ о марках-деньгах, нельзя не упомянуть о круглых марках тихоокеанских островов Тонго, напечатанных на золотой фольге. Двенадцать марок этой серии — точные копии недавно восстановленных в обращении на островах золотых монет. На некоторых из них изображена лицевая сторона монеты, на некоторых — обратная. Напечатаны эти марки сравнительно небольшим тиражом, главным образом для того, чтобы привлечь f внимание коллекционеров. А
РУССКОЕ ГРАЖДАНСТВО
В 1858 году, через восемнадцать лет после своего рождения, почтовая марка приняла русское гражданство. Этому дню предшествовали разные события, рассказ о которых, пожалуй, уместнее всего начать с проекта, представленного в сентябре 1828 года петербургскому генерал-губернатору надворным советником господином Адлером. Господин советник предложил учредить в столице «малую, или городскую почту».
Благо России? Нет, проще! Надворный советник мечтал стать городским почтмейстером.
«Письма будут приниматься на улицах, — объяснял он генерал-губернатору, — преимущественно на извозчичьих биржах, городскими почтарями, кои изберутся из извозчиков надежных, расторопных и трезвого поведения, за коих поручатся старосты их или хозяева постоялых дворов, где они будут иметь постоянное пребывание. Почтари сии будут отличаться от прочих извозчиков медным знаком на левом плече, а другим в виде письма на шляпе с номером...»
Аллер наметил и тариф для писем: 40 копеек за простое письмо, 80 — за срочное и 1 рубль 20 копеек за письмо с оплаченным ответом. Тариф был так высок, что новоявленная почта рисковала просто остаться без клиентов.
Проект Адлера не был осуществлен. Только два года спустя Государственный совет утвердил городскую почту в Петербурге и то «в виде меры временной».
Аллер предлагал сделать почтовыми чиновниками извозчиков, а стали ими лавочники. В сорока двух мелочных лавках, расположенных на бойких перекрестках, появились «почтовые отделения». Чтобы отправить письмо, нужно было вручить владельцу лавки двадцать копеек ассигнациями или пятак серебром.
Город был разбит на семнадцать округов. Каждый округ обслуживали два почтальона. Они собирали у лавочников накопившуюся корреспонденцию и доставляли ее на почтамт. После сортировки письма штемпелевались и разносились адресатам.
Почтальон городской почты нес, таким образом, не одно письмо, как это предлагал Аллер, а целую пачку. Естественно, что удалось ограничиться пятаком там, где Аллер намеревался брать сорок копеек.
Новая почта пришлась петербуржцам по вкусу. Через два месяца почтовый департамент увеличил число приемных пунктов. А в 1835 году последовал приказ: «Существование городской почты в Санкт-Петербурге утвердить навсегда».
Разные вести разносили почтальоны петербургской городской почты. В ноябре 1836 года они доставили по разным адресам полдесятка писем, каждое из которых источало смертельный яд...
«В первых числах ноября 1836 года, — вспоминает граф В. А. Сологуб,— тетка моя Васильчикова, у которой я жил тогда на Большой Морской, велела однажды утром меня позвать к себе и сказала: «Представь себе, какая странность! Я получила сегодня пакет на мое имя, распечатала и нашла в нем другое запечатанное письмо с надписью: «Александру Сергеевичу Пушкину». Что мне с этим делать?» Говоря так, она вручила мне письмо, на котором действительно было написано кривым лакейским почерком: «Александру Сергеевичу Пушкину». Мне тотчас же пришло в голову, что в этом письме что-нибудь написано о моей прежней личной истории с Пушкиным, что, следовательно, уничтожить его я не должен, а распечатать не вправе. Затем я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания приносимого мной гнусного пасквиля, передал его Пушкину. Пушкин сидел в кабинете, распечатал конверт и тотчас сказал мне: «Я уже знаю, что это такое; я такое письмо получил сегодня же от Елиз. Мих. Хитрово...»
Разгневанный Пушкин решает смыть обиду кровью. Он вызывает на дуэль кавалергарда Жоржа Дантеса, барона Де Геккерн, ухаживавшего за его женой...
За какой-нибудь десяток лет до роковой дуэли доставить анонимное письмо было очень трудно. Отправителя можно было разыскать по его посланцу. Иное дело — городская почта. Человек, отправивший при помощи ее письмо, мог остаться неизвестным. И действительно, авторов писем, убивших Пушкина, удалось обнаружить лишь через сто лет после смерти поэта. Известный пушкинист П. Е. Щеголев передал специалистам-графологам подлинники «подметных писем» и образцы почерков тех, кого
подозревали в их авторстве: барона Геккерна, приемного отца Дантеса, князя Ивана Гагарина и князя Петра Долгорукова. Эксперт сделал уверенный вывод — грязные пасквили писал Долгоруков.
Грустно вспоминать о черных делах, записанных на первых страницах истории петербургской почты. Но светлое одержало победу над темным. Молодое дело крепло и развивалось...
«С разрешения Главноначальству- ющего над Почтовым департаментом, — писала газета «Северная пчела» от 23 ноября 1845 года, — Санкт- Петербургских почт директор к сведению публики сим объявляет, что для доставления корреспондентам более удобства в пересылке писем по горо
ду... признано полезным ввести в употребление по городской почте особые почтовые, разной величины куверты со штемпелями, установив продажу сих кувертов публике по 6 копеек серебром за каждый, то есть по 1 копейке собственно за куверт и по 5 копеек серебром за пересылку, и засим принимаемые в штемпельных кувертах письма и билеты, как уже оплаченные, будут приниматься без доплаты за пересылку...
Прием писем в сих кувертах будет производиться с 1 числа наступающего декабря во всех приемных местах городской почты, состоящих в мелочных лавочках, и сверх того в нижепоименованных магазинах...»
Мелочные лавочки и магазины, о которых писал почт-директор, доживали свое. Штемпелеванный конверт, заранее оплаченный отправителем, делал их ненужными. На смену приемным пунктам уверенно спешил почтовый ящик.
Через месяц после появления в Петербурге штемпелеванные конверты перекочевали в Москву. От петербургских их отличал цвет штемпеля (московский был красным, петербургский — синим). Такие конверты — большая редкость. Они не понравились начальству, и в конце 1846 года их не только изъяли из обращения, но и уничтожили весь запас. Первый экземпляр московского конверта с красным^ штемпелем был обнаружен за рубежом в 1877 году. Даже крупным русским коллекционерам находка поначалу показалась фальшивкой.
Три года минуло с того ноябрьского дня 1845 года, когда впервые появились в продаже петербургские штемпелеванные конверты. В 1848 году такими конвертами пользовалась вся Россия. А затем наступил и черед почтовой марки. Чтобы освоить технику производства марок, почтовый департамент отправил за границу чиновника для особых поручений Чаруковского.
Два года пробыл в командировке Чаруковский. Вернувшись на родину, он возглавил в Экспедиции заготовления государственных бумаг работу над эссе — пробным образцом первых русских почтовых марок.
Зеленые, черные, синие, красные — эти марки выглядели несколько необычно. Они имели круглую форму и были украшены изображением двуглавого орла, как штемпелеванные конверты, или головой бога — вестника Меркурия.
Первые образцы русских марок стали предметом оживленного спора. Сотрудники Экспедиции заготовления государственных бумаг утвеждали, что круглая марка якобы лучше приклеивается к конверту. Чаруковский протестовал: круглую марку очень неудобно вырезать из листа. В результате за основу взяли проект прямоугольной марки, изготовленной пражской фирмой Готлиб Гаазе. На ней, окруженный царской мантией, изображен двуглавый орел.
По предложению Чаруковского размеры марки уменьшили, чтобы лист на сто штук был невелик и удобен для перевозки. Во избежание подделок среднюю часть печатали рельефной, используя бумагу с водяными знаками. Первые три миллиона марок вышли без зубцов, так как машина для перфорации, выписанная из Вены, прибыла в непригодном для работы виде.
Марка освободила штемпель от обязанности знака почтовой оплаты. На некоторое время его уволили в отставку. Цирк)ляр почтового департамента рекомендовал «перечеркивать марки крестообразно чернилами так, как это предписано к исполнению при подаче писем в штемпелеванных конвертах».
Этот циркуляр от 10 декабря 1857 года был последним напутствием русской почтовой марке. 1 января 1858 года она отпраздновала свое рождение и пошла гулять по свету.
Передав свои обязанности марке, почтовый штемпель отошел от дел, но не надолго. Скоро выяснилось, что зачеркивать марки вручную очень хлопотно. И штемпель снова был призван на службу — теперь, чтобы гасить почтовые марки.
Поначалу штемпель, равно как и марка, — незаметный работяга. Его обязанности весьма скромны: погасить марку, зафиксировав при этом год, месяц, число и час гашения.
Но постепенно и штемпеля и марки меняли свой первоначальный облик. День ото дня марки становились все наряднее. Естественно, что штемпель постарался не отстать от своей франтоватой спутницы. В разных странах появились художественно оформленные штемпеля специального гашения, выпускавшиеся по поводу тех или иных выдающихся событий.
Появились такие штемпеля и в России. Один из первых русских специальных штемпелей украшал письма с нижегородской ярмарки. Его пускали в ход ежегодно, но только в те дни, когда ярмарка действовала. Первый советский штемпель специальногб гашения увидел свет 19 августа 1922 года. Его выпустили по поводу Дня филателии, и он действовал только один день на одном лишь Главном почтамте Москвы. Конверты с марками, погашенными таким штемпелем, — большая редкость.
Листая коллекцию штемпелей, находишь в ней много интересного. Несколько сотен советских штемпелей выглядят своеобразной страницей истории. И если в 1929 году прилет в Москву немецкого дирижабля «Граф Цеппелин» стал событием, побудившим выпустить специальный штемпель, то спустя четверть века многочисленные штемпеля ознаменовали полеты советских космических кораблей и подвиги их легендарных капитанов.
МИР БЕЗ ГРАНИЦ
Все больший простор требуется почте. Растут промышленность и торговля, расширяются почтовые связи. Новые обязанности явно не под силу почте университетов, мясников, рыцарских орденов и купеческих союзов. Пал и некогда могущественный почтовый дом князей Турн де Таксис.
Письмам приходится путешествовать из страны в страну, от континента к континенту. Важное деловое письмо не должно страдать от случайностей, не должно зависеть от почт, подчас конкурирующих друг с другом.
В 1834 году возникает Немецкий почтовый союз, способствовавший сближению карликовых германских государств. В 1850 году это объединение расширяется — создается Германско-Австрийский почтовый союз, проглотивший почтовый дом Турн и Таксис. Новая организация — важный этап развития мировой почты. Впервые два разных государства становятся единой почтовой областью с равными почтовыми сборами и тарифами. До объединения разных стран во Всемирный почтовый союз теперь, как говорится, рукой подать...
В 1874 году в швейцарском городе Берне собрались представители двадцати государств. Конференция подготовила проект международного соглашения, принципы которого действуют и по сей день. Был установлен единый тариф (стоимость пересылки оплачивал отправитель, наклеивая на уголок конверта почтовую марку), определена ответственность за пропавшие письма. Рухнули последние преграды. Письма могли теперь пересекать границы, свободно путешествовать без виз по всему миру.
Объединению мировой почты многим способствовал германский генерал-почтмейстер Генрих Стефан. Его портрет можно увидеть на марках разных стран. Генрих Стефан заслужил почетную награду, и его имя еще встретится на страницах этой книги. Далеко за примером не ходить — он один из изобретателей открытки...
ШЕСТЬ ИЗОБРЕТАТЕЛЕЙ ОТКРЫТКИ
Шесть изобретателей? Не много ли чести куску плотной бумаги с адресом, маркой и небольшим местом для письма? И тем не менее разным людям пришлось призадуматься, чтобы открытка стала такой, какой мы ее знаем. Открытке нет еще и ста лет.
Ее история — свидетельство того, что изобретать простое совсем не просто.
Немцы признают лишь одного изобретателя — Генриха Стефана. Действительно, Стефан первым высказал идею открытого письма. Это точно. Известен не только год, но даже месяц и день, когда он огласил свою идею, — 30 ноября 1865 года.
В этот день участники одной из конференций Германского почтового союза с интересом выслушали уничтожающий обзор недостатков закрытого письма. Надо выбрать бумагу, написать письмо, причем так, чтобы не обидеть краткостью адресата, сложить письмо, запечатать его в конверт, наклеить марку. Нет, закрытое письмо не обладает той простотой и краткостью, которые подчас требует переписка.
— Но можно ли освободиться от этих недостатков? Можно! — ответил самому себе Стефан и предложил ввести почтовую открытку.
Как будто усомниться в том, кто изобрел открытку, невозможно. Но прошел год, второй, третий, а предложение Стефана не осуществлялось. Значит, в бесспорной идее чего-то не хватало.
В 1868 году сказали свое слово еще два изобретателя. Книготорговцы Фридляйн и Пардубиц представили Прусскому почтовому управлению образцы продуманных ими бланков «Универсальной корреспонденцкарты». Чистой у такой открытки должна была быть только одна сторона—та, на которой пишется адрес. На обороте же изобретатели предлагали напечатать около трех Десятков фраз вроде:
«Удостоверяется получение последнего письма».
«Отправитель благополучно прибыл».
«Поздравляем наступившим радостным событием».
«Свидетельствуем сердечное участие по поводу печального случая».
И так далее. Одним словом, Фридляйн и Пардубиц предлагали письмо по принципу: ненужное зачеркни!
Нелепость? На первый взгляд, несомненная, но неспроста изобретатели предложили воспользоваться заранее напечатанным текстом. Открытка становилась печатным произаедением, а это позволяло отправлять ее не по высокой почтовой, а по низкой бандерольной таксе. Фридляйн и Пардубиц старались избавить открытку от ее главного недостатка — дороговизны.
Ничего не вышло. Прусские почтовые чиновники отвергли идею книготорговцев. Открытка продолжала ждать своей путевки в жизнь и дождалась. Эту путевку дал ей четвертый человек. 27 января 1869 года австрийская газета «Нойе фрайе прессе» опубликовала статью доктора Эммануила Германа, профессора национальной экономики высшей технической школы в Вене. В этой статье (она называлась «О новом роде корреспонденции») Герман предложил удешевить пересылку и применить к открытке бандерольную таксу. В открытом письме Герман назвал его «почтовой телеграммой», главное — краткость. Профессор ограничил «почтовую телеграмму» двадцатью словами.
Но тут выступил пятый изобретатель — Австрийское почтовое ведомство. Оно не только согласилось распространить на открытку бандерольный тариф, но и решительно возразило против ограничений в объеме. Не платить же специальным чиновникам за подсчет числа слов. Пиши сколько хочешь, все равно больше странички не напишешь.
Ну, а сколько слов можно уместить на открытке? Любителям курьезов небезынтересно будет узнать о рекорде австрийца Вальдхарта из тирольского городка Шварц. О, ему пришлось поработать! Он писал так мелко, что не мог за день написать больше восьми строк — уставали глаза. Напряжение было огромным. Близорукому Вальдхарту приходилось снимать очки.
Первая из заполненных им открыток содержала 3027 слов, вторая — 5700, но это были, так сказать, пробы пера, а вот на открытке-рекордсменке — 6852 слова. Они размещаются на 185 строчках. Чтобы написать на открытке 35 страниц печатного текста, ушел месяц. Но стоило ли затрачивать столько времени, чтобы стать героем анекдота?
1 октября 1869 года открытки поступили в продажу на Венском почтамте.
Надо заметить, что Герман весьма ревниво относился к умалению его вклада в создание открытки.
—■- В Германии изобретателем открытого письма считается генерал-почтмейстер Стефан, — заявил он в 1899 году студентам, поздравлявшим его с тридцатилетием изобретения, — а за мной признается только заслуга первого побуждения или толчка к осуществлению его проекта. Таким образом, мне приписывается присвоение чужой выдумки. Собственно говоря, я должен был бы гордиться таким великим противником, как Стефан, но не могу не заметить, что если бы он действительно был изобретателем, то его изобретение было бы не более мертворожденного ребенка, потому что именно то, что я считаю самым важным в открытом письме, — это не письмо само по себе, а стоимость его. Эти два крейцера составляют всю экономическую стоимость моего изобретения, они являются самой существенной чертой его, именно этого Стефан не понял. В то время как мне после упорного сопро-
тивления удалось провести приведенную выше оплату открытого письма, Стефан уже через полтора года вынужден был взять обратно свои письма в 10 пфеннигов (такса закрытого письма.— М. А.)—и снизить их стоимость наполовину.
Однако, несмотря на жизненность австрийских открыток, нашедших себе подражание и в других государствах, прошло еще несколько лет, прежде чем шестой изобретатель дописал историю открытого письма, сделав его иллюстрированным...
Франко-прусская война 1870—1871 годов увеличила число пишущих короткие письма. Для солдата открытка оказалась очень удобной. Некоторые из них, посылая вести родным, стали сопровождать их рисунками. Возможно, эта солдатская самодеятельность и подсказала решение шестому изобретателю.
Большинство историков почты сходятся на том, что иллюстрированные открытки появились именно в эту пору. Неясно только, кто же придумал иллюстрированные открытки — немцы или французы.
Если верить французам, иллюстрированные открытки впервые выпускал книготорговец Леон Бенардо из местечка Комчи в Бретани. Немцы утверждают, что изобретатель открыток с рисунками — книготорговец А. Шварц из города Ольденбурга
Предоставим французам и немцам спорить и дальше. Для нас же бесспорно одно: появившись в го^ы франко-прусской войны, иллюстрированные открытки быстро распространились по всему миру. Их успеху способствовали туристы, посылавшие открытки с видами далеких краев, и коллекционеры, собиравшие эти открытки.
Но географическими открытками дело не ограничилось. Очень скоро появились открытки, весьма и весьма интересовавшие полицию. Сохранилось немало таких открыток, выпущенных в 1905—1907 годах в России. Жандармы старательно выискивали авторов крамольных открытых писем Один из них — врач М. М. Чемоданов — был арестован и «в качестве обвиняемого в распространении открыток противоправительственного содержания» заключен в тюрьму. Этот талантливый художник-самоучка, публиковавший свои работы под псевдонимом Червь, был незаурядным мастером политической сатиры. М. М. Чемоданов умер в Бутырской тюрьме.
Несколько неожиданными открытками «обогатило» почту японское военное ведомство. Использовавшиеся в русско-японской войне, эти открытки являли собой образец казенного оптимизма. Солдат должен был позаботиться лишь об адресе и подписи. Обо всем остальном подумало начальство, напечатав в типографии следующий текст: «Сообщаю, что я жив, здоров; адреса не сообщаю, потому что не знаю, где буду находиться завтра, но ваши письма дойдут до меня, если верно перепишете все, что оттиснуто на почтовом штемпеле. Кланяюсь всем родным и знакомым».
Спустя десять лет, когда разразилась первая мировая война, царское правительство использовало этот, с позволения сказать, опыт. Открытки с напечатанными в типографии текстами можно увидеть в Музее Революции
Необычная открытка заставляет нас вспомнить о выдающемся путешествии отважного норвежца Тура Хейердала. Свой прославленный океанский поход он совершил на плоту «Кон- Тики», построенном из бревен бальзы — самого легкого в мире дерева. Девять бальзовых бревен пронесли экспедицию Хейердала от берегов Перу до Полинезии. Плот, вошедший в историю мореплавания, находится сейчас на вечном отдыхе — в столице Норвегии Осло для него выстроен специальный музей.
— Но какое отношение имеет знаменитый плот к почтовым открыткам? — вправе спросить читатель. На этот вопрос ответили другие известные путешественники — Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд, несколько лет назад посетившие Эквадор, родину бальзы.
В магазине сувениров города Гуаякиля им показали открытки из бальзового дерева:
— Когда в одной руке ты держишь фотографию Гуаякиля, а в другой дощечку тех же размеров, но в семь или восемь раз толще, то ты, конечно, полагаешь, что перевес на стороне дощечки, даже если бы тебе сто крат говорили, что — поверьте! —удельный вес бальзы, самого легкого на свете дерева —0,12.
Бумажная открытка опускается, беленькая дощечка на другой чаше весов легко летит вверх, снисходительно улыбаясь: вот тебе, Фома, в другой раз не сомневайся...
Слов нет, бальзовые открытки действительно большая редкость. Однако в заключение этой главы хочется рассказать о редкостях иного сорта, про которые можно сказать одно: пусть их будет поменьше!
В мае 1963 года весь мир узнал о нескольких с виду ничем не примечательных открытках, какие тысячами продаются в газетных киосках.
Обыкновенной внешности этих открыток соответствовал и вполне заурядный, ничем не обращающий на себя внимания текст. На открытке с видом на Котельническую набережную Москвы-реки, адресованной в Лондон некой миссис Н. Никсон, было написано по-английски:
«Прекрасно провожу время и даже обнаружил, что мне нравится водка. Москва на самом деле выглядит так, и вам следовало бы увидеть размеры улиц.
Все новости расскажу по приезде. С любовью Дик».
Столь же бесхитростным был текст и второй открытки с видом на Выставку достижений народного хозяйства СССР. Она также готовилась к отправлению в Лондон и предназначалась Некой мисс Р. Хаук:
«Очень интересно провожу время и наслаждаюсь. Здесь так много интересного, что даже трудно решить, с чего начать! Скоро увидимся. Джон».
Письма туриста, приехавшего в СССР, — такое впечатление оставляли эти открытки при первом знакомстве. Однако у заурядных открыток было далеко не обычное назначение. Летом 1962 года шпион Гревилл Винн вручил их шпиону Олегу Пеньковскому. Открытки предназначались для тайной сигнализации
Ножом режут хлеб, однако он может и убить человека. Так и с открыткой. Она предназначена для будничного, повседневного труда, но может стать и средством как низких, так и благородных поступков. Когда в 1963 году Советский Союз, Соединенные Штаты Америки и Великобритания готовили договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, под водой и в космическом пространстве, в адрес участников совещания приходили письма от тружеников всего мира. Без лишних слов выражала отношение к этому договору открытка с перечеркнутым грибом атомного взрыва.
Необычной открыткой стала вырезка из каирской газеты «Аль-Маса». В 1961 году, когда глава законного правительства Конго Патрис Лумумба был схвачен врагами и заключен в тюрьму, газета опубликовала петицию на имя генерального секретаря Организации Объединенных Наций Дага Хаммаршельда. Петиция гласила’ «Освободите Лумумбу, и пусть он займет свой законный пост! Разоружите варварские банды Мобуту! Конго — конголезцам, Алжир—алжирцам, Африка — африканцам!»
Оформив эту петицию в виде открытки, газета предлагала читателям вырезать ее, подписать и направить в Организацию Объединенных Наций.
Таковы некоторые весьма краткие штрихи биографии открытого письма, которое скоро отметит свое столетие. Надо заметить, что за эти сто лет открытка завоевала почетное место в арсенале средств современной почты.