Кромвель

I. Как развивались бы события (после 1645 г.), если бы не было Кромвеля? Разумеется, пресвитериане и миролюбивая часть народа стала бы искать мира с Карлом I. Правда, остается под вопросом, удалось бы им это (вместо индепендентов к власти пришли бы другие?), поскольку из рук уставших «дельных людей» штурвал должны были взять революционеры, своего рода «якобинцы», получившие право голоса именно благодаря таким дельным людям.

И. Кромвель становится (в 1648 г.) спасителем от анархии; она, правда, опасности не представляла, поэтому в нем не было необходимости. (? Но я вновь выражаю сомнение в этом: после истощения пресвитерианских сил радикалы разрушительного толка все же могли бы получить свои шансы, если бы не Кромвель и армия.) Левеллеров он вскоре призывает к порядку силой оружия, а фанатическая убежденность его сторонников сокрушает болтливых превитериан.

III. Почему Кромвель сделал ставку на одних только индепендентов?

Этот анархистский тип людей стеснял его меньше всего — они представляли общины, которые, подобно воздушным пузырям, могли всплыть в кипящем котле и вновь исчезнуть. Благодаря им Кромвель отделывался от всех предшествующих персонажей революции, от тех почтенных пуритан и пресвитериан, которые полагали, что без них дело не сдвинется.

Лишь в индепендентах обнаружил он смесь, состоящую из фанатиков, которых мог провести, и мошенников, чьими услугами мог воспользоваться. Наконец, только для индепендентов мог он одновременно выступать в роли религиозного главы, только здесь способен был каждый миг взывать к вдохновению, — и находить соответствующие места из Писания для своих проповедей перед битвами и другими важнейшими событиями. Инде- пенденты выделялись среди всего остального народа и армии своим безмерным самомнением.

IV. Англичане испытывают настоятельную потребность видеть в нем сказочного, грандиозного, исполненного великих предчувствий человека — ведь было бы унизительным открыть для себя истинный образ Кромвеля, затоптавшего политически-либераль- ный пафос и все возможные оттенки конфессионального сектан- ства, присущие остальным английским партиям, а также просто силой своей армии походя загнавшего в угол английскую революцию. Ко всему прочему, его представляют не только в качестве одного из самых одаренных англичан (каким он и был), но рисуют гением высшего порядка и национальным героем.

Бывают такие люди, которые рождаются, чтобы повелевать; он был одним из них. Особняком стоит вопрос о том, может ли нация, породившая такую личность, испытывать к ней чувство особого восхищения? Ведь ее господство покоится на двух основаниях: на собственном величии и на унижении огромной массы повинующихся.

Современные нам оценки личности Кромвеля можно классифицировать следующим образом.

Мнения тех, которые считают, что они в максимальной степени отвечают особенностям английского мировоззрения и даже интересам английской нации, когда возносят историческое событие как единое целое на недосягаемую высоту, а потому могут высказывать свои возражения против любого упоминания или выделения его «отдельных темных сторон», видя в этом проявление некоего педантизма. А если волна подобных настроений оказывается на подъеме и благодаря вмешательству прессы и другим средствам воздействия подхватывает недостаточно осведомленные или совершенно несведущие в этих вопросах массы населения, то тогда мы сталкиваемся со слепым восторгом перед заслугами той или иной личности, что произошло, например, на похоронах Виктора Гюго.

Другие обнаруживают в Кромвеле кроткий, в сущности, дух, правда, обремененный значительными недостатками, но в общем и целом видят в нем орудие замыслов Божиих, как в общерелигиозном, так и в узкоконфессиональном аспектах.

Есть и такие, которые усматривают в определенных событиях его жизни очевидные признаки лицемерия и притязания на трон и выражают в связи с этим свое отвращение к нему; для них он не более чем лицемер. Но поскольку его высокие дарования и реальную власть отрицать невозможно, с тем большей определенностью отсюда следует вывод о глупости и малодушии тогдашнего английского народа.

Следующий взгляд на Кромвеля ставит его на одну доску с Мухаммедом: они сохраняют общий стиль жизни, перешедший к ним из прошлых, более или менее фанатичных времен с привычной им формой благоговения; однако со временем в каждом из них начинают властно заявлять о себе профессиональные навыки правителя со всем сопровождающим их набором качеств, прежде всего, ясным рассудком - неизбежным и необходимым антагонистом набожной сдержанности. Далее, достигнутые успехи порождают некую разновидность благочестия и честности вторичного порядка, не запрещающую обрушивать ужасающие удары на головы других людей. Наставительность, однако, выглядит у Мухаммеда даже менее отталкивающей, чем у диктатора Кромвеля, чьи пуританские по духу изречения звучат поистине скандально, производя в то же время комический эффект. Цезарю, по крайней мере, не нужно было читать проповедь своим солдатам, несмотря на то, что он все-таки был pontifex maximus*12#.

Но все эти рассуждения оставляют в душе горький осадок: видно, что Кромвель был страшным человеком, он уничтожал все, что встречалось ему на пути или могло снова попасться на глаза, — начиная с Карла I и кончая ирландцами в Дрогеде и Вексфорде.

V. Сложности при нашей оценке Кромвеля связаны со следующими обстоятельствами: имея невероятно высокое мнение о каких-либо реальных политиках (к числу которых относился и он) in abstracto, мы обнаруживаем, что часто in concreto они не удовлетворяют нашим представлениям, поскольку мы не включали сюда многие отдельные моменты, связанные с осуществлением власти, или с тем сопротивлением, которое они должны были преодолевать, то есть, мы оставались в плену наших политиканских пристрастий, складывавшихся под влиянием воображения и нетерпения.

Кромвель, который прежде всего желал править и должен был обладать властью, со всей очевидностью пытался навязать ее своей нации максимально возможными способами.

У него была своя уязвимая точка: все неизбежно держалось на его собственной персоне и могло без нее пасть, а кроме того, он не мог никогда всерьез допустить возможности передачи своей власти по наследству. Он знал имена всех тех, кто возлагал все надежды на его смерть, а она могла наступить в любой момент в результате покушения. В таком состоянии духа он продолжал управлять как внутренними событиями в стране, так и внешней политикой со всей мощью, а часто и с великолепием. Английское государство обладало при нем могуществом, какого не достигало ни раньше, ни значительно позже.

' Верховный понтифик (лат.) - (высшее жреческое звание в Риме).

Одним из самых стойких предрассудков того времени был следующий — что законные налоги могут войти в силу только по решению парламента.

Но опорой Кромвеля все же всегда оставалась армия, которую он, как представляется, сохранял в полном составе несмотря ни на какой мир. Между ней и всякими парламентами сохранялся непреодолимый антагонизм.

Проживи он дольше, ему, возможно, пришлось бы использовать эту армию и для внешних войн, по всей вероятности, с целью расширения влияния протестантски-индепендентских идей. Ведь для него представляли одинаковую опасность как роспуск, так и содержание в пределах Англии бездеятельной армии. Но можно было восстать против «идолопоклонников», что означало бы, осуществлять войны, грабежи, всевозможные насилия против католических народов. Угрозы Кромвеля, обращенные к папе, заранее выдают такой ход мыслей.

Интересно, вел бы он такие войны лично, будучи протектором и держа в руках гражданский меч, или, скорее, перепоручил бы их своим адмиралам и генералам? По отношению к еще живущим в Англии католикам он был и оставался свирепым гонителем и не хотел терпеть в стране ни одного из них. При нем появилось правительство: хотя оно в течение долгих лет повседневно наносило смертельные оскорбления бесчисленному множеству людей за их убеждения, а в высшей степени — за интересы, которыми они жили, тем не менее, оно же позволяло им вести хозяйственную жизнь.

98.