Елизавете Английской
1. После битвы при Босворте Тюдоры могли совершенно определенно строить свою власть, исходя из отвращения нации к любой возможной гражданской войне. Нация была согласна мириться с.
чем угодно, только не с борьбой глав политических группировок. Народ отказывался от парламентских прав и защиты от судебного произвола, даже от спасения и блаженства души, лишь бы только правительство оставалось сильным, а штурвал корабля был в твердых руках. Куда он плывет — не имело большого значения. В этом смысле серьезные опасности возникали только при правительстве Эдуарда VI, потому что тогда главы политических группировок продолжали сражаться между собой; но сразу же после его правления Мария [Кровавая], утвердившаяся в своем абсолютизме, вновь получила право на все, что бы она ни пожелала.Благодаря вопросу о наследовании, Елизавета теперь оказывается не только на стороне, но и на вершине западноевропейского протестантизма. При существующей у Тюдоров системе истребления в самой стране всех тех, кто имел возможность притязать на наследство, династия в конечном счете попадала в зависимость от судьбы своего последнего представителя. При этом шотландские Стюарты, бесспорно, являлись ее ближайшими наследниками. Поэтому Елизавета никоим образом не хотела допустить, чтобы вопрос о наследовании стал предметом разбирательства. Бежавшая в Англию Мария Стюарт была схвачена и через некоторое время обезглавлена, а Яков VI оставался до поры до времени всего лишь весьма сомнительным наследником.
Елизавета — старая дева, королева, лишенная союзников, - выдерживает при появлении Армады свое величайшее испытание. Правда, никто не знает, что она была бы способна пережить, не будь спасительной бури в Ла-Манше. А теперь благополучие и ее самой, и абсолютного большинства нации оказываются связанными друг с другом.
II. Елизавета приняла в качестве наследства от Марии ненависть к себе папы, но из-за безрассудных претензий папства на роль третейского судьи и на распоряжение церковным имуществом вынуждена была отойти от Рима и отказаться от уступок, сделанных Эдуардом VI.
Ее действия ускорялись тем, что от имени королевы Шотландии, бывшей одновременно дофинессой Франции и племянницей Гизов, выдвигались притязания на Англию, а именно на быстрое овладение английским королевством; при этом свою дерзкую игру вели Генрих II и Гизы.
После некоторых размышлений Елизавета открыла в себе силу и упорство своего отца. При этом вызывает сомнение сама ее религиозность, а не только ее принадлежность к конфессии.
Прежде всего, она заранее знала настроение клира и была уверена, что он последует за ней; она рассчитывала на островной и антиримский образ мыслей англичан, на откровенную враждебность к ней профранцузски настроенного Павла IV и приняла смелое решение, хотя в то же время сама была сторонницей целибата.
В конфессиональном отношении принимается верховное право королевы. Елизавета является единственным источником истины и правомочности; тем самым оставшиеся верными Риму католики ipso facto становятся государственными изменниками, даже если они и не проявляют никакой активности. Серьезные кальвинисты, какими были пуритане, осознают тогда, что та петля, которую они помогали набросить на католиков, охватила теперь и их собственную шею. Елизавета не терпит «отклонений». Преследования ведутся вплоть до эшафота.
Задавленный ею парламент был послушным, и с тех пор все последующие парламенты стали ей откровенно преданными, несмотря на то, что она могла набрасываться на них, словно свора собак, и что суды и администрация чинили насилия, а порою были воистину развращенными. Англия материально процветала и стала деятельной и великой европейской державой даже при той ничтожной помощи, которую она оказывала различным политическим силам на континенте. Ее маленькая постоянная армия показывает, что не будучи народной, она тем не менее сумела обезопасить страну от внутренних неурядиц. Мыслящие англичане, между тем, скорее предпочитали иметь достаточно сильное правительство, чем становиться мячом в руках игроков из партий знати.
Личность Елизаветы едва ли располагала к себе. Она не терпела смеха, зато обладала внутренним свойством, присущим королеве, — душевной стойкостью. Когда ее охватывала дрожь, этого по меньшей мере никто не замечал; она, как и ее отец, никак не показывала, что нуждается в чьей-либо душевной поддержке и в утешении.
Ее министры, прежде всего Сесил, лорд Бёрли, находились в том счастливом положении, когда они в общем отождествляли свое благо с королевским; в худшем случае они оказались бы в проигрыше вместе с ней. Таким образом, они становились ее действительными сообщниками во всех делах, и Елизавета, со своей стороны, предпочитала делить власть не с исполнителями, а с фаворитами.
83.