Дополнения о происхождении и особенностях сегодняшнего кризиса

Длительный мир после 1815 г. внушил ложное представление о том, что достигнуто равновесие сил, которое может длиться вечно. Во всяком случае, с самого начала мало кто принимал во внимание подвижность духа народов.

Реставрация и провозглашаемый ею принцип легитимности, который представлял собой не что иное, как реакцию на дух Французской революции, восстановили в самой неадекватной форме определенное число прежних форм жизни и права и некоторые территориальные границы, обнаружив полную неспособность вычеркнуть из жизни более отдаленные последствия Французской революции. Ими являются фактически высокий уровень правового равенства (налоговое равенство, право на занятие должностей, равное распределение наследства), подвижность земельной собственности, промышленное применение всякой собственности, паритет концессий во многих уже сильно перетасованных странах.

Да и государство не хотело отказываться ни от одного из завоеваний революции, а главное — от понимания грандиозности масштабов принадлежащей ему власти, выросшей за это время, наряду с прочим, в результате террора и имитируемого всеми наполеоновского цезаризма. Это властное государство само постулировало равенство даже там, где оно предоставляло своей знати придворные и военные должности в качестве добычи.

Все это противоречило духу народов, которые вели войны с 1812 по 1815 гг. под знаменем высочайшего национального подъема. Пробудился критический дух, который не желал уже успокоиться, несмотря на всю потребность в покое, и прилагал отныне иной масштаб ко всему существованию. Казалось, что общественным вопросам придавалось еще мало значения, и даже пример Северной Америки мало что значил, однако выдвинутые собственными народами требования наполнили правительства беспокойством.

Если бы не интервенция великих стран, самые слабые из правительств, установленных в результате реставрации, были бы вскоре низложены; это Италия 1820/1821 гг., Испания 1823 г.

Правда, в этом случае возникает вопрос, сколь долго великие страны могли в общем сохранять единство, то есть, удерживать, сложившуюся после 1815 года систему. В сложившихся условиях особое значение приобрел восточный вопрос: всеобщее соотношение сил, реальное или мнимое равновесие могло в любое мгновение измениться самым недопустимым образом вследствие частичного или тотального преобразования Османской империи, которая стала доступной для возможного ad hoc' воздействия.

Поводом послужило восстание греков, действительными же основаниями были жажда власти и традиционная программа России, а далее и обнаружившееся в деятельности Каннинга стремление Англии к сделкам во внешнеполитических вопросах и в отношениях с континентальным либерализмом. При этом Англия упускала из виду, что подобным образом нельзя надолго удержать дело в руках.

Самую первую официальную брешь в систему 1815 г. внес русско-английско-французский договор от 1827 г., направленный на освобождение Греции, следствием которого были Наварин, русско-турецкая война 1828 и Андрианопольский мир 1829 гг.

Одного лишь удовлетворения общественного мнения было недостаточно, все ждали большего — особенно во Франции.

Несомненно, даже при самом корректном поведении Бурбонов в государстве постоянно витало ожидание взрыва; унижение 1815 г. должно было быть смыто крушением династии с ее пособниками. Отсюда и временное слияние либералов с бонапартистами. Правительство, не лишенное положительных черт, вызывало к себе ненависть из-за его потворства злопамятности эмигрантов и из-за того, что в нем видели выразителя интересов одной лишь католической церкви; оно воплощало смертельную вражду церкви к Французской революции.

И когда наступила Июльская революция 1830г., вызванное ею европейское потрясение по своему значению вышло далеко за рамки исключительно политического процесса.

Австрия, Пруссия и Россия внешне оставались теми же; но повсюду в качестве средства спасения признавалась необходимость конституции, насколько она могла приниматься всерьез.

Народы раздробленной Германии и Италии, у которых конституционная система носила жалкий характер или же ее не было вовсе, с завистью и удивлением взирали на Францию и Англию как на великие державы, которые одновременно были великими национальными и при этом конституционными государствами. В то же время подавление польского восстания определило последующую физиономию русской политики. Только одно устойчивое территориальное изменение произошло за это время: Бельгия отделилась от королевства Нидерландов.

Но конституция способна утолить пробудившуюся жажду свободы столь же мало, сколь и все земное. Прежде всего, французская Конституция была сама по себе весьма несовершенна: избирательный ценз был настолько узким, что позже парламентская палата не смогла помочь помешанному на поставленных ею целях правительству, поскольку сама опиралась на ничтожное меньшинство населения. К тому же, искусственно созданы были такие условия, когда программа правительства le paix а tout ргіх” вызывала ненависть. Луи Филипп мог бы передать обеспечение этой своей мирной программы парламентской палате, опирающейся на значительно более широкий базис, даже на всеобщее избирательное право.

В Западной Европе в 1840-е годы происходило формирование всеобщего политического радикализма, то есть, такого образа мыслей, который связывал все существующее зло с предшествующим политическим состоянием и его представителями и хотел обрести спасение посредством переворота и переустройства базиса в соответствии с абстрактными идеалами, но при этом уже с более активным привлечением политического опыта Северной Америки.

И с 1840-х годов, частично как следствие того состояния, в котором находились крупные фабричные города в Англии и Франции, начинается развитие социалистических и коммунистических теорий, которые превратились в полноценные общественные построения, будучи неизбежными спутниками и следствиями не стесняемого ничем сообщения. Реально существующая свобода давала достаточно большие возможности для беспрепятственного распространения таких идей, так что согласно Ренану, начиная с 1840 г. их общедоступность становится весьма ощутимым фактом. При этом господствовала величайшая неопределенность относительно того, какими и насколько значительными будут противостоящие силы и права. В какой мере [39] можно заблуждаться в своих правах на оборону, показал уже февраль 1848 года.

Это состояние нашло свое отражение в современной литературе и поэзии. Оно дало о себе знать в насмешливом тоне, неприкрытом брюзжании и мировой скорби в их новой, пост-байроничес- кой версии.

Между тем происходит опасное внутреннее опустошение в одной из господствующих консервативных держав - Австрии, появляются идеи панславизма, и прежде всего в русской официальной публицистике, а также, наконец с 1846 года, начинается движение в Италии. На сторону последнего становится в 1847 г. Англия, что равно решению помочь опрокинуть ту самую Австрию, которая одна только и могла еще вести дотируемую континентальную войну в пользу Англии. Начатая Каннингом и опирающаяся на выборное большинство либеральная английская внешняя политика была в то время продолжена Пальмерстоном.

В то время как европейский горизонт был целиком охвачен духом революции и предвестием социального краха, в Швейцарии началась гражданская война, сопровождаемая колоссальным, несоразмерным выражением симпатий и антипатий, и это только потому, что в ней видели показатель общего положения дел.

Но вот началась Февральская революция 1848 года. Среди всеобщего крушения она принесла с собой внезапное прояснение горизонта. Ее наиболее значительным, хотя и краткосрочным результатом было провозглашение единства Германии и Италии, в то же время социализм показал себя не столь могущественным, как предполагалось ранее, поскольку даже июньские события в Париже почти сразу же вернули власть в руки прежних монархи- чески-конституционных сил, а дух собственности и наживы начал развиваться еще стремительней, чем когда-либо.

Когда же Францию охватило новое беспокойство в связи с тем, что социализм, как казалось, оправился от своего поражения и твердо рассчитывал выиграть майские выборы 1852 г., этот кризис был заглушен государственным переворотом 2 декабря 1851 года. Единственно правильное решение, которое еще в 1848 г. могло заключаться в принятии и утверждении некогда существовавшей республики, уже далеко не соответствовало ухудшившимся обстоятельствам 1851 г.

Однако, из-за исключительно половинчатого характера проявления реакции, большинство государств оказалось в состоянии полностью противоречивом.

Наряду с тем, что все еще существовали династии, бюрократии и военное сословие, сохранял свое существование и внутренний кризис духа, полностью предоставленного самому себе. Общественность, пресса, безмерно разросшееся сообщение везде могли сказать решающее слово и настолько тесно сплелись с производством, что их уже нельзя было ущемить, не причинив ущерб последнему. Промышленность повсеместно стремилась участвовать в мировой индустрии.

Одновременно события 1848 года привлекли более пристальное внимание правителей к народу. Луи Наполеон отважился на предоставление всеобщих избирательных прав на выборах, и другие стали ему подражать; в больших крестьянских массах увидели консервативный элемент, правда, не приняв в расчет его возможное влияние после выборов на все и вся (учреждения, налоги и т. д.).

С ростом объемов всевозможных сделок у предпринимателей сложился следующий взгляд на вещи: с одной стороны, государстводолжно быть лишь прикрытием и гарантом их интересов и их образа мыслей, которые с этого момента естественным способом выступают в качестве главной цели, к которой стремится мир; предприниматели даже желали бы, чтобы этот образ мыслей стал господствующим в соответствии с конституционными установлениями государственной власти. С другой стороны, они преисполнены глубокого недоверия к практике конституционных свобод, ведь последние скорее могут быть использованы негативными силами.

Наряду с этим, в качестве универсального выражения и Французской революции, и реформационных требований Нового времени, оказывает свое влияние на изменения в обществе так называемая демократия, то есть, продукт слияния тысяч разнообразных источников, мировоззрение в высшей степени разнородное в соответствии с исповедующими ее слоями общества, но единое в одном. А именно, поскольку для демократии власть государства над единичным субъектом никогда не может быть слишком велика, она стирает границы между государством и обществом, вверяя в руки государства все то, что общество не станет творить по своему умыслу, но постоянно стремится все видеть в проблематичной и подвижной форме, требуя, в конечном счете, для отдельных каст особых прав на работу и на социальное обеспечение126.

Между тем, политическое положение в Европе становилось все более угрожающим, год 1848 существенно изменил и, в частности, глубоко потряс все сложившиеся политические позиции.

Самые сильные правительства должны были испытывать стремление к продвижению за пределы своих границ.

В такие времена вновь неминуемо заявляет о себе восточный вопрос — он выступает всякий раз, когда Европа бурлит.

Глубокое недовольство немецкой и итальянской наций (отныне представляемой Кавуром), достигло такой степени, что с ним обязательно должны были считаться и великие державы.

Все в совокупности правительства должны были стать в высшей степени едиными, чтобы утвердить существующие границы и так называемое равновесие.

Крымская война была представлена как последняя достигнутая цель, но в действительности главным здесь было упрочение Луи Наполеона на его новом троне, и основанием для него могли быть соображения либерального, клерикального и военного порядка.

Величайшей ошибкой Австрии, или же, если она не могла иначе, величайшим ее несчастьем было то, что она, вследствие постоянных внутренних потрясений, не могла поддерживать одну из сторон любой ценой, а ведь, возможно, именно благодаря своей поддержке западных сил или России она смогла бы преодолеть эти потрясения.

Англия обнаружила свою слабость, которую она выказывала во всех войнах, в которых участвовали большие массы людей, и, кроме того, она должна была оплачивать еще и внешнюю войну при усмирении индийского восстания. Таким образом полностью воспроизвелась бы испытанная форма ведения войны, когда, одновременно с осуществляющей морскую войну Англией, континентальную войну вела бы субсидируемая Англией Австрия.

Вместо Австрии, благодаря решающему шагу Кавура, в войну вступила Сардиния, и тем самым фатально завязался итальянский вопрос, разрешенный Парижским договором 1856 года.

В таком положении дел берет начало и в корне ложная политическая установка Луи Наполеона. Вместе с Англией он угрожал Фердинанду Неаполитанскому; однако, учитывая свое положение во Франции, представлявшее для него постоянную опасность, он делал упор на принцип национализма: ведь ввиду националистических брожений он должен был знать, что из этого принципа берут начало сильные Италия и Германия; он даже неоднократно предлагал Пруссии большие куски Германии. Короче, Луи Наполеон вел себя как ученый, например, как философ или естествоиспытатель, который констатирует существование различных сил в соответствии с тем, приятны они ему или внушают отвращение. Здесь же следует вспомнить его старое обязательство по отношению к итальянским тайным союзам, о котором ему напомнило покушение Орсини, в то время, когда он должен был дать гарантии французским клерикалам и всем консервативным силам. Прибавим к этому и его мнимое господство над всем, что вообще могло случиться.

Итальянская война 1859 г. представляла для него опасность во всех отношениях. Эта война еще больше потрясла его верного союзника Австрию, поскольку она усилила Пруссию, а Австрия предпочла бы уступить Венецию, чем дать в то время Пруссии за ее помощь право на первенство над всем Германским союзом. Луи Наполеон воздержался от решения возвратить итальянцам Венецию и весь Рим в целом, и при этом даже вынашивал идею союза итальянских государств под председательством папы! Но он уже не мог сдерживать итальянские события 1860 года, хотя общественное мнение по большей части приписывало их авторство ему, а Англия, собственно, и была той силой, которая, вопреки его амбициям и из соображений локальной популярности, помогла ему все завершить, нанеся при этом смертельный удар интересам Австрии, направленным на сохранение раздробленной на части Италии.

Все, предпринимаемое в дальнейшем Луи Наполеоном, характеризуется неопределенностью планов, которым занимались его нация и армия.

К североамериканской войне партий он присоединил еще и мексиканскую, когда он вместе с Англией хотел что-то сделать в Америке, а смог только одно: а именно, способствовать расторжению Союза. А тот факт, что Англия не прилагала при этом всех своих усилий, конечно, установить было невозможно, этого предусмотреть он не мог.

Как узурпатор, он оказался неспособен реально собрать вокруг себя партию внутренних преобразований или даже конституционных свобод, которая спасла бы его от заговоров, восстаний рабочего класса и т. д. Вместо этого, с каждым днем все более подозрительным становится его союз с клиром в результате сентябрьского соглашения 1864 г. И все же священники и крестьяне существенно определили результаты выборов на основе suffrage universelle.

Между тем, Россия в результате освобождения крестьян, освобождения прессы и польского восстания 1862 г. пришла в колебательное движение, литературным выражением которого стал в настоящее время радикальный панславизм; в какой мере правительство удерживает его под своим контролем или же само находится под его влиянием, остается под вопросом.

К этому присоединился уже не поддающийся сокрытию факт заката Англии вследствие воссоединения победоносного Союза (Североамериканских Штатов). В прямой пропорции с данными обстоятельствами обостряются проблемы Ирландии, а бурление рабочего класса становится все опасней.

И наконец, немецкий вопрос зашел по меньшей мере так далеко, что обе великие державы должны были непосредственно им заниматься.

Это происходило в конкуренции с вопросом о конституции, в особенности в Пруссии. Предприниматели и мыслящие классы общества посредством определения статей о бюджете и времени занятости фактически пытались подчинить себе государственную власть, и их успех доказал, что проблема национального единства является несравненно более значительной: она проглядывает сквозь все другие проблемы.

По истечению торжеств 1862 и 1863 гг., которые также названы были годами конфликтов, грянула Датская война, вызванная чрезмерной опрометчивостью датчан, которую совместно вели две великие державы.

Слабость Англии стала в настоящее время очевидной; все заранее знали, что она уже не может вести войны в интересах континентальных отношений, даже ради Бельгии. Луи Наполеон, однако, оставил на этот раз все на усмотрение немцев и а priori подписал лондонский протокол127.

И, наконец, прусское правительство и армия совершили великую немецкую революцию 1866 г. Это был урезанный кризис первостепенной важности. Правда, существовавшее до кризиса и имевшее прочные корни государственное устройство сохранялось бы в Пруссии и после этого, но оно было бы стеснено и потрясено внутренними негативными конституционными силами, в настоящее же время национальный вопрос намного весомей конституционной проблемы.

Кризис был вытеснен в Австрию, которая потеряла свою последнюю итальянскую территорию, а сейчас, вследствие своего многоязычия, попадает в значительно более опасную ситуацию перед лицом более однородных образований, в особенности Пруссии.

Луи Наполеону следовало бы быть более осторожным с его политическими «компенсациями»: если Пруссия и оставила за ним

Бельгию, то предусмотрительно взяла взамен Голландию. И сомнительно, чтобы его могли спасти крупные и рискованные мероприятия внутри страны, в любом же случае его уступки были неудовлетворительными.

Испанская революция 1868 г., в которой он обязан был принять участие, осуществлялась наверняка против его собственных интересов.

Однако, в 1869 г. Франция открыто выказала императору свою насмешку.

Еще раз он доказал свою легитимность на плебисците в мае 1870 г.; и все же оставалось сомнение, сколь долго еще фактор чрезвычайных интересов, который позволял ему до тех пор удерживаться у власти, будет поддерживать его вопреки сопротивлению духа городских масс и предоставлять ему материал для создания устойчивого, сильного правительства.

Во время обсуждения всегда болезненного для французов вопроса об иностранном влиянии он, по всей вероятности, был выведен из себя128.

В Германии тем временем напряжение достигло высших пределов; Южная Германия должна была или твердо примкнуть к Пруссии, или же отдалиться от нее. Перед национальным вопросом все остальное отступило далеко на второй план.

В это же время появилась кандидатура Гогенцоллерна, приемлемая для Испании в сопровождении всех связанных с этим событий.

Объявление Францией войны определило присоединение Южной Германии к Северной и судьбу войны в целом, поскольку вследствие этого она велась как исключительное дело всей нации.

Тем самым внутренние политические кризисы в Германии были надолго упразднены. Власть над внутренними и внешними отношениями могла теперь во вполне систематической форме конструироваться сверху.

Великий церковный кризис, по-видимому, совершенно затих наряду с прочими, и никто, наверное, даже и сам Рим, не знает, какие отношения будут складываться с вновь сложившимися структурами у облаченного в тогу совершенной власти папы129.

Франция лежит в руинах; ее влияние как великой державы на Италию и Испанию надолго сведено к нулю, но как образцовая республика она, возможно, еще не лишилась своего значения.