ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Человек в черной сутане неторопливо направлялся к главному входу Апостолического дворца, ничем внешне не отличаясь от иезуитов, круживших у входа. Он уже оставил толпу около собора Святого Петра и успел пройти первое охранение, у бронзовой входной двери.

Вход в помещение охраняли два швейцарских гвардейца со скрещенными алебардами. Оба были пышно одеты и могли, пожалуй, сравниться с солдатами элитных частей времен Возрождения, если б не автоматы, висевшие у них за спиной. Начальник караула взял у иезуита удостоверение личности и стал тщательно изучать, сверяя фото на карточке с внешностью предъявителя. Несмотря на жару, иезуит казался бледным как полотно, но это был обычный вид посетителей, приходящих в служебные помещения Ватикана. Начальник караула дал знак своему помощнику, стоявшему у него за спиной, и тот, вооружившись портативным компьютером, определил форму допуска посетителя. Офицер взглянул на экран, вскинул брови от удивления и, вернув иезуиту удостоверение личности, произнес:

— Проходите.

Гвардейцы раздвинули алебарды, и иезуит вошел в дверь, не подвергнувшись непременному обыску и проверке металлоискателем. Он пошел по широкому коридору, свернул налево и наконец подошел к небольшой часовне с узорчатой дверью, у которой высились два подсвечника с зажженными свечами. Иезуит постучал и отворил дверь. В призрачном свете свечей он увидел человека, стоявшего на коленях перед маленьким алтарем. Услышав шум за спиной, человек перекрестился, поднялся на ноги и повернулся к вошедшему. Перед иезуитом предстал высокий седой кардинал в ярко-красной сутане с золотым крестом на груди. На его лице с тяжелым волевым подбородком и коротко подстриженной бородой отражалось надменное высокомерие и уверенность в себе человека, высоко поднявшегося во власти.

— Ваше преосвященство.

Иезуит поклонился и притворил за собой дверь.

— Монсеньор, — ответил кардинал.

Оба говорили по-английски: иезуит — растягивая слова, что характерно для южноафриканского говора, а в речи кардинала слышался североевропейский акцент.

— Он здесь? — спросил иезуит.

— Не беспокойтесь о нем.

— А что с другим?

— Вот этим человеком займетесь вы.

Иезуит подошел к кардиналу и опустился перед ним на колени. Кардинал снял кольцо со среднего пальца правой руки и надел на его место другое — плоское и тяжелое, блеснувшее на свету. Иезуит припал к руке кардинала, закрыл глаза и благоговейно поцеловал кольцо, ощутив губами его знакомую форму. Свободной рукой он потрогал собственное кольцо, висевшее под сутаной на шее.

Затем он поднялся на ноги, перекрестился и попятился к двери. Перед тем как выйти, иезуит поднял правую руку, вытянув ее в сторону кардинала, и произнес короткую фразу на языке, который никогда не звучал под сводами Апостолического дворца, да еще вложил в эту фразу кощунственный смысл:

— Hann til ragnar?ks.

Иезуит затворил дверь часовни и пошел по длинному коридору; его шаги отражались эхом от каменных стен дворца. Наконец он вышел во внутренний дворик и направился к видневшейся вдали двери, складывая молитвенно руки, когда навстречу ему попадались местные служащие. Внезапно начали бить колокола на соборе Святого Петра, заявляя о независимости и самоволии Ватикана, как они это делали со времен падения Римской империи. Но вот этот звук утих и его сменил монотонный шум города, доносившийся из-за стен дворика.

Подойдя к двери, иезуит огляделся по сторонам, словно хотел убедиться, что никто его не видит, а затем вошел внутрь и, подобрав полы сутаны, стал подниматься по лестнице, направляясь в расположенный на втором этаже музей Ватикана. Иезуит попал в коридор, уставленный статуями и увешанный досками объявлений и афишами выставок. Людей — ни души: в музее был выходной. Иезуит подошел к двери с табличкой «CONSERVATORI» — «Хранилище». У двери он задержался, но его остановила не чуждая ему нерешительность, а нахлынувшая потребность насладиться своим достижением. Шестьдесят пять лет назад его предки, хотя и прошли триумфальным маршем по Риму, не смогли попасть в Ватикан.

Иезуит выпростал из сутаны левую руку, потянулся к лицу и провел указательным пальцем по шраму, тянувшемуся от глаза почти до самого подбородка. Надавил на шрам, чтобы почувствовать боль. Затем постучал в дверь.

— Войдите! — разрешили на итальянском.

Иезуит открыл дверь и тщательно затворил ее за собой. Комната, в которой он оказался, была завалена свитками, рукописями, картинами без рам, рамами без картин, толстыми книгами в заплесневевших обложках. За столом перед небольшой каменной статуей, пострадавшей от времени, сидел человек средних лет, одетый в джинсы и рабочую блузу. Поглядывая на статую, он что-то писал. Прервав работу, он поднял голову и сказал:

— Полагал, что мне сегодня не помешают. Что вы хотите?

— Вы главный хранитель? — спросил иезуит по-итальянски.

— Да.

— Это вы вместе с отцом О'Коннором присутствовали при обнаружении потайной камеры в арке Тита?

Человек за столом помрачнел.

— О нашей находке, похоже, известно чуть ли не каждому, а ведь это секрет, достояние церкви. О нем должны знать только избранные.

— Я тоже так полагаю, — ответил иезуит.

Раздался выстрел, за ним второй, и главный хранитель повалился на спинку стула с лицом, застывшим от ужаса. Не удержавшись на стуле, он грохнулся на пол, раскинув руки, и замер, уставившись в потолок остекленевшими безжизненными глазами. Спрятав «беретту», иезуит провел пальцем по своему шраму, сильно на него нажимая, чтобы почувствовать боль. Морщась от боли, он чувствовал удовольствие, глядя как кровь, струясь из груди убитого, растекается языками по каменным плитам иола.

Джек и Костас подплыли к айсбергу, уходившему вниз на несколько сотен метров к вершине порога, склоны которого, как представил себе, поежившись, Джек, опускались еще дальше, в мрачную холодную бездну, недоступную человеку.

Оба дышали нитроксом, поступавшим по шлангам из ГСА. Оборудование ММУ было добротным, с надежным компьютерным обеспечением, позволявшим дозировать нитрокс в зависимости от глубины погружения.

Однако Джеку и Костасу вскоре предстояло отсоединить эти шланги и далее пользоваться ребризорами, потеряв связь с ГСА, и в случае возникшей опасности надеяться лишь на самих себя. А опасность существовала, и о ней напомнил здравомыслящий Костас, воспользовавшись переговорным устройством.

— Джек, — сказал он, — при малейшем движении айсберга переходим на дыхание тримиксом, а если айсберг начнет переваливать через подводный порог, уходим на глубину. Помни, что тримиксом можно дышать на глубине до ста двадцати метров, что при возникшей опасности предоставит нам свободу маневра.

Сообщив Костасу, что понял его, Джек проверил крепления шлангов, входивших в отверстия шлема. Нитрокс, которым они дышали, являлся лучшей дыхательной смесью, рассчитанной как раз на ту глубину, на которой они теперь находились. Небольшое количество в ней азота увеличивало донное время, но не следовало забывать и о том, что повышенное содержание кислорода делает смесь токсичной на глубине, превышающей тридцать метров. Нитрокс подавался по шлангу, который тянулся от ГСА, следовавшего за ними на небольшом расстоянии. Второй шланг соединялся с ребризором на груди, который надо было задействовать, поднявшись на десятиметровую глубину. Ребризором, помнил Джек, можно пользоваться часами, это идеальный дыхательный аппарат на мелководье. Как и при дыхании нитроксом через шланг с вентиляционной системой, при пользовании ребризором отработанный газ не выдыхается в окружающую среду, а после обогащения кислородом снова подается на вдох, и, значит, аппарат этот можно использовать, когда они окажутся в недрах айсберга. Третий шланг предназначался для дыхания тримиксом, смесью, подававшейся из баллонов, находившихся на спине. Эта смесь позволяла погружаться на глубину до ста двадцати метров, но ею лучше не дышать в недрах айсберга, ибо отработанный газ не перерабатывается, а выходит наружу.

Перебрав в уме возможности дыхательных аппаратов, которыми они были оснащены, Джек неожиданно пришел к мысли, что все эти знания не помогут, если айсберг, когда они окажутся в его недрах, начнет движение, переваливая через подводный порог и погружаясь в пучину моря.

Подплыв к айсбергу, Джек и Костас увидели, что к его стене прикреплено металлическое кольцо диаметром два метра — тут поработали дайверы с ГСА, которых они заметили, подходя на «Акваподе» к глубоководному аппарату. Диаметр кольца определял ширину туннеля, который предстояло проделать машине, разработанной Костасом, способной действовать под водой и уже установленной в исходное положение. Ширина туннеля была рассчитана на двух человек, двигающихся рядом друг с другом.

Машина Костаса состояла из проходческого комбайна в виде трубы, соединенной с цилиндрической хвостовой частью шириной метр. Труба содержала сверхнагревательный элемент и набор лазерных резаков, предназначенных для измельчения льда и превращения его в талую воду. В хвостовом цилиндре располагался двигатель большой мощности, предназначенный для толкания машины вперед и отведения талой воды. В хвостовой части над направляющими находился светодиодный экран, позволявший наблюдать за прокладкой туннеля.

— Линию электроснабжения, соединенную с ГСЛ, и волоконно-оптический кабель будем использовать до последней возможности, — произнес Костас. — На ГСА должны видеть, что у нас происходит, но перед тем, как аппарат отойдет, включим аккумулятор. С тобой все в порядке?

— Костюмный подогреватель работает превосходно, — ответил Джек и поежился, вспомнив, как его обдало леденящим холодом при погружении в воду.

— Не замерзнем и в туннеле, — подхватил Костас. — Поможет нагревательная спираль. Температура воды в туннеле должна быть ниже нуля. Вода айсберга пресная и замерзает быстрее соленой. В айсберге без спирали замерзнем, не успев и глазом моргнуть.

— Спасибо, утешил, — ответил Джек и скептически посмотрел на нагревательную спираль, состоявшую из пучка нитей накала. Спираль свешивалась с чудо-машины Костаса. Предполагалось, что она станет функционировать, получая питание от машины, когда Джек и Костас окажутся внутри айсберга, и не позволит талой воде замерзнуть.

— Спираль должна работать, — добавил Костас. — Теоретически.

— Надеюсь, что практика не разойдется с теорией, — уныло ответил Джек.

Костас нажал клавишу на своем переговорном устройстве и перешел на связь с ГСА.

— Бен, — сказал он, — мы приступаем к прокладыванию туннеля. Согласно расчетам, мы поднимемся по нему на десятиметровую глубину через двадцать минут. Конец связи.

Чудо-машина Костаса прокладывала туннель. Джек, оглянувшись, посмотрел вниз: к оставшемуся далеко позади входу в айсберг, мерцавшему голубым призрачным светом, неслась, совершая круговорот, взвесь микрольдинок, обволакивая тянувшиеся от ГСА силовой кабель и составные шланги, доставлявшие нитрокс и отводившие обработанный газ, — связующие звенья двух искателей приключений с оставленным позади внешним миром.

Машина прокладывала туннель в айсберге под углом 45 градусов, проходя более двух метров в минуту. В свете лобовых фонарей стены туннеля казались ослепительно белыми, но Джек знал: не будь этого освещения, они с Костасом оказались бы в кромешной тьме, в мрачной жуткой темнице, окруженной массивом льда, не пропускающим солнечные лучи.

— Мы поднялись на десятиметровую глубину, — сказал Костас. — Пришла пора переходить в горизонтальную плоскость и отсоединяться от ГСА. — Приняв это решение, он изменил положение лазерных резаков.

Джек наблюдал за прокладкой туннеля на светодиодном экране, демонстрировавшем объемное изометрическое изображение айсберга, аналогичное тому, что им показывал накануне Лановски. Изображение на экран передавалось с «Морского странника II», осуществлявшего акустическую локацию айсберга. СВЧ-сонар судна принимал звуковые волны, отраженные от многочисленных точек, где эти волны встречали различное по силе сопротивление, вызванное расщелинами и трещинами. Пользуясь этими данными, Лановски разработал маршрут прокладки туннеля, минимизировав вероятность прохождения через трещины с замерзшей талой водой. И в самом деле, путь, который Джек прошел вместе с Костасом, пролегал сквозь толщу монолитного льда, крепкого, как скала, образовавшегося тысячу лет назад.

Изменив положение лазерных резцов, Костас вновь перешел на связь с ГСА.

— Бен, это Костас. Как слышно меня? Прием.

— Костас, говорит ГСА. Слышим вас хорошо.

— Мы переходим в горизонтальную плоскость. От ГСА отсоединяемся.

— Ваше местоположение нам известно. За вашим продвижением следим на экране. Костас, мы получили метеосводку от капитана «Морского странника II». Ожидается усиление восточного ветра. Может, этот ветер и не представляет опасности, но капитан принял решение отвести судно еще на милю от берега, чтобы обезопасить его от возможной активизации ледника. Если возобновится сползание глетчера, ваш айсберг может прийти в движение. Подумайте, может, стоит вернуться?

Взглянув на Джека и заметив его отрицательное движение головой, Костас твердо ответил:

— Мы продолжим путь. До цели осталось пятьдесят метров. А вот вам лучше уйти.

— Вас понял. Когда выберетесь из айсберга, поднимите на поверхность радиобуй. Встретим, подвезем составные шланги. Конец связи.

Костас щелкнул переключателем на приборной панели и отсоединил от проходческого комбайна силовой кабель. Машина замерла, и Джек тотчас увидел, как вода в туннеле начала замерзать. Однако этот жуткий процесс вмиг прекратился. Снова раздался шум двигателя и скрежет лазерных резаков, и взвесь микрольдинок вновь понеслась к выходу из туннеля — заработал аккумулятор.

— Переходим на пользование ребризорами, — произнес Костас.

Джек, как и его напарник, открыл выпускной клапан ребризора, нажал на кнопку под шлемом, задышал кислородно-нитроксной смесью, в которой превалировал кислород, затем закрыл клапан подачи нитрокса, поступавшего по шлангу с глубоководного аппарата и, наконец, как и Костас, отсоединил этот шланг, бросив его к ногам. Оба шланга, извиваясь, заскользили вниз по склону туннеля, и взвесь микрольдинок заколыхалась, словно под воздействием ветерка. Но вот шланги скрылись из виду, и поток, обретя стабильность, плавно распределился по всей ширине туннеля.

Тем временем Костас снова вышел на связь с ГСА.

— Бен, — сказал он, — мы отсоединились. Связь тоже вскоре прервется. Мечтаем, вернувшись, выпить горячего пунша. Распорядись.

— Вас понял, — ответил Бен. — Желаю удачи. Конец связи.

После того как Джек и Костас отсоединились от ГСА, им осталось рассчитывать лишь на себя и на свое снаряжение. Как только Джек увидел, как шланги, по которым подавался нитрокс, скользя и извиваясь, ползут к выходу из туннеля, он ощутил неуверенность в своих силах, предвестницу клаустрофобии, с которой ему постоянно приходилось бороться, когда он оказывался в замкнутом пространстве. Он вспомнил, как едва не испустил дух от ужаса, оказавшись в жерле вулкана, и только находившийся рядом Костас помог ему справиться с паникой.

— Мы у цели, — наконец сказал Костас, приведя Джима в нормальное расположение духа.

На светодиодном экране появилось изображение бесформенного предмета, окруженного замерзшей талой водой, — изображение, полученное сонаром и поразившее воображение Чини, который демонстрировал его на борту «Морского охранника II». Но даже сонар был бессилен дать четкую картинку таинственного предмета. Зато в центре имелось красное перекрестье (обозначавшее место, где брали пробу), а чуть выше — зеленое.

— Когда доберемся, — произнес Костас, — займемся только фотографированием, да еще возьмем с собой то, что окажется возможным забрать. О научных исследованиях сегодня даже не помышляй.

— Я и не помышляю, — ответил Джек. — Возьму два-три образца дерева, и только.

— Пока станешь заниматься этой работой, я постараюсь растопить лед вокруг и внутри корабля, если только это корабль. Взглянем, что он из себя представляет, и отправимся восвояси. Мне не терпится выпить пунша.

Машина Костаса теперь работала в автономном режиме и походила на тихоходный подводный скутер, все дальше и дальше углублявшийся в толщу айсберга. Машина крошила лед, превращая его в талую воду, та пузырилась, и Джек внезапно уразумел, что воздушные пузырьки являются частью того самого воздуха, которым дышали первобытные люди, собиратели и охотники, закинутые судьбой в суровый ледяной мир многие тысячи лет назад. Джеку показалось, будто он переместился в далекое прошлое. Перемещение во времени, по крайней мере пока, лишь фантастика, а для него в этом туннеле оно стало явью — в любом другом месте такая возможность представиться не могла.

Неожиданно лед впереди машины стал гладким, словно стекло; в свете лобовых фонарей он отливал голубым.

— Лед, образовавшийся из талой воды, — пояснил Костас. — На нашем пути впервые. Должно быть, одна из тех трещин в айсберге, о которых вещал Лановски.

Машина продвинулась еще на два метра, и Джек увидел во льду изогнутую темную массу. Придя в возбуждение, он опустился на дно туннеля, подплыл к ледяной стене и прижался к ней лобовым фонарем.

— О боже! — воскликнул он.

— Что случилось? — спросил Костас.

— Да это и в самом деле корабль, деревянный корабль! Посмотри, доски обшиты край на край, а по ним ряды заржавленных железных заклепок. Это корабль викингов!

— Доски обуглены, как и тот образец, что извлекли из айсберга наши люди, — подхватил Костас. — Этот корабль горел. Теперь понятно, почему он погребен в чистом, прозрачном льду. Корабль окружен не только замерзшей талой водой из расщелины в айсберге, но и замерзшей водой, растаявшей вокруг во время пожара, насколько я понимаю, длившегося недолго, когда корабль затерло льдами. Сейчас увидишь его поближе, до него восемь метров.

Костас взял в сторону, чтобы не протаранить корабль, поравнявшись с которым Джек увидел, что нос корабля сломан и задран кверху. На корабельном дереве виднелись фигурки животных и звериный орнамент.

— Урнес! — возбужденно воскликнул Джек. — Эти рисунки характерны для изобразительного искусства норвежцев, своеобразного стиля, возникшего в середине одиннадцатого столетия. Спасибо Марии. Она вчера, не пожалев времени, рассказала мне об искусстве викингов. — Джек задрал голову и продолжил: — Взгляни на форштевень.

Направив лобовой фонарь на сломанный и задранный кверху нос корабля, Костас присвистнул. Носовая часть была украшена выдвинутой вперед фигурой разъяренного волка с прижатыми ушами и оскаленной пастью.

Должно быть, это Фенрир, волк, которого держали у себя скандинавские боги, — предположил Джек, снова вспомнив Марию. — Вероятно, викинги полагали, что фигура этого волка убережет их корабль от ударов судьбы.

Машина поднялась выше, стала медленно продвигаться над кораблем, и Джек вместе с Костасом сквозь тонкий прозрачный лед увидел удивительную картину, похожую на диораму в музее, изображавшую кораблекрушение, только не музейного, а фактического размера. Видимость по обе стороны от машины была превосходной, достигая пяти-шести метров. Некоторые секции корабля оказались неповрежденными, другие были обуглены или сломаны льдом, который, должно быть, обрушился на корабль, перед тем как вода после пожара замерзла. Джек то и дело снимал корабль с помощью цифровой фотокамеры, вмонтированной в шлем. Сделав очередной снимок, он произнес:

— Это классический скандинавский корабль, построенный в одиннадцатом столетии. Но он шире и больше осадкой по сравнению с кораблями, которые выдают в Голливуде за корабли викингов. Такие корабли обладали хорошим ходом, но у них был существенный недостаток: низкие борта, не позволявшие выдержать сильный шторм. И все же это были корабли океанского плавания, которым было по силам, совершив длительный переход, пересечь Северную Атлантику.

— Корабль чинили, — добавил Костас, глядя сквозь лед. — Доски настила носовой части палубы отличаются от других. Возможно, корабль столкнулся с айсбергом. А вон весло, посмотри.

— Это рулевое весло, — пояснил Джек. — Корабли викингов не были снабжены стационарным рулем, и это весло прикреплялось к корме перед выходом в море. Как видишь, оно лежит на палубе. Корабль погиб не в море.

Вглядываясь в находившуюся под ними удивительную картину, Джек и Костас заметили на палубе корабля вмерзшие в лед шкуры, меха и даже посуду: деревянные тарелки и разбитые керамические сосуды. Костас осторожно растопил лед в центре палубы, и Джек, вглядевшись, признал в одном из сосудов амфору.

— Византийская амфора для вина! — с восторгом произнес он, подняв крышку сосуда. Показав ее Костасу, Джек спрятал амфору, засунув в костюм. — Как эта амфора оказалась в Гренландии?

— Вероятно, викинги были не дураки выпить, — философски заметил Костас. — Возможно, они хранили в ней пиво.

— Многие викинги странствовали по свету и постепенно переняли чужие обычаи и привычки, — добавил Джек. Он задумался, представив себе поистине невозможное, но его размышления прервал возглас Костаса.

— А это что за штуковина?

Он показал на длинную деревянную рукоятку предмета, утопленного во льду, и начал осторожно расплавлять лед вокруг. Открывшийся взору предмет оказался позолоченным боевым топором с орнаментной отделкой по обеим сторонам.

— Это боевой топор викингов, — уверенно определил Джек. — Он железный, а позолота предохраняла его от ржавления.

— На нем что-то написано.

— Мьелльнир, — прочитал Джек. — Надпись на греческом языке, но слово это из скандинавского лексикона. Мьелльнир — боевой молот Тора, величайшего бога, который, как надеялись скандинавы, победит силы зла в последней битве перед концом мира.

— А что за птица над надписью?

Джек поднес топор ближе к глазам.

— Просто не верится, — наконец сказал он. — Это — двуглавый орел, эмблема византийского императора. Одна голова — символ Рима, а другая — символ нового Рима, Константинополя. Костас, нам посчастливилось: мы нашли боевой топор викинга, служившего в варяжской гвардии при дворце византийского императора.

— Посмотри на другую сторону топора. Там тоже какая-то надпись.

— Это руны. Я не эксперт, но мне кажется, я видел подобную надпись в Айя-Софии в Константинополе. Это подпись Хальвдана, викинга, испоганившего балюстраду собора в одиннадцатом столетии.

— Значит, это боевой топор Хальвдана, — глубокомысленно сказал Костас. — Как же этот викинг оказался в Гренландии? Видно, непоседливый был малый.

— Костас, на корабле должен иметься степс, да и поперечная балка в центре, а вместо них — сооружение прямоугольного вида. Я догадываюсь о его назначении, но хорошо бы взглянуть вблизи.

Костас направил машину к заинтересовавшему Джека сооружению, находившемуся чуть впереди. Джек опять оглядел боевой топор, едва веря, что нашлось такое сокровище, а затем, изловчившись, поместил его себе на спину под ремнями баллонов с тримиксом. Но вот машина оказалась над прямоугольным сооружением, Джек стал внимательно всматриваться и неожиданно увидел рядом сразу несколько бесценных предметов, относившихся, как он мигом определил, к материальной культуре викингов: позолоченную кольчугу, позолоченный конический шлем и расшитый золотом алый кусок материи, похожий на плащ. Однако Джек не успел порадоваться новой находке, как машина внезапно остановилась, и он услышал взволнованный голос Костаса:

— Сейсмограф подал сигнал опасности. Правда, возможно, прибор сработал от колебаний машины. Сейчас узнаем.

Один из светодиодов на приборной панели ритмично вспыхивал красным. Взвесь микрольдинок, уходившая к выходу из туннеля, потеряв обычную плавность, стала кружиться, словно в водовороте.

— Сейсмограф не унимается, — озадаченно сказал Костас.

Внезапно раздался скрежет, вода в туннеле заволновалась. По спине Джека пробежал предательский холодок.

— Матерь Божья! — неожиданно вскричал Костас. — Никак айсберг пришел в движение. Мы…

Слова Костаса потонули в оглушительном шуме, похожем на пронзительный вой рассерженных духов, заметивших посторонних, что дерзнули вторгнуться в их владения. Стены туннеля стали крошиться, и отколовшиеся льдинки полетели сквозь воду, словно шрапнель. Одна льдинка угодила Джеку в бедро, пронзив, как масло, кевларовый экзоскелет, и Джек увидел, как вода окрасилась в красный цвет. Машина накренилась и замерла.

Оглушительный шум сменился мертвой тишиной. Туннель сузился, Джека прижало к Костасу. Они лежали, опустившись на дно туннеля и уткнувшись головами в лед, под которым виднелось сооружение, назначение которого Джек так и не выяснил. Прожектор машины погас, и свет исходил только от лобовых фонарей. Джек с неимоверным трудом обернулся и обомлел: туннель позади почти целиком разрушился. Уцелела лишь ближняя часть длиной от силы три метра, но и в этом малом пространстве вода, казалось, стремительно замерзала. Джек содрогнулся от ужаса: он вместе с Костасом вмерзнет в лед.

— Айсберг, придя в движение, уходит на глубину! — крикнул Костас. — Подключись к тримиксу.

И тут Джек явственно ощутил, что его прижало к стене туннеля — выходит, айсберг накренился, преодолевая порог. С трудом подняв руку, Джек сквозь шугу, в которую превратилась вода, добрался до клапана под шлемом. Костас, видно, имевший большую свободу движения, помог ему снять ребризор, а затем открыл свой собственный клапан и тоже задышал тримиксом.

Когда Джек и Костас перешли на дыхание тримиксом, отработанный газ стал выходить наружу, образуя мало-помалу воздушный карман, препятствовавший заполнению туннеля водой. «Но это только отсрочка, — пронеслось в голове у Джека, — отсрочка неминуемого конца». Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Его придавило льдом, и каждый вздох давался с неимоверным трудом. Он повернул голову: Костаса видно не было. Переговорное устройство вышло из строя, и Джек слышал только свое дыхание да отдаленный гул пробудившихся титанических сил, приводивших айсберг в движение, а их с Костасом замуровавших во льду без малейшей надежды на избавление.

Джек начал слабеть, из груди вырывался хрип, голова кружилась. Теперь он лежал на спине, устремив остекленевшие глаза к потолку, и вот на этой гладкой зеркальной поверхности изо льда он увидел чье-то изображение. Да это он сам, сообразил Джек. Изображение заколебалось, стало расплываться и наконец изменилось, приняв иной вид. Теперь сверху на Джека смотрел человек в красной одежде, ниспадавшей свободными складками. Бледное лицо с окладистой бородой обрамляли длинные, до плеч, золотистые волосы. Черные глаза горели как угли. Да это викинг с погибшего корабля! Он тянет руку, он явился за ним, за Джеком, чтобы препроводить в таинственную Вальхаллу, где он найдет умиротворение и покой.