Англия накануне Первой революции
Королевская власть далеко не так почиталась в Англии в качестве единственной опоры нации, как это было свойственно Франции: для англичан важнее было их островное положение. При этом, в отличие от Франции, передача провинций как отдельных наследственных ленов отпрыскам королевского дома не нарушала единства страны.
Поэтому даже дух величайшей враждебности к правящей власти, сохраняющийся удома План- тагенетов, не был в состоянии расколоть королевство. Здесь нет ни принцев крови, ни побочных династий, законно владеющих отдельными областями, ни даже таких, которые имели бы устойчивую привычку к заговорам в союзе с заграницей. Конечно, время от времени возникают союзы с иностранными державами. Плантагенеты и Тюдоры уже вымерли, наследники Стюартов немногочисленны. Нет принцев крови, и тем более — мятежных.Преимущество английского парламента перед французскими ЁіаГв generaux[97] [98] заключается в редко прерываемой периодичности его заседаний и во взаимной уживчивости обоих главных дворянских домов, основанной на осознании их общих интересов. Лорды не объявляют критику третьего сословия, как это сделала французская знать по отношению к Tiers-etat" на Генеральных Штатах 1614 г. Скорее можно говорить о неудержимом росте чувства умозрительного превосходства палаты общин над палатой лордов. Английский парламент обладает также тем преимуществом, что опирается на укоренившиеся издавна традицию и взгляды, по которым корона и народ связаны между собой отношениями взаимного договора.
Англия не приходила к единству усилиями отдельных князей и не была спасаема ими, как это часто бывало во Франции. Но у нее, за исключением небольшого периода правления Елизаветы, не было и необходимости закрывать собой бреши, обороняя всю Европу от натиска Габсбургов, а, соответственно, не нужно было приучаться терпеть ожесточеность всех сословий в своей внутренней жизни.
Буржуазия в Англии была с давних пор значительно более развитой, чем во Франции, хотя и менее культурной; она несла в себе протестантский дух.Пуританский образ мыслей, считающий себя вправе реально протестовать единственно против одного — верховной власти короны над церковью, нес в себе заряд поступательного и восходящего движения, а его следствия неизбежно были республиканскими. Он взял бы на себя смелость подняться даже над абсолютно корректной в своем поведении королевской властью, исходя из ощущения своего умозрительного превосходства над ней. Пуританизм в общем не способен видеть рядом с собой и переносить что-либо, отличное от него — все это он определяет как идолопоклонство и настаивает на его искоренении. К такого рода представлениям присоединяется и ужасное самомнение людей, считающих себя «избранными». Именно такая партия, а не англиканско-роялистская и арминианская, ставит своей задачей похоронить английский католицизм, а короли, по естественному порядку вещей, вынуждены его защищать. Но этот королевский ход входил в замыслы пуритан: защита католицизма со стороны короны стала впоследствии главным рычагом для свержения королевской власти. Никакой мудрый правитель не мог бы править обществом, сохраняя в нем эту партию в качестве некоей «уже существующей реальности». Королевская власть была ей не по вкусу, потому что происходила не от нее. Уже лолларды некогда заметили: populares вправе corrigere” князей, забывших свой долг.
Истинным ядром и главной побудительной силой этой партии является индепендентский образ мыслей, который позже несколькими решительными движениями сбрасывает свои предыдущие оболочки (пресвитерианизм и др.)
Парламенты при Тюдорах терпеливо переносили все происходящее, и тем самым подлинная парламентская традиция была прервана. Ну а в названное время она не только оживляется, но и дает новые ростки — достаточно вспомнить решения 1621 г.
Практика парламентских слушаний нисколько не была забыта, поскольку сохранялась в ограниченных сферах (управление графств и городов и др.), но к ней присоединились пуританские начала, дополнившие ее волей и энергией.
96.