149. Наполеон и Русский поход
Весь мир пережил чудовищный сдвиг, приведший его в состояние неслыханного принуждения. Но Наполеон еще собирался привести его к полной завершенности и потом передать по наследству своему сыну.
Все должно было получить настолько прочное основание, что даже возможные посредственные дарования его сына не смогли бы повредить целому. Это было торжество колоссального эгоизма, свободного от всяких нравственных размышлений, если цель стоила того. Все решало безоговорочное чувство власти, пусть и исходящее от личности гигантского масштаба, но, тем не менее, переродившееся в жажду риска. Фуриями такого чувства власти были фантазия и нетерпение, но совсем не помешательство; а именно, — оно не было похоже на помешательство римских императоров, рождавшееся из упоения и страха перед заговорщиками. При достижении своих великих, но ложных целей, Наполеон действовал не только рационально, но и гениально, если бы только эта ложная цель не налагала свой отпечаток на применяемые им средства. Его интеллект и трудоспособность не знали упадка; в походах с 1813 по 1815 гг. он часто проявлял пик своих способностей, и все же временами он обнаруживал слабость своих сил. Но очень часто и в самые решающие моменты его жизни ложная цель, поставленная им как политиком, могла губить его полководческий талант, что в полной мере и проявилось в его русском походе. Он боялся, что если он не возьмет Москву, остановившись на зимние квартиры в Вильно, Витебске и Смоленске, это произведет в Европе нежелательный для него эффект. И даже оставаясь в почти выгоревшей Москве, он еще больше приближал свою гибель, когда хотел максимально долго продлить иллюзию обладания городом.Русский поход был в целом самым безрассудным его предприятием, рожденным его страстью, которое он осуществил, затратив на это колоссальные духовные и материальные средства. Но даже признавая, что его призванием является покорение всей Европы, ему не следовало бы соглашаться с этим.
Правда, Тьер полагает, что если бы Наполеон, вместо войны с Россией, настойчиво продолжил бы испанскую войну и континентальную блокаду, он сломил бы Англию и тем самым обезоружил бы Европу. Тогда он смог бы также сберечь достаточно времени и разумных сил, чтобы с высоты своей власти суметь пойти на такие неизбежные жертвы, которые примирили бы народы с его господством и заодно продлили бы его срок.Но именно Испанская война отомстила за себя Наполеону, превратившись в преступление, — она отравила его существование, перестав быть предметом честолюбивых фантазий. Война в Испании приводила его в полное ожесточение; он не мог справиться с ней даже во время своего недолгого пребывания в Испании в 1808/ 1809 гг. И вообще люди, подобные Наполеону, не испытывают соблазна исправлять то, что уже было испорчено или должно быть испорчено стараниями других людей: он начинает все заново, но не любит выпрямлять уже искривленное. Этому противится его восприятие войны как искусства.
Конечно, чем должна заниматься армия и как она должна снабжаться — на все это следовало ответить в Испании, как и в России. И маршалы, и рядовые солдаты охотно остались бы дома, но остальной, честолюбивый состав армии вовсе нельзя было рассматривать только как второстепенную причину войны с Россией. Во всяком случае, она с лихвой возмещалась тем, что всякая война пробуждала внутри страны надежды различных партий и, пока был жив Наполеон, все ставила под вопрос.
Прежде всего, самым важным было то обстоятельство, что Наполеона мучила идея-фикс, согласно которой, после его предположительно скорой смерти, император Александр должен был стать во главе коалиции, направленной против французского господства. Но ведь ее Наполеон мог бы разрушить совсем иным способом — если бы завязал человеческие и даже дружеские связи с Пруссией, Австрией и Швецией и нашел бы в этом для себя утешение. .
И совершенно лишен смысла вопрос о том, что бы он стал делать с Россией, если бы все пошло успешно и он занял бы Москву, Петербург и другие регионы России, а Александр вынужден был бежать в Казань или в Астрахань. Можно сказать, что совершив бегство, Александр обезопасил себя больше, чем если бы он пошел на уступки. Таким образом, Наполеон неверно судил и о нем, и о русских в целом.
Наполеон был убежден, что держит в своих руках всех князей, поскольку, по его мнению, они были напуганы демократическими устремлениями своих народов (с Австрией дело обстояло именно так), но он не хотел знать, что обратил против себя отчаяние и ярость этих народов, которые при определенных обстоятельствах должны были увлечь за собой и князей. Замыслив что-то, он уже не мог смириться с существованием какого-либо противоречащего ему замысла.