128. Assemblee legislative (Законодательное собрание) и клубы
Любое Собрание должно придерживаться определенных форм организации и опираться на принципы, но само оно, ввиду его [122] [123] избрания на территории всей страны, все-таки всякий раз оказывается неоднородным по своему составу.
Поэтому эти Собрания по необходимости должны уступать первенство бесцеремонным клубным вожакам, которые, по-видимому, более непосредственно могут выносить на обозрение то или иное положение вещей, поскольку в самих этих личностях находят свое воплощение самые животрепещущие проблемы, другими словами, само поступальное движение событий. Эти главари клубов оказываются в дальнейшем совершенно неразборчивыми в применении средств всеобщего принуждения и имеют у себя под рукой организованные толпы мятежного люда из огромного города.При всем том нужно признать наличие в клубных вожаках такого высокоразвитого властного начала, которого нисколько не беспокоит сиюминутность и беспочвенность его существования — оно сохраняется до тех пор, пока держится страх.
Разумеется, им очень пригодилось то, что они (благодаря влиянию своих клубов) имели возможность управлять, поскольку иначе не было бы уже никакого правления; их изображение можно встретить в каждой деревне. Можно поспорить, следует ли считать правлением такую организацию власти, когда любое дело получает скорое разрешение посредством эффекта страха; то или иное число индивидуумов подвергают ему целые города, приложив к этому личные усилия.
По убеждению таких людей, Законодательное собрание не соответствует своему предназначению, хотя бы потому, что каждый раз оно избирается в условиях, не подверженным прогрессивному движению, в то время как само руководство клубов непрерывно переживает персональное обновление и отвечает требованиям каждого изменившегося момента. Такого рода Собрания производят жалкое впечатление уже тем, что стремятся благодаря своей непрерывной уступчивости добиться впечатления, будто они стоят во главе движения.
Вождям клубов (Камиль Демулен признал в посетителях клубов L’aristocratie du poumon') наоборот, нужно было полагаться лишь на свой лихорадочно бьющий темперамент, чтобы в каждое мгновение делать безошибочный выбор.
Порой им приходилось всеми способами подстегивать чувство страха; характер их действий, благодаря которым они подчинили своей власти секции Парижа летом 1792 г., был вполне естественным: они их просто запугали, как и все Собрание в целом, чтобы там не смог удержаться никто, кроме своих. [124]Со временем важная задача подготовки определенного умонастроения стала возлагаться и на террористов: любой ценой через устрашение способствовать построению власти.
В этом случае террор, в сущности, приравнялся к той форме господства, которое обрели над Собранием негативные силы из парижского населения.
Важнее всего было то, что именно эти круги Парижа смогли, сговорившись, объединиться для достижения в каждом отдельном случае одной линии поведения и однородного образа действий. Действительно, это было тем единственным, что они могли и должны были делать; только другие, наверное, не смогли бы прийти к единству и потому с самого начала были обречены на гибель.
Позицию, которую занимает якобинская историография по отношению к Людовику XVI, можно считать отвратительной; ведь король только хотел спастись, да и то не безоговорочно. Якобинские историки представляют собой только отголосок якобинцев того времени, которые видели свою цель в том, чтобы объявлять Людовика виновным и представляющим опасность, угрожать ему смертью147, а парочку роялистских забияк выдавать за chevaliers du poignard*. Он был принужден прочитать перед Собранием резолюцию об объявлении войны. 25 мая он был лишен своей Garde constitutionelle".
129.0