Собственно человеческое
Вопрос о том, когда и каким образом начинается генезис культурной позиции ребенка - это вопрос, которому были посвящены в XX веке многие сотни психологических исследований, но вопрос этот так и остался, no-существу, открытым.
А вопрос этот460
между тем принципиальный и роковой для понимания самого феномена человека.
Так, Л.С.Выготский, принимая в общем и целом доказательства Бюлера относительно того, что предметная активность ребенка 10-12 месяцев принципиально не отличается от предметной активности шимпанзе, пришел в свое время к выводу, что генезис культурной позиции ребенка начинается только в процессе овладения ребенком речью, и что именно под воздействием речи, а, значит, под воздействием социальной коммуникации впервые возникают специфически человеческие формы поведения.
"Употребление орудий ребенком напоминает орудийную деятельность обезьян только до тех пор, пока ребенок находится на доречевой стадии развития. Как только речь и применение символических знаков включаются в манипулирование, оно совершенно преобразуется, преодолевая прежние натуральные законы и впервые рождая собственно человеческие формы употребления орудий. С того момента, как ребенок с помощью речи начинает овладевать ситуацией, предварительно овладев собственным поведением, возникает радикально новая организация поведения, а также новые отношения со средой. Мы присутствуем здесь при рождении специфически человеческих форм поведения, которые, отрываясь от животных форм поведения, в дальнейшем создают интеллект и становятся затем основой для труда..." 6.
Таким образом, согласно Выготскому, "собственно человеческое" в ребенке начинается НЕ С НЕГО САМОГО, а с КУЛЬТУРЫ, которая существует до и не зависимо от ребенка, и которую этот ребенок осваивает. А это значит, что ребенок является принципиально вторичным по отношению к культуре.
Он присваивает эту культуру, но ни в коем случае не инициирует ее, и это кажется на первый взгляд весьма разумной позицией, коль скоро культура существует вне и независимо от существования отдельно взятого ребенка. Культурный мир ребенка на первых порах абсолютно зависит от того культурного мира, который ребенка окружает, и носителями которого являются взрослые. И даже первичный толчок к освоению культуры ребенок получает извне, от взрослого, представительствующего мир культуры.Разумеется, ребенок активен по отношению к культуре, но все же культурная инициатива в рамках позиции Выготского принадлежит не ему. На самом первом этапе он только присваивает, но не создает. И лишь по мере освоения культурных норм ребенок становится собственно человеком. А, значит, культура, и только культура является источником собственно человеческого в человеке. Поэтому начало собственно культурного развития ребенка, полагает Выготский, начинается с освоения ребенком речи, которая становится главным проводником между миром культуры и ребенком. "Речь стоит в самом начале (культурного - А.Л.) развития и становится его наиболее важным, решающим фактором" 7, а "путь от вещи к ребенку и от ребенка к вещи лежит через другого человека" '.
461
Однако предложенный выше анализ онтогенеза ребенка заставляет усомниться в справедливости такой позиции. Культура по своим истокам оказывается гораздо более субъективным образованием, нежели это представлялось в свое время Л.С.Выготскому, а маленький ребенок еще на доречевой стадии оказывается способен к акциям, которые можно было бы охарактеризовать как акции элементарного порождения культуры. И это те акции, которые коррелируют с доречевой, докоммуникационной стадией существования самой человеческой культуры - с мифосемантической меточной культурой олдувайского человека.
Между прочим, восходящая к Л.С.Выготскому позиция, согласно которой ребенок на ранних ступенях своего развития не способен к порождению культуры, а способен исключительно к ее присвоению, это позиция, которая ведет, в конечном счете, к мистификации самого феномена культуры, что особенно отчетливо видно при сравнении процессов, происходящих в филогенезе и онтогенезе.
Если в анализе онтогенеза ребенка теория присвоения культуры еще как-то работает, то в анализе филогенеза культуры ее несостоятельность очевидна: как можно присваивать то, что еще только должно возникнуть?Да, ребенок действительно рождается в мир культуры, которая существует до и не зависимо от него. И что же? Допустим, Выготский прав, и собственная биография ребенка начинается с того, что он только присваивает культуру, которая его окружает. Но ведь эта культура сама была когда-то впервые порождена. Когда-то, у самых истоков человеческой истории самые элементарные культурные акты совершались теми, кто сам не был возделан культурой. Это глобальный культурный парадокс, который никак нельзя решить в рамках теории интериоризации. Прежде чем культура может быть присвоена, она должна быть впервые сделана. И, следовательно, уже на уровне биологического существования должен быть обнаружен механизм этого удивительного "порождения культуры впервые", должен быть обнаружен некий ПРЕЦЕДЕНТ возникновения культуры из не-культуры, а, значит, прецедент возникновения культурного из... биологического - конечно, только в том случае, если мы остаемся на позициях последовательного дарвинизма и не прикрываемся ссылками на ничего не объясняющую "постепенность" этого процесса. Иначе говоря, для решения парадокса человеческой культуры мы должны обнаружить некий феномен пракультуры, который еще не является культурой как таковой, но уже является началом культуры.
Таким образом, теория интериоризации не решает самого главного вопроса: вопроса о возникновении культуры впервые. Но если такое "возникновение культуры впервые" имело место в филогенезе, не резонно ли предположить, что нечто аналогичное может иметь место и в онтогенетическом развитии ребенка, и что бытие ребенка в культуре начинается вовсе не с присвоения ребенком культурных норм, а с некоторых элементарных актов
462
"порождения культуры впервые", аналогичных тем, которые лежали в основании филогенеза культуры.
Между прочим, если бы "собственно человеческое" являлось исключительно следствием присвоения культуры и не существовало на доречевой ступени, то это означало бы, что культура как таковая имеет внечеловеческий источник и ее возникновение есть чудо. Если же, напротив, мы полагаем, что субъектом культуры - даже в наиболее примитивных ее формах - может являться только человек, мы оказываемся вынуждены выделить некую элементарную клеточку человеческого, которая не является результатом присвоения культуры, но которая возникает еще на биологическом уровне и является порождением культуры впервые.
Описанный парадокс имеет достаточно внятное разрешение, если принять ту гипотезу, что уже на доречевой стадии, когда ребенок еще не способен осваивать культурные образцы и, казалось бы, демонстрирует предметное поведение, не отличающее его от высших животных, это его предметное поведение уже обладает весьма существенной спецификой, принципиально отличающей его от предметного поведения животных. Ребенок 10-12 месяцев, еще не способный присваивать культуру, уже способен культуру порождать, и его предметная активность в этом возрасте носит, если можно так выразиться, культуропорождающий характер.
Согласно этой концепции, прежде чем ребенок вступает в присваивающий диалог с миром "большой" культуры, он совершает акцию "порождения культуры впервые" в процессе описанной выше татуировочно-меточной деятельности и формирования субъективно-личной мифосемантики. На этот-то субъективный стержень личной мифосемантики и нанизывается вся совокупность объективно-культурной информации. Любой ребенок, прежде чем научиться расшифровывать знаки взрослой культуры, создает свою собственную, субъективную знаковую реальность, и именно эта реальность становится основой для начинающегося после года процесса расшифровки тех значений, которыми обладают предметы в самой культуре.
А это значит, что истинное начало человеческого в человеке -не в тех объективных культурных образцах, которые ребенок начинает активно осваивать уже на этапе раннего детства, а в той мифосемантической субъективности, которую он создает задолго до того, как у него возникает сама потребность в освоении объективных культурных норм.
Подлинное начало человеческого в человеке - это создаваемая им личная мифология окружающего его пространства: абсолютно субъективная, абсолютно индивидуальная мифология, которую ребенок навязывает предметам окружающего его мира в процессе своей татуировочно-меточной деятельности.При этом создаваемая ребенком личная мифология того или иного предмета оказывается принципиально неустранимой и неуничтожимой в процессе последующего культурного освоения
463
этого предмета. И хотя на первый план постепенно выходит освоение объективных культурных норм и разгадывание объективных культурных шифров, все равно у ребенка сохраняется глубоко личное, глубоко индивидуальное восприятие любого предмета. Можно было бы сказать, что человек обречен на субъективность. И если культура в ее развитых формах - это всегда стремление к коммуницирующей объективности, т.е. стремление к взаимопониманию, опирающемуся на какие-то культурные универсалии, то в своих основаниях культура как раз абсолютно субъективна. И в этом противоречии заключена, между прочим, одна из наиболее глубоких пружин развития культуры.
Культура субъективна по определению, субъективна по своим исходным корням. В своем исходном бытии культура есть не что иное, как знаковый шифр, есть тайна, закрытая для любого чужого взгляда. Но эта исходная тайнопись культуры вступает в противоречие с потребностью в коммуникации, т.е. социальной потребностью. А это значит, что социальное оказывается... противоположно культурному, и из этого фундаментального противоречия рождается сама история культуры. Вся история культуры есть не что иное, как попытка коммуникации - более или менее развернутая попытка "культуры для себя" стать "культурой для других", попытка обнаружить и объективировать для других свои тайные, субъективные смыслы; и одновременно - попытка обнаружить и сделать своими смыслы другого человека. Да, культура обречена на субъективность, но она настолько же обречена на постоянное стремление преодоления этой своей субъективности, на постоянное стремление к самообъективации, равно как и на стремление проникнуть в тайнопись других культур. И в этом фундаментальном противоречии - ключ к пониманию тайны "собственно человеческого".
В филогенезе человеческой культуры это базовое культурное противоречие впервые заявило о себе на этапе перехода от хабилиса к питекантропу, в процессе формирования первичных обрядово-ритуальных структур и самого феномена культурной традиции. В истории детства это противоречие впервые заявляет о себе в процессе перехода ребенка от периода манипулятивно-меточной активности к периоду освоения социальных норм и культурных образцов, т.е. к периоду раннего детства.