Границы мозга

Известно, что в 50-60-е гг. XX в. среди антропологов была весьма популярна идея "мозгового рубикона" как некоей прин­ципиальной морфофизиологической границы, отделяющей род Homo от его животных предшественников.

342

мальном объеме головного мозга, наличие которого являлось бы необходимым (но, разумеется, не достаточным) признаком, оп­ределяющим возможность человеческого сознания. При этом ука­зывался объем мозга в 750-800 куб.см.

В последующие десятилетия идея такой границы была под­вергнута достаточно жесткой критике. И, в частности, эта крити­ка была связана с открытием феномена хабилиса - существа с объемом мозга, колеблющимся от 550 до 750 куб.см., но при том несущего всю полноту ответственности за создание древнейшей каменной индустрии.

Вместе с тем, как бы ни были справедливы критические заме­чания по поводу возможности проведения четкой демаркацион­ной линии между человеком и его предшественниками на основе сравнительных вычислений объемов мозга, нельзя не признать, что морфофизиологические параметры мозга являются одной из наиболее существенных характеристик представителей вида Homo sapiens и ключевым условием, обеспечивающим функционирова­ние феномена сознания и, в частности, гарантирующим способ­ность человека к целеполаганию и целенаправленной деятель­ности. И нельзя не признать, что человеческий мозг качественно отличается от мозга высших обезьян в том числе и по параметру объема.

Никто не спорит, что колебания нормы объема человеческого мозга чрезвычайно велики, и что на качество интеллекта не влияет, будет ли у человека мозг объемом в 1000 куб.см., или же в 2000 куб, см - хрестоматиен пример с мозгом Анатоля Франса, имев­шим объем чуть более 1000 куб.см. И, тем не менее, нельзя не признать, что существует некий нижний порог объема мозга, за которым формирование нормального человеческого интеллекта принципиально невозможно.

Подчеркиваю: речь идет исключительно о том, что определен­ный объем мозга (не ниже 800 куб.см.) является необходимым условием для функционирования человеческого интеллекта, но, разумеется, не достаточным. Сам по себе большой объем мозга ни о чем не говорит - достаточно указать на то, что мозг дебила или имбецила может быть вполне нормален с точки зрения объ­емных показателей, однако факт заключается в том, что этот мозг не способен обеспечить нормальное функционирование челове­ческого интеллекта. Поэтому методологически это есть лишь ука­зание на то, что существует феномен нижнего порога, и что ниже определенной границы своего объема мозг не сможет поддержи­вать нормальную работу человеческого интеллекта. В частности, хорошо известно, что все больные микроцефалией, т.е. те, чей мозг во взрослом состоянии не достигает объема 800 куб.см., де­монстрируют принципиальную неспособность к освоению интел­лектуальных операций, характеризующих сознание человека.

Речь, таким образом, идет не о некоей гипотетической грани­це, по достижении которой мозг обезьяны будто бы автоматичес-

343

ки превращается в человеческий - естественно, что такой роковой границы быть не может, и сама по себе величина мозга не опреде­ляет факта наличия человеческого интеллекта. Речь идет совсем о другом: о том, что существует некая нижняя граница объема мозга, за пределами которой невозможно существование челове­ческого интеллекта. И если, скажем, будет обнаружен австрало­питек с аномально большим объемом мозга в 900 куб.см., это ни в коем случае не будет означать наличие у него факта человечес­кого сознания. Но зато, если будет обнаружена взрослая особь ископаемого сапиенса с объемом мозга порядка 700 куб.см., это будет однозначно свидетельствовать о факте патологии и о том, что данная особь не обладала полноценным человеческим созна­нием.

Кстати говоря, те же самые пороговые значения работают и в процессе развития мозга ребенка.

Известно, что человеческий ребенок рождается с непропорци­онально огромной головой, если сравнивать его с детенышами высших приматов. Вместе с тем, объем мозга новорожденного младенца находится далеко за границами нижнего порога нор­мального человеческого мозга, составляя примерно четверть его окончательного объема. Если принять за средний показатель че­ловеческого мозга объем в 1400 куб.см., то приблизительный объем мозга новорожденного ребенка будет составлять порядка 350-400 куб. см., т.е. будет заведомо ниже тех значений, которые харак­теризуют объем мозга высших приматов. Однако уже к девятиме­сячному возрасту объем детского мозга достигает 50% от взросло­го объема, т.е. приблизительно 700 куб.см., что соответствует верхней границе мозга Homo habilis, а примерно к году он со­ставляет две трети своего окончательного объема, т.е. пересекает границу в 900-1000 куб.см. и уже соответствует параметрам вида Homo erectus. При этом, что особенно важно, рост объемных пара­метров мозга совершается за счет развития лобной, нижней те­менной, височно-теменно-затылочной областей и сопровождает­ся значительным усложнением дифференцировки различных формаций.

Разумеется, в чем-то эта параллель между развивающимся мозгом человеческого ребенка и развитием мозга в процессе ан­тропогенеза является поверхностной и случайной. Вместе с тем, известный смысл в аналогиях между онтогенетическим и филоге­нетическим развитием все же есть, и они вовсе не так наивны, как это принято порою считать.

В самом деле, случайно ли то обстоятельство, что именно к году развивающийся мозг ребенка достигает тех объемных пара­метров, которые принципиально соответствуют показателям вида Homo erectus? Заметим: столь мощное увеличение объема мозга происходит в преддверии наиболее интенсивных процессов соци­ализации, в преддверии того возраста, когда, собственно, только и начинаются процессы овладения ребенком образцами и стерео­типами окружающей его культуры. Преодолев нижнюю порого-

344

вую границу того объема, который характеризует вид Homo sapi­ens, мозг ребенка оказывается принципиально готов к развитию по пути все большего и большего усложнения своих функцио­нальных структур в процессе овладения культурными и социаль­ными образцами.

Разумеется, сам по себе процесс увеличения объема мозга ни о чем не говорит. Крайне важен гот факт, что одновременно с процессом увеличения объема детского мозга происходит его воз­делывание с помощью тех социально-культурных форм деятель­ности, которые осваивает ребенок в процессе манипулятивного и игрового взаимодействия с окружающим миром. "Привяжите ре­бенка, не дайте ему играть, - и вы не получите из него человека", - заметил Мамардашвили. В частности, это означает и то, что у ребенка, полностью лишенного в раннем возрасте возможности игрового диалога с культурой, не сформируется нормальный че­ловеческий мозг - не в смысле объема, а в смысле богатства и дифференцированности его функциональных структур, - и ребе­нок окажется дурачком. Во всяком случае, если вообразить та­кой чудовищный, садистский эксперимент, когда бы в течение первых трех лет жизни нормального ребенка держали в пустой темной комнате, без какого бы то ни было общения с миром взрос­лых, то было бы именно так. Впрочем, нечто похожее случается, как известно, в ситуации "маугли", когда ребенок, воспитывае­мый" в стае волков оказывается лишен возможности игрового освоения социально-культурных норм и образцов. При этом объ­ем мозга, конечно, вырастает до нормальных человеческих зна­чений, однако этот мозг оказывается не возделанным культурой, и это сделает невозможным его нормальное человеческое функ­ционирование в дальнейшем: никакие обучающие стратегии уже не могут его спасти.

Однако, с другой стороны, когда ребенок развивается в нор­мальной социально-культурной среде, естественный процесс уве­личения объема мозга в процессе младенчества и раннего детства безусловно выполняет роль порогового фактора, предопределяю­щего возможность или невозможность освоения ребенком теми или иными умственными операциями, характеризующими нор­мальную работу взрослого интеллекта.

345

подчеркивают исследователи, ''к семилетнему возрасту кора боль­ших полушарий, согласно морфологическим данным, становится в значительной степени зрелой. У семилетнего ребенка размеры поверхности большинства корковых зон составляют 80-90% соот­ветствующих поверхностей взрослого. Уровня взрослого челове­ка достигает у ребенка и развитие цитоархитектоники коры" '.

Вообще говоря, способность к простейшему орудийному ис­пользованию каких-то предметов в процессе решения тех или иных задач - это способность, которая возникает только в конце первого года жизни, когда ребенок впервые демонстрирует стрем­ление "совершать результативные действия, не только воздейст­вуя на предмет рукой непосредственно, но и опосредствованно, т.е. с помощью другого предмета" 10. Однако лишь в течение последующего года эта способность приобретает систематичес­кий характер, и потому можно с уверенностью утверждать, что второй год жизни ребенка - это уже возраст орудийной деятель­ности. Скажем, малыш в возрасте 15 месяцев уже способен ис­пользовать палку для того, чтобы попытаться достать игрушку из-под шкафа, а ребенок полутора лет пододвинет стул, чтобы выключить свет. Вместе с тем, ребенок этого возраста делает что-то исключительно потому, что это интересно здесь и теперь, но вовсе не потому, что это может привести к достижению какой-то отдаленной цели. Он не рассчитывает последствия тех или иных своих действий, а просто делает что-то - и смотрит, что у него получилось.

Иначе говоря, все, на что способен ребенок этого возраста -это на то, чтобы использовать какие-то знакомые ему предметы и знакомые ему способы действий в качестве средств решения той или иной жизненной задачи. К тому же происходит это исполь­зование исключительно посредством практического перебора ва­риантов. Скажем, если полуторагодовалому ребенку нужно до­стать закатившийся под шкаф мяч, а в его распоряжении нахо­дится несколько палок разной длины и толщины, причем только одна из них является подходящей и по длине, и по толщине, ребенок не сможет определить нужную палку, так сказать, мыс­ленным образом: ему необходимо попробовать каждую из имею­щихся в его распоряжении палок, причем в достаточно произ­вольном порядке. Точно так же он не может заранее сказать, какой образец действия может ему помочь в той или иной нестан-

346

дартной ситуации, и он перебирает разные образцы действий, усвоенные им в процессе обрядово-ритуального взаимодействия с миром взрослой культуры.

Однако даже в этом возрасте ребенок все еще не способен создавать, не способен изобретать авторские средства решения тех или иных задач. Так, ни одному двухлетке не придет в голо­ву сделать, изобрести какое-то свое собственное вспомогательное орудие для достижения той или иной цели. И это понятно: изо­бретение, создание средств решения той или иной задачи ВПЕРВЫЕ требует способности к долговременному мысленному моделированию, когда некое отсутствующее средство приходится воображать "на кончике" возникшего затруднения, когда средст­во требуется впервые создать, изобрести "под потребность".

Правда, уже к концу второго года, как показал Пиаже, "дети переходят от решения задач по методу проб и ошибок к особому внутреннему экспериментированию с объектом, исследованию средств и способов решения задач" ". Однако чрезвычайно важно, что и в два, и в три, и в четыре года ребенок осуществляет свой мысленный эксперимент только с теми предметами, которые есть у него в наличии, и принципиально не обеспокоен поиском или изобретением средств решения трудной задачи за пределами того инструментария, который ему дан. Он демонстрирует способность использовать те или иные предметы в орудийной функции, но пока совершенно не способен какие бы то ни было орудия приду­мывать, создавать, изобретать.

Не странно ли в этой связи предполагать, что Homo habilis, чей мозг не превышает по своему объему мозг десятимесячного ребенка, уже способен заниматься... изобретением и изготовле­нием орудий труда, т.е. сознательной обработкой каменных галек под те или иные практические задачи? Элементарная логика за­ставляет предположить, что Homo habilis, обладающий мозгом в 550-750 куб. см. никак не годится на роль создателя орудийной индустрии, никак не годится на роль существа, способного к изо­бретению и целенаправленному производству орудий труда. Если исходить из предположения, что существует (при всех возмож­ных оговорках по этому поводу) определенная корреляция меж­ду развитием мозга ребенка в онтогенезе и филогенетическим формированием феномена человеческого мозга в процессе антро­погенеза, мозг хабилиса - это мозг, который может обеспечить разве что предречевую манипулятивную активность, может обес­печить лишь самые начальные стадии работы со знаковым про­странством культуры и элементарное знаковое кодирование, но никак не сознательное целеполагание и не изобретение орудий труда "под задачу". Мозг, который способен обеспечить созна­тельное целеполагание, - это во всяком случае мозг, перешедший границу "мозгового рубикона", и претерпевший значительное функциональное усложнение на новой морфофизиологической основе и под воздействием процессов интенсивной культурной обработки.

347

А чтобы возник столь высокоорганизованный мозг в процессе антропогенеза, заведомо необходим некий разбег. Необходим осо­бый - назовем его игровым, знаковым или обрядово-ритуальным - период культуры, в течение которого УЖЕ существует камен­ная индустрия, но эта индустрия ЕЩЕ не является целенаправлен­ным производством орудий труда, а является чем-то принципи­ально иным. Абсолютно необходим ДООРУДИЙНЫЙ период культуры, доорудийный период каменного производства, в тече­ние которого естественный отбор, совершающийся под воздейст­вием "индустриального фактора", мог бы привести к возникнове­нию существ с качественно новой по сравнению с хабилисом морфофизиологией мозга, способной обеспечить феномен целесооб­разного производства.

Представление же о том, что искусственно обработанные камни с самого начала обрабатывались с целью их последующего исполь­зования в качестве орудий, не оставляет пространства и времени для такого разбега. При таком подходе получается, что сложней­шая в интеллектуальном отношении деятельность по целенаправ­ленному изготовлению орудий труда возникает как Минерва из головы Юпитера, и никакие ссылки на "постепенность" этого про­цесса не помогают, коль скоро утверждается, что те каменные пред­меты, которые два с половиной миллиона лет назад обрабатывал Homo habilis, с самого начала имели орудийное предназначение.

В том-то и состоит суть дела, что, прежде чем целенаправлен­ное орудийное производство и орудийная деятельность станут возможны, требуется, чтобы под воздействием неких первичных культурных факторов (каких - об этом разговор впереди), имею­щих принципиально неорудийную, принципиально неутилитар­ную природу, сформировался совершенно новый антропологи­ческий тип, главной особенностью стало было бы такое увеличе­ние объема головного мозга, которое сделало бы возможным не­обходимое функциональное усложнение структур последнего.

Этот морфофизиологический скачок, эта церебральная рево­люция происходит в течение, как минимум, миллиона лет. Именно столько длится эпоха господства хабилиса. Именно столько су­ществует доорудийный период каменной индустрии. Именно столько времени потребовалось для того, чтобы созданная хаби­лисом галечная культура смогла выступить в качестве достаточ­но мощного фактора естественного отбора и привела к появле­нию существ, чей мозг почти двукратно превышал средние объ­емы мозга хабилиса и перекрывал нижнюю границу человечес­кой нормы - представителей вида Homo erectus, питекантропов, чьи морфофизиологические показатели однозначно свидетельст­вуют о том, что перед нами - люди.

Но чем же, в таком случае, являлась галечная индустрия, со­зданная хабилисом, и существовавшая в течение предшествую­щего миллиона лет? ЧТО производила эта индустрия, если про­изводство орудий следует признать превышающим интеллекту­альные возможности "хабилиса"?

348

Понятно, что ответ на этот вопрос крайне не прост, и, прежде чем предложить возможный вариант такого ответа, обращу внимание на некоторые подводные камни, которые, судя по все­му, мешают сторонникам орудийной парадигмы увидеть ее логи­ческую противоречивость.